Плотский грех - Колин Маккалоу

Янтарные глаза Кармайна внимательно смотрели в ее чудесное лицо с крупным носом и широким подбородком, в глубине его глаз поблескивало веселье.

– Что за маленькая пташка напевает тебе эти песни, жена?

– Пташка-безымянка, муженек.

– Я люблю тебя, всегда буду любить, и я еду домой.

Сейчас он в изумлении изучал рисунки Хэнка Джонса. После столь долгого периода анонимности Доу наконец обрели имена и индивидуальности.

Эйбу еще предстояла работа с Ра Танаисом и Руфусом Ингэмом, но он уже наметил план действий. Холостяк Тони Черутти отправится опрашивать родителей и школьных друзей убитых юношей, чтобы пролить свет на историю, предшествовавшую их появлению у Ра Танаиса, названного в честь двух рек в старинном атласе – вы только подумайте! Лиам поговорит с бухгалтером Николасом Греко, разберется с бюрократическими данными.

Однако больше всего заинтриговало Кармайна дело доктора Нелл Карантонио, чье тело так и не нашли. Первое, что ему показалось удивительным, был ее медицинский диплом – редкая вещь для женщины в 1921 году, году, когда она окончила медицинский факультет университета Чабба. Неужто этот Чабб в 1921 году выпустил женщину-врача? В социально-психологическом климате, кипящем предубеждениями против женщин в любой профессии, доктор Нелл, похоже, оказалась неуязвима. Ее студенческие годы, вероятно, были наполнены всевозможными жестокостями и унизительными розыгрышами, но никаких записей о них не сохранилось, и она окончила университет в числе пяти лучших выпускников своего потока, чего раньше просто не случалось. Женские письменные и экзаменационные работы получали заниженные оценки, профессионально-производственная практика женщин подвергалась саботажу; преподавали у них самые худшие и беспощадные мракобесы. Но нет, доктор Нелл окончила факультет с высокими баллами. И в результате этого ей была предоставлена интернатура в Холломанской больнице в нескольких медицинских областях на выбор. Ее окончательный выбор анестезиологии, похоже, стал ее личным желанием, поскольку ей также предлагались резидентуры[36] в терапии и педиатрии. Став анестезиологом, она пользовалась уважением и никогда не испытывала недостатка в хирургах, желавших, чтобы именно она подавала их больным анестезирующий газ. Все двадцать семь лет своей жизни она следовала по намеченному пути – и с успехом. Затем – пшик! Она растворяется в воздухе.

Семья не знала проблем с финансами на протяжении трех поколений, источником дохода были маленькие механизмы, выполнявшие бытовую работу. Бытовые приборы, позволявшие экономить время и деньги, дали возможность Антонио Карантонио Первому построить небольшую империю, строительство которой продолжили его сын, а затем – и внук. Антонио Карантонио Третий имел только одного ребенка – Элинор, которую называли Нелл, и за неимением наследника распродал акции своей компании. Если Нелл хотела быть врачом, он против этого не возражал. Он дал ей свое благословение и два миллиона долларов, надежно помещенных в высокодоходные акции. Даже Великая Депрессия, продолжавшаяся, пока суды выжидали, когда Нелл объявится среди мертвых, не повлияла на размер состояния. Затем Фенелла Карантонио умело превратила два миллиона в десять, одновременно сохранив свой особняк и тайну отцовства своего единственного ребенка, Руфуса Ингэма, известного также как Антонио Карантонио Четвертый, – гомосексуального бизнес-партнера и персонального любовника Ра Танаиса.

– «Да, видно, тот, кто начал лгать, не обойдется ложью малой»[37], – пробормотал Кармайн. – Хотелось бы мне знать, кому что достанется, когда Руфуса не станет? Ра тоже не из тех, от кого можно ожидать потомства.

Тело доктора Нелл могло находиться где угодно, и отец Руфуса все еще мог быть жив. Кармайн взял в руки портрет Не Известного и внимательно его рассмотрел. Фоном портрету служил пейзаж, напоминающий Лувен[38] после того, как по нему прокатилась кайзеровская военная машина: все в дыму, разрушенные средневековые стены с нишами, в которых когда-то помещались статуи, изорванное огнем небо… Имело ли это какое-то значение, или попросту был изображен первый круг Ада? А глаза – Кармайн потянулся за лупой, поднес портрет под луч лампы. Нет, глаза не были черными. Зрачки были сильно расширены, но вокруг них он смог разглядеть кольцо темно-синего цвета. Синего! Синего, а не коричневого! Придется отдать картину художнику на промывку – кто знает, что еще за секреты она таит?

Сколько лет могло бы быть сейчас Не Известному? Руфусу в ноябре исполняется сорок, такого же возраста и Ра, а что за тип мужчины привлек бы Фенеллу в те дни, когда она находилась в подвешенном состоянии, ожидая, когда доктора Нелл объявят мертвой? Скажем, в 1930 году ей было двадцать два года, значит, это был человек не из ее собственной возрастной группы, а кто-то по крайней мере лет на десять старше. Пусть Не Известному в 1930 году было сорок, значит, сейчас ему в районе восьмидесяти. Тогда его, вероятно, уже нет в живых. Кармайн хотел выяснить все. Идеальный проект для него самого, такой, который можно было осуществлять в тандеме с делом Эйба, не отбирая его лавров. Такие щепетильные мысли занимали только Кармайна, ибо, как он знал, его детективы не отличались ни ревностью, ни склонностью защищать свои права, следовательно, именно ему надлежало защитить их профессиональное благополучие.

Обедать в «Мальволио» ходили всегда, когда между членами одного и того же подразделения полиции происходил мелкий торг. Не столько из-за того, что стены имели уши, сколько из-за того, что разговоры в офисе могли быть прерваны, могли быть подслушаны вырванные из контекста фразы, там звонили телефоны, люди отвлекались на выполнение более срочных текущих дел. Тогда как еда и ее совместное вкушение были священны; только самые серьезные чрезвычайные обстоятельства могли этому помешать.

Кармайн сбросил с колен двадцать два фунта кошачьего веса, поставил на это место телефон и набрал номер Эйба.

– Как насчет завтрака в «Мальволио» в восемь? – спросил он.

– Бетти тебя поблагодарит. Мальчишки канючили по поводу блинчиков, а я их ненавижу. Ты только что безмерно осчастливил Голдбергов.

Среда, 13 августа 1969 года

В восемь утра в кафе «Мальволио» было полно народу – полицейская клиентура отчаянно нуждалась в том, чего она в большинстве случаев не могла получить дома: плотный завтрак из яичницы с твердым беконом, горячих пирожков с сиропом или, по желанию, мясного рулета с картофельным пюре. Для работавших в ночную смену это был не завтрак, а ужин. Антураж в виде белого с синим веджвудского фарфора хорошо сочетался с полицейским темно-синим цветом и особенно с вместительными мягкими сиденьями, обитыми темно-синей кожей, которые за пятьдесят лет соприкосновений с обтянутыми саржей задами натерлись до блеска. Владелец заведения Луиджи содрогался при мысли, что когда-нибудь итальянская кожа, заведенная еще его дедушкой, в конце концов испустит дух, но пока что этого не случалось. Его дед покупал самую лучшую.

Эйб уже ждал за столиком на двоих, втиснутым между торцевой стенкой и теми четырьмя вращающимися барными стульями, которые выходили в проход для официанток, между барной стойкой и столиками. Отгороженный столик был чрезвычайно уединенным, поскольку обычно те самые четыре стула были непопулярны из-за снующих официанток; сегодня же они были заняты работниками из «Натмег-Иншуренс-билдинг».

– Хорошее местечко, – сказал Кармайн, протискиваясь за столик и усаживаясь напротив Эйба. – Что новенького, Мерл? – спросил он пожилую официантку, уже наполняющую его кружку кофе.

– Скучать некогда, – широко улыбнулась она.

Заказав зажаренную с двух сторон яичницу-глазунью с большим количеством бекона и картофельные оладьи, мужчины попивали свой кофе, не желая вести серьезные разговоры до того, как поедят. Еда прибыла быстро; они быстро поели.

– Я знаю, Эйб, мы разговаривали вчера, но сегодня мне нужно сказать тебе еще кое-что, – начал Кармайн, с удовольствием замечая, что Эйб придерживается своего решения бросить курить; даже восхитительный аромат сигарет со стороны «Натмег-Иншуренс-билдинг», распространяющийся прямо у него под носом, не вызывал у него нестерпимой боли, а лишь умеренное страдание. – Ты предполагаешь, что Делия может тебе понадобиться?

– Нет, наша троица сама справится, хотя было бы неплохо, если бы ты как можно скорее подписал командировку Тони.

– Считай, что уже сделано. Но сейчас я хочу поговорить о нашем старейшем незакрытом деле – деле доктора Элинор Карантонио.

Спокойные серые глаза расширились.

– Доктора Нелл?

– Да, доктора Нелл. Я знаю, это слегка пересекается с твоим делом, но, насколько я могу видеть, не в такой степени, чтобы послужить помехой, если бы я стал расследовать его отдельно.