Иоганн Кеплер. Его жизнь и научная деятельность - Е. Предтеченский

Всю жизнь свою Кеплер прожил в большой бедности и часто переносил крайние лишения, и, тем не менее, он никогда не роптал на судьбу, не жаловался на непризнание его заслуг, на несправедливость к нему современников; без всякого ропота и сетования он спускался с заоблачных высот своего умозрения и принимался за всякий честный труд, за всякое дело, чтобы добыть средств для пропитания своей семьи. Несмотря на это, он чувствовал себя довольным и счастливым, и, чтобы ободрить своих близких, нередко говаривал, что не променял бы своей судьбы и на целое Саксонское княжество. Многие из его сочинений, а равно его альманахи и масса гороскопов, вычисленных по всем правилам искусства, вызваны были необходимостью как-нибудь жить. Кеплер принужден был работать по заказам книгопродавцев, требовавших у него чуть не ежедневно чего-нибудь нового и занимательного. «Много ли найдется мудрецов, – говорит Араго, – способных вынести такую пытку?» Но, несмотря на эти каторжные условия его литературного труда, слабые стороны его сочинений с избытком выкупаются великими и блестящими мыслями, рассеянными в них всюду, и чтение их даже теперь несравненно плодотворнее, чем чтение множества из современных писаний, доставивших своим авторам огромные состояния. Необеспеченность жизни огорчала Кеплера только тем, что заставляла его прерывать свои научные работы в самую горячую пору; но и это кончалось какою-нибудь шуткой, которою Кеплер и делился обыкновенно со своими читателями, причем был настолько деликатен, что считал нужным извиняться в этом. «Если Колумбу, Магеллану и португальцам мы извиняем, когда они рассказывают подробности своих странствий и блужданий, – говорит он, – если мы даже не желаем, чтобы такие места их рассказов были опускаемы, потому что мы много потеряли, если бы их не было, то пусть не порицают и меня за то, что я делаю то же самое».

Ради удовлетворения своего честолюбия Кеплер никогда не становился рабом сильных. Мы видели, что он не шел даже к Тихо, несмотря на то, что совместная работа со знаменитым астрономом могла льстить его самолюбию, так как в это время он был еще молодым человеком, не имевшим известности; он предпочитал оставаться независимым, пока это было возможно. Приглашение Венецианской республики или английского короля было, конечно, очень лестно для честолюбия всякого ученого, и редкий из них, особенно в положении Кеплера, устоял бы против искушения воспользоваться таким предложением. Кеплер в это время не имел места, бросил учительство в Линце, его публично честили прозвищем сына колдуньи, он, может быть, был без гроша в кармане, так как постоянные разъезды и хлопоты по делу матери не только требовали больших расходов, но и не давали возможности работать; его дети, вероятно, нередко нуждались в куске хлеба; и все-таки, получив приглашение, он не изъявляет той угодливости и податливости, какую на его месте изъявили бы, наверное, 99 из 100 заурядных академических ученых, находящихся в гораздо лучшем положении, чем он. Он даже пользуется этим случаем, чтобы прочитать заслуженный урок правительству Венецианской республики по поводу его бессовестного поступка с Джордано Бруно, которого хотя и не особенно любили в монархических государствах Европы, но, тем не менее, отвратительная тюрьма и выдача инквизиции ожидали его именно в хвалящейся своей свободой Венецианской республике. Кеплер с гордостью заявляет, что он привык всегда говорить правду, на сделки с совестью не согласен, а взойти на костер не желает.

Если мы припомним, как редко неблаговидные поступки разных учреждений, например, с одним из своих членов, удерживают других от готовности тотчас же занять место оскорбленного или изгнанного собрата; если вспомним пословицу «было бы болото, а черти найдутся», приводимую обыкновенно в подобных случаях, то поймем, что поведение Кеплера заслуживает удивления потомства и отмечено печатью истинного благородства и геройства. Когда в Италии, после осуждения книги Коперника, подверглась запрещению и Кеплерова «Сокращенная астрономия», то огорченный автор ее писал по этому поводу: «Ужели осуждение моей книги в Италии есть косвенное приглашение австрийского правительства запретить мне преподавание астрономии по началам, с которыми я состарился и в которых до сих пор не встречал ни одного противоречия? Я скорее оставлю Австрию, чем соглашусь на ограничение моих убеждений».

Если мы обратим внимание на то, как поступил Кеплер, бросив место в Линце, то, конечно, не усомнимся, что он привел бы в исполнение вышеприведенные свои слова. Вообще, Кеплер, хотя он и говорил, что «ничего не имеющий – раб всех и каждого», однако он сумел отстоять свою свободу и независимость, ни разу не унизил своего достоинства, не выпрашивал ни у кого подачки, не шел ни на какое дело или занятие, чуждое ему как свободному человеку, ученому и литератору. Всю жизнь свою он кормился только тем, что доставляла ему его профессия, что давала ему наука и литература; на это он содержал свою семью, воспитал своих детей и дал им образование. И никакую работу в этом роде он не считал для себя унизительною – было ли это издание календарей, альманахов, составление гороскопов, учительство в Линце, черчение карт и планов и тому подобное; но он, наверное, не пошел бы искать местечка в банкирской конторе и не согласился бы украшать своей особой или именем какое-нибудь правление, от чего не отказываются иные ученые наших дней, позоря тем свое звание.

Насколько честен был Кеплер в своих мнениях как ученый, мы уже видели. Он без всякого сожаления отказывался от самых любимых своих мнений и убеждений, как скоро находил, что они неверны. Насколько легко быть до такой степени беспристрастным в этом отношении, мы можем судить по тому, какие усилия часто делают люди, чтобы отстоять свои мнения во что бы то ни стало, не останавливаясь ради этого ни перед какими средствами.

Будучи столь честным и искренним, он всегда был и весьма скромен, и ради возвышения себя не умалял заслуг своих современников, не только великих, но и малых. О Тихо он выражался, как мы видели, что такого наблюдателя «даровала нам особая милость Божия», и горячо защищал Тихо от несправедливых нападок на него еще при его жизни. Наследники великого астронома роптали на то, что издание Рудольфовых таблиц шло медленно и даже жаловались на это императору Рудольфу, но винить в этом Кеплера было нельзя. В наших обсерваториях, снабженных большим персоналом вычислителей, подобные работы до сих пор требуют десятков лет; а Кеплер работал над таблицами почти один, не получая жалованья, причем в большей части работы он не пользовался еще и логарифмами, неизвестными тогда. Мы видели, что, работая над этим, он написал и издал несколько капитальных своих сочинений и знаменитый трактат о движении Марса. Несмотря на это, а также и на то, что работать приходилось нередко впроголодь, несмотря на неприятности и несчастья семейные, Кеплер исполнил эту работу превосходно.