Георгий Жуков: Последний довод короля - Алексей Исаев

Понятно, что возможность укомплектования 30 (или даже 29) механизированных корпусов матчастью была призрачной. Жуков просил максимум, в расчете получить достаточное количество боеспособных механизированных «пожарных команд», хотя бы десятка полтора-два. Кроме того, некоторая избыточность требований по числу мехкорпусов есть производная планов их использования в обороне с перспективой утраты потенциально восстановимой матчасти вследствие потери территории. Повторюсь, это лишь версия, плод размышлений над вопросом: «Зачем именно тридцать, даже если наступаем?» Предположение «потому что Жуков дурак» из рассматриваемых вариантов выбрасывалось с самого начала. Если выдвинутое мной предположение правда, то остается только снять шляпу перед жуковским гением.

Предвижу возражение в духе ленинской крылатой фразы «Лучше меньше, да лучше»: формирование меньшего числа мехсоединений могло улучшить их комплектность и несколько повысить боевые возможности. Во-первых, практика применения укомплектованных почти по штатам мехкорпусов или даже дивизий этих корпусов не показала резкого возрастания их боевой эффективности. В силу несовершенства организационной структуры танковых войск Красной армии их эффективность была умеренной даже в случае отсутствия больших проблем с наполнением штата. Во-вторых, на войне не все так однозначно. Можно геройски и относительно успешно сражаться в комплектном соединении, а потом так же геройски погибнуть в «котле» из-за того, что в другом месте не оказалось ни комплектного, ни слабоукомплектованного соединения нужного класса. Нужен баланс между количеством и качеством [154] с неизбежным проседанием среднего уровня. Как ни странно, именно второразрядные «жуковские» танковые дивизии формирования весны 1941 г. сыграли весомую роль в дубненских боях: захватившая «панцерштрассе» XXXXVIII корпуса немцев 34-я танковая дивизия и результативно контратаковавшая 25 июня 43-я танковая дивизия. Комплектные соединения первой волны формирования мехкорпусов к тому моменту были скованы немцами. Хорошо укомплектованные дивизии 4-го механизированного корпуса, например, были растрачены на подпирание фронта 6-й армии к северо-западу и западу от Львова.

В. Суворов насмехается над диалогом Жукова и Анфилова о коротком сроке пребывания Георгия Константиновича на посту начальника Генерального штаба. Ирония на самом деле неуместна. Если бы Жуков вступил в должность летом 1940 г, то унификация танковых войск могла быть начата раньше и свежесформированные мехкорпуса могли достичь большей степени готовности [155] к июню 1941 г. Для реализации долгосрочных программ у Жукова действительно было не так много времени.

В свете этих размышлений следует признать, что со смещением Г. К. Жукова 30 июля 1941 г. его концепция механизированных «пожарных команд» не была поддержана его преемником на посту начальника Генерального штаба, что негативным образом сказалось на ведении боевых действий Красной армией. Советское командование решило начать с азов и занялось формированием «готовых боевых групп» в лице танковых бригад. Они годились только для непосредственной поддержки пехоты, и их возможности в роли подвижных средств для парирования возникающих кризисов были более чем ограниченными, если не сказать почти нулевыми. Жуковские эксперименты с утрясанием на лету штата танковой дивизии, на мой взгляд, были более перспективными. Танковая дивизия штата июля 1941 г. с мотострелковым и артиллерийским полками могла использоваться как самостоятельное соединение, танковая бригада августа 1941 г. с одним батальоном пехоты такой возможности была практически лишена.

Танковые бригады могли использоваться самостоятельно лишь против передовых отрядов противника. В более серьезной схватке бригады уже нуждались в поддержке стрелковых соединений и тем самым теряли маневренные качества танковых войск. Например, под Мценском в октябре 1941 г. вместо 4-й танковой бригады М. Е. Катукова и 11-й танковой бригады П. М. Армана еще эффективнее могла действовать танковая дивизия нового штата под командованием М. Е. Катукова. Фактически в результате отставки Жукова формирование самостоятельных танковых соединений, соответствующих реалиям войны, было отложено до весны 1942 г., когда появились танковые корпуса. Оправдано резкое снижение размеров организационных структур танковых [156] войск может быть только кадровыми соображениями, когда через мелкое сито командования танковыми бригадами были просеяны будущие командиры танковых корпусов.

Некоторые решения Жукова действительно заставляют говорить о незаурядных способностях в области предвидения развития событий. Так, еще 4 июля 1941 г. он приказывает командующему войсками Северного фронта перебросить в район Красногвардейска (Гатчины) 1-ю танковую дивизию из района Кандалакши. Эта дивизия оказалась в районе Красногвардейска «роялем в кустах» в начале сентября 1941 г., когда немцы предприняли попытку пробиться к Ленинграду. Столь же провидческой стала переброска 10-го механизированного корпуса с Карельского перешейка в район Пушкина и Красногвардейска. Этот корпус, переформированный в армию, стал одним из основных участников сражения за Лужский рубеж в августе 1941 г. Замечу, что все эти решения были приняты еще до того, как немецкие подвижные соединения вышли к реке Луге. Жуков также успел до своего смещения отдать необходимые распоряжения относительно использования 34-й армии, сыгравшей важнейшую роль в сражении за Лужский рубеж. По большому счету, Ленинград спасли именно эти решения на посту начальника Генерального штаба, а не действия Жукова в период командования Ленинградским фронтом. Прибыв в Ленинград 9 сентября, Георгий Константинович лишь пожинал положительный результат своих же решений июля 1941 г.

Однако, когда Жуков возвращал танковую дивизию из Кандалакши, ему только предстояло заложить фундамент будущего успеха. Ему еще предстояло пережить разочарование в механизированных соединениях образца 1940 г. Вскоре после прибытия на Западный фронт он ввел в бой два комплектных и отмобилизованных [157] механизированных корпуса (5-й и 7-й мехкорпуса) под Лепелем в составе 20-й армии П. А. Курочкина, но контрудары не принесли ожидавшегося результата. Механизированные корпуса весной 1941 г. формировались по шаблону, сложившемуся летом 1940 г. и не претерпевшему изменений весной 1941 г. Став начальником Генерального штаба, он лишь увеличил их число. Однако мехкорпуса как инструмент ведения операций оказались не то чтобы совсем непригодными, но не оправдали возлагавшихся на них надежд. Точно так же, как Паганини играл на скрипке с лопнувшими струнами, Жуков был вынужден в июле, августе и осенью 1941 г. проводить операции без важнейшего инструмента ведения войны 1940-х годов – самостоятельных подвижных соединений. [158]

Кто и как готовил оборону Бельгии?

Одна из особенностей восприятия нами мировой истории в том, что она к нам повернута преимущественно той ее стороной, которая касается нашей страны. Мы лучше, полнее знаем исторические события отечественной истории. Несмотря на некоторые усилия убедить общественность в том, что Вторую мировую войну выиграл рядовой Райан, они не имеют решающего значения. Соответственно, мы знаем как светлые, так и темные стороны истории нашей Родины. История других стран известна точечно, схематично. Это вполне нормальное явление, но в связи с низким профессионализмом некоторых историков данный фактор стал оказывать отрицательное воздействие.

Я уже упрекал Владимира Богдановича в том, что он слабо знает историю военного планирования, мобилизации и развертывания других стран – участниц двух мировых войн. Он на полном серьезе вещал нам об уникальности подготовки к войне в СССР, в то время как принятые советским руководством меры были едва ли не обязательными для большинства стран – участниц войны. Имели место сходные обстоятельства, в которых принимались схожие решения. Изучение новейших работ В. Суворова показывает, что данный упрек относится практически ко всем темам, которые он затрагивает. Берется некое явление и с упоением описывается так, будто это есть неизбежное следствие «коммунистического режима» и деятельности лично Г. К. Жукова. [159] Однако и В. Суворова, так же как и, например, идейно близкого к нему В. Бешанова, можно упрекнуть в узости кругозора и ограниченности познаний. Пристально изучая историю войны, мы неизбежно наталкиваемся на целый ряд неприятных моментов: здесь не успели, здесь вовремя не подвезли, здесь подвезли, но не того калибра, здесь мост был заминирован, но взорвать не успели и т.д. Иногда это вырождается в истовое самобичевание, когда историк с упоением хлещет собственную страну в мазохистском экстазе, рассказывая про допущенные в прошлом просчеты.

Действительно, бывает иногда неприятно читать про события первых дней войны, на допущенные в это время просчеты, на игнорирование, казалось бы, очевидных решений. Про танки, оставшиеся без движения вследствие отсутствия запчастей, про запрет на перевозку пехоты на танках, про пресловутые «спящие аэродромы» и оставшиеся без боеприпасов ДОТы. Так можно нажить комплекс национальной неполноценности и начать причитать о «русских дураках» и «косоруких Иванах». Ограниченные люди ищут альтернативу комплексу национальной неполноценности в конспирологических теориях. Их можно условно разделить на две группы, характеризующиеся лозунгами «командиры предали!» и «у нас есть такие приборы, но мы вам их не покажем!».