Операция «Остров Крым» - Ольга Чигиринская

Командир 1-го горно-егерского батальона капитан Карташов хотел послать на Никитский перевал отряд и уже отдал приказ, когда связист позвал его к командно-штабной машине.

– Jasper-4? – Голос в наушнике безошибочно назвал позывной. – Max?

– Here, – сдержанно отозвался Карташов, с удивлением отметив, что голос чем-то знаком.

– Ты послал людей к Гурзуфскому Седлу? – По-английски неизвестный говорил бегло, но с неистребимым русским акцентом.

– Кто вы?

– Макс, E – это функция от D или от t?

– Арт? – радостно удивился Карташов. Где-то поблизости, в пределах досягаемости армейской рации, находился старый товарищ по Карасу-Базару, Верещагин. Надо думать, не один, а со своей ротой.

– Да. Ты послал людей к перевалу? Если послал – отзови немедленно: Гурзуфское Седло контролирует рота советских десантников. Их разведчик связался с батальоном, который готовится прорываться через перевал, вы между ними как котлета в сэндвиче.

– Мы их возьмем, – сказал Карташов.

– Нет! Не надо. Потеряешь людей зря. Есть план получше. Они хотят двинуть на север через заповедник. Посылай людей с минометами в обход, к Изобильному – мы взорвем мост через Альму, а вы их раздавите. Так мы сможем обойтись вообще без потерь.

– Где вы? Сколько вас?

– Мало! Не рассчитывай на меня: я взорву мост и буду сообщать тебе об их перемещениях, но мне некого послать на помощь. Все, не могу говорить – связь через полчаса.

Карташов положил наушник. На миг мелькнуло подозрение – а не ловушка ли это? Но будь это ловушка, кто бы дал Верещагину говорить под дулом по-английски?

– Дай мне Кишмеева, – сказал он радисту.

– Яшма-4 вызывает Яшму-12, – забубнил радист в микрофон. – Яшма-4 вызывает Яшму-12…

Лебедь наскочил было на Глеба с матюками, но скоро понял, что поступает как сволочь: все-таки Асмоловский шел не куда-нибудь, а к нему на выручку, и не его вина, что разведчики с обеих сторон напутали, приняли своих за врагов, и части схлобыстнулись в темноте.

Добравшись до телевышки, он закурил сигару и нашел в себе силы извиниться. Глеб изложил ему план Верещагина и показал карту. Сам Верещагин стоял рядом и помалкивал этаким паинькой в присутствии старших по званию.

Майору план понравился, но оставался один вопрос: кому прикрывать отход?

– Моя рота свежая, так что оставаться нам, – сказал Глеб.

– Здесь не нужна рота, – вступил наконец Верещагин. – Достаточно взвода. Оставьте Палишко и отступайте.

– Почему это ты вдруг распоряжаешься, кого из офицеров мне оставить? – разозлился Глеб.

– Я не распоряжаюсь, а предлагаю. Наблюдая за вами, я рассудил, что Палишко – второй по компетентности в роте. Остальные слишком молоды…

– Не заливай, – майор перегнал сигару из одного угла рта в другой. – Ты рассудил, что Палишко сволочь, и его не жалко. Вот только ты не рассудил, что он трус, и никто из нас не доверит ему прикрывать спину.

– Нет, это я тоже рассудил. Я напугаю его сильней, чем белые.

– Я останусь, – сказал Глеб. – Со мной только добровольцы.

Во взгляде майора он прочел облегчение. Ну в самом деле, не на Палишко же оставлять отход, и не на мальчишек Говорова и Васюка.

– Глеб… – начал было Верещагин.

– Заткнись. У тебя есть шикарный план в случае чего просто спуститься вниз и раствориться в толпе, так? Ну а мы в случае чего просто разобьемся поотделенно и уйдем вот этими тропками через заповедник.

– Хорошо, – согласился разведчик. – И последнее. Раненые. Я рекомендовал бы оставить их здесь. Имею в виду тяжелых.

Немая сцена.

– Я понимаю, как это звучит. Но так лучше. Белые держатся цивилизованных методов войны. Сейчас раненые связывают руки вам. Когда белые возьмут их в плен, руки будут связаны уже у них. Медпомощь, эвакуация, охрана – на все это потребуются люди, тем меньше отправится в погоню за вами.

– Все это, конечно, очень бла-ародно, – огрызнулся Глеб, – но самых тяжелых мы уже отправили с комендантской ротой в Симферополь.

– Жаль, – все тем же машинным голосом сказал старлей. – Когда я говорил, что там скверная дорога, я имел в виду – даже по нашим меркам скверная. Тяжелые могут не выдержать.

– Значит, судьба такая, – отрубил майор. И прищурился, вспоминая.

– Я тут одного беляка взял. Не хочешь пообщаться?

Джемаль Ахмет-Гирей не думал, что его оставят в живых. Красные, кажется, ошиблись на его счет, когда он без нажима рассказал, что происходит в Ялте. Они решили, что он струсил – а он всего лишь хотел, чтобы они поняли, как безнадежно их положение.

Потом его связанного бросили на пол штабной машины, и пошли мучительные часы выползания батальона из Ялты. Если Гирей мешал передвигаться внутри машины или о нем вспоминали, его просто пинали ногами, но особо жестокого обращения не было – только духота, боль в связанных руках и страх погибнуть от чужой или своей пули.

Когда его выволокли наконец из машины на предутренний холод, Гирей попытался выпрямить спину и держаться как подобает потомку чингизидов.

В кабинете, куда его привели, оказалось трое советских: давешний майор, новый капитан и старший лейтенант в прыжковом костюме без знаков различия. Гирей поневоле облизнул сухие губы. Отсутствие знаков различия не обещало ничего хорошего. Но гордость и кровь чингизидов брали свое: он назвал свое имя, номер и звание, после чего всем видом дал понять, что на другие вопросы отвечать не будет.

Старший лейтенант достал нож, зашел Гирею за спину и перерезал путы.

– Кофе хочешь? – спросил он, вкладывая нож в ножны. Гирей опять промолчал, на этот раз потрясенно.

– Я все равно налью. Разминай руки.

Он нацедил из кофеварки четыре стаканчика – себе и двум другим офицерам, четвертый пододвинул к Гирею. Показал глазами на стул. Гирей сел. Взять кофе сил не было – руки налились болью. Джемаль не смог удержать стон.

– Все нормально, это пройдет, – разведчик поднес к губам пленного стакан. – Пей. Осторожно, горячий.

Отказаться тоже не было сил: слишком мучила жажда.

– Джемаль Ахмет-Гирей, третий сын Рефата Ахмет-Гирея, подпоручик резерва, – старший лейтенант говорил, будто досье читал. Откуда он знает? Ах да, он же шпион. – Так ты, значит, решил захватить генерала Драчева?

Джемаль не отвечал, продолжал разминать руки.

– Шамиль! – крикнул старший лейтенант. Показался еще один, в чине рядового. Ненамного старше Гирея и тоже явный татарин.

– Своди пленного в сортир, – велел офицер. – А потом запри в генераторной.

– Что ты с ним сделаешь? – спросил Глеб.

– Глупый вопрос. Он видел меня в лицо, а это несколько расходится с планом затеряться в толпе.

Глеб похолодел.

– Ты… даже ни о чем его не спросил.

– О чем мне его спрашивать? Он резервист-подпоручик, который не вовремя захотел отличиться. Заложник из него получился бы неплохой, Гиреи – влиятельный род и держатся за своих. Но это на случай, если дела пойдут совсем плохо. Если они пойдут просто плохо… Ну что ж, еще один резервист отдал жизнь за страну.

– Ну ты и сука, – вырвалось у Глеба.

– Ты представления не имеешь, какая сука. Глеб, все это время ты, кажется, испытывал на мой счет странную симпатию, основанную, видимо, на том, что я осадил Палишко, и на общем культурном бэкграунде. А ведь я сказал тебе все предельно честно: моя работа – втираться в доверие и предавать. Сегодня утром я расстался с женщиной – здешней, военной. Паскудно расстался, но это и к лучшему. Пусть она запомнит меня мудаком. Я спал с ней, клялся в любви и губил ее страну. Если ради моей миссии нужно будет предать тебя – я минуту на размышление не возьму. Надеюсь, там, в засаде, тебя не одолеют сантименты.

– Не сомневайся.

Через десять минут колонна БМД покинула Роман-Кош и двинулась на север.

Белобрысый Кашук все ковырялся в аппаратной – наверное, разносил там все напоследок. Потом он задраил двери на кодовый замок.

Своего транспорта у фронтовой разведки не было – на гору их забрасывали вертолетом. К дороге спустились на броне БМД и принялись устраивать укрепрайончик. В распоряжении Глеба было четыре БМД, из них две подбитые, но годные к стрельбе, и взвод добровольцев – остальные укатили по направлению к Чучели.

Удерживать белых нужно было не меньше часа. Верещагин, Кашук, Томилин и Миша по прозвищу Кикс заняли с пулеметом позицию над дорогой. Оттуда же простреливалась гравийная однорядка – та самая, куда Верещагин послал ребят устраивать обвал.

На первый взгляд, позиция была хреновой – за мостом через пропасть, за эстакадой, все как на ладони. Но Верещагин объяснил одну простую вещь, а Глеб ему сразу поверил, потому что о том же говорил майор: белые не будут переть напролом по шоссе, на машинах, – приборы ночного видения дают им несомненное преимущество, так что, скорее всего, они постараются редкой цепью просочиться к десантникам в тыл и ударить сзади, а значит, позицию надо занимать такую, чтобы в тыл зайти было никак нельзя.