Скверная жизнь дракона. Книга восьмая - Александр Костенко

Над картой я корпел недолго, примерно помня отметки с расположением природных скверных мест. Меня интересовали Кракчатские терракотовые вепри скверны и Фласкарские ивовые энты скверны: кожа и миклы. Надо будет построить маршрут таким образом, чтобы отправить в Трайск достаточно кожи кракчата для нового комплекта одежды, и пройтись рядом с логовами монстров, о которых сообщат длинноухие.

Пока я изучал карту — девочка сидела на своей софе и то заинтересованно поглядывала на меня, то зыркала в сторону кровати. Девочка несколько раз порывалась что-то сказать, даже открыла ротик, но каждый раз закрывала его и со вселенской грустью опускала голову.

— Ну, и чего не так сегодня случилось? — спросил я у девочки, убрав карту в рюкзак. Девочка стеснительно пожалась и оторвала взгляд от созерцания ковра, робко решив созерцать именно меня.

— Соя хочет…

— Кто хочет? Что, вообще не поняла?

— Соя… — пролепетала малышка, жалобно смотря мне в глаза. Она всеми четырьмя руками показала себе на грудь, и с мольбой пролепетала: — Я — Соя.

— Неужели? Молодец. Ведь можешь, если захочешь, — с полным сарказма голосом проговорил я и аж захлопал девочке.

— Я — Соя, — опять с мольбой повторила девочка, с некой просьбой смотря на меня.

— Да, я знаю, как тебя зовут.

— Я — Соя! — чуть не плача выпалила девочка, в уголках её глаз появились крохотные капельки.

— Ты мелкое наказание моей скверной жизни, — процедил я, помассировав переносицу. — Да, ты — Соя.

Грусть и печаль выветрились с лица девочки. Рот широко раскрылся, уголки губ приподнялись, взгляд просиял. Та что-то невнятно пролепетала и схватилась руками за края платьица, успокаивая свой щенячий восторг.

Я покачал головой и сказал девочке подготовить мою кровать ко сну, а сам взял прямоугольный свёрток и отошёл к письменному столу. В свёртке — кинжал в ножнах, украшенных серебряными полосками и фиолетовыми камнями, а лезвие и рукоять изогнуты, но в противоположные стороны. Этот кинжал остался после оклазии одного из длинноухих магов. Я мог бы гадать о предназначении кинжала для мага, но не буду. Все ответы даёт изогнутая костяная рукоять, широкая около лезвия и чуть сужающаяся к концу, и лишённая всяких украшений. Ибо роговой отросток с головы дракона сам по себе великолепное украшение.

«Чувство магии» показывало, как из рукояти в замысловатом вихре вырывался поток энергии, распределяясь ровным слоем около лезвия. В металле лезвия чувствовалось некое магическое уплотнение. В кинжал вписано какое-то умение, но меня оно не интересуют. Как боевое оружие он никчёмен, и не сравнится с моим костяным кинжалом: металл рано или поздно затупится, а костяное лезвие даже после стольких лет использований не потеряло своей остроты.

Недавний трофей можно бы использовать как основу для создания наргодат, магического предмета, и вложить в него структурное умение «Жёлоб жертвенника»: чем больше в предмете скверны, тем качественней выйдет призыв существ. Но трофейный кинжал хоть и был поглощён скверной и воссоздан вместе с длинноухим магом, но костяное лезвие моего кинжала создано самой скверной как дополнительная модификация для одного из орков-нежити.

Мой костяной кинжал с чёрной рукоятью останется со мной на очень долгий срок, но недавний трофей всенепременнейше пригодится. И я даже знаю где, у кого, и как.

Пока я рассматривал кинжал, девочка расстелила мою постель и теперь робко поглядывала в мою сторону. Я ответил ей безэмоциональным взглядом. Девочка захотела что-то сказать, но с невысказанным вопросом во взгляде аккуратно похлопала ладошками по кровати.

— Да делай что хочешь, — я устало отмахнулся.

Девочка просияла и принялась скидывать с себя платьице, одеваясь в ночную рубашку. Рёбра и кости на руках и ногах, плечи и колени и прочие суставы всё так же торчали под кожей, но уже не острыми углами — за последние три с небольшим недели здоровье девочки поправилось, под кожей появился первый жирок. Он ещё достаточно тонкий, чтобы вообще игнорировать его существование, но прогресс радовал.

Я остановил девочку и для проверки аккуратно сжал кожу в районе талии, на что та задёргалась и хихикнула. Рядом стояла небольшая деревянная подставка с вертикально приколоченной полутораметровой доской. На одной из сторон крупная засечка, но макушка девочки выше засечки на три фаланги пальца. К отъезду, скорее всего, вырастет на все пять фаланг — это где-то сантиметров тринадцать. Ужасно взрывной рост.

— Как бы тебя от такого не переломало, — задумчиво проговорил я, глядя в рубиновые глаза девочки. Та недоумевающе захлопала глазками. Я не стал продолжать мысль, и так понятно, чем можно обезопасить организм малышки, а за недели три ничего страшного не произойдёт.

Я снял с себя одежду, оставив исподнее, и отправился к кровати. Девочка моментально сориентировалась. Отпущенной в прорубь рыбой она плюхнулась под одеяло с противоположной стороны кровати, высунула голову и радостно заулыбалась.

— Какое вообще удовольствие спасть со мной? — с иронией спросил я, укладываясь в кровать.

— Соя… Я здесь, здесь, — пролепетала девочка и постаралась придвинуться ко мне.

— Только не прижимайся, а, — я резко дёрнул рукой, останавливая малышку, на что та легонько вздрогнула, но тот же улыбнулась. И опять прощебетала про то, что она где-то здесь. Как будто я без такого дельного замечания не смог бы догадаться о её существовании.

Глава 3

Часть 1

Безмятежная ночь вокруг лагеря. Десятки длинноухих спят в отдельных палатках, стража охраняет их покой, повара сонно зевают, пересчитывая припасы и готовясь через пару часов организовать очередной завтрак — а я лежу в своём шатре на топчане, держусь ладонями за шрамы на груди и шее, и едва справляясь с болью в них. Она обжигала жаром, хотелось кричать. Но я держался. Две недели назад я уже испытывал подобное.

В тот период, когда я поднял «Чувство магии» до пятидесятого уровня — ещё в первый день приезда к саду помощники поставили мне шатёр и уехали, а до вечера оставались долгие часы. Я поспешил в осквернённый сад за нежитью, но убил первых тварей, и замер. Паранойя заорала благими матюгами, на спине проступил холодный пот, от накатившей волны страха застучали зубы. Всё моё естество кричало о чём-то неестественном. В шрамах на груди и шее, до этого и так болящих в пределах скверны, зародилась боль как от снятой кожи и облитой кислотой. «Чувство магии» показало, как в разы увеличилось число изломанных и кривых