Усмешки Клио-2 - Виктор Точинов

И комкор не стал порывать с военной карьерой, скромно ограничился лишь постом члена ЦИК новой республики. Впрочем, сути дела его скромность не меняла – автономия и без того оставалась под полным контролем Котовского – более двухсот командиров и политработников 2-го кавкорпуса стали руководящими работниками новой республики. И были среди них старые, проверенные бойцы – с кишиневских, тираспольских, одесских времен ходившие под началом скромнейшего из храбрых.

Те, что привыкли стрелять в потолок и громко объявлять: «Мы котовцы!», – и тут же приступать к экспроприации.

Очень любопытно, как могла бы сложиться карьера Котовского в дальнейшем…

После скоропостижной смерти Фрунзе, давнего покровителя… Или после того, как захлопнулась отдушина нэпа…

Но случилось то, что случилось. Два выстрела из браунинга августовской ночью 1925 года – и скромнейшего из храбрых не стало.

Не хочу подробно разбирать политические версии убийства, написано про них достаточно: и про длинную руку Троцкого, и про длинную руку Сталина, и даже про длинную руку Дзержинского, якобы отчаявшегося посадить Котовского законными методами…

Перечислять многочисленные доказательства этих конспирологических версий смысла нет. Просто вдумайтесь в краткую биографию убийцы, Зайдера по кличке «Майорчик»: одесский бандит и контрабандист; заключенный царской тюрьмы, сидевший в одной камере с Мишкой Япончиком; красный командир в полку имени В. И. Ленина и адъютант комполка т. Япончика; красный командир в бригаде т. Котовского; хозяин подпольного борделя в Одессе; заключенный советской тюрьмы; вновь красный командир в дивизии т. Котовского; начальник охраны сахарного завода т. Котовского.

Пробу, как говорится, ставить некуда… Но длинные руки товарищей Дзержинского, Троцкого и Сталина в биографии товарища Майорчика никак не себя проявляют.

Обычный бандит. Обычная уголовная разборка, причин которой мы никогда не узнаем. Советский суд, самый гуманный суд в мире, оказался того же мнения: никакой политики, чистой воды уголовщина. Пять лет тюремного заключения, через два года – амнистия и на свободу с чистой совестью…

Многие именно в этом почти символическом наказании видят проявление пресловутых «длинных рук». Зря. Советский суд в те годы и в самом деле был к уголовникам неимоверно снисходительным. Помните, у Ильфа и Петрова: «Сколько раз судились в этом году, Балаганов?» – «Дважды…» Это какие же срока надо отмеривать, чтобы рецидивист дважды за год успел побывать на скамье подсудимых?

А вот сходняк старых котовцев рассудил иначе: смерть за смерть. И вскоре после выхода на свободу Майорчика убили. Приговор привел в исполнение Григорий Вальдман – колоритнейший персонаж, кавалер трех орденов Красного Знамени и при том известнейший в прошлом одесский налетчик, служивший в корпусе Котовского командиром эскадрона… Уголовное дело на трижды орденоносца даже заводить не стали.

Ну и напоследок еще немного о скромности… Уже не о скромности самого Григория Ивановича Котовского, а скорее его наследников. Наследников и по духу, и в прямом смысле слова, – выпестованные комкором котовцы продолжали заправлять на изрядной части территории Украины, и не только военными делами. А в первую очередь, конечно, в Молдавской автономии.

По свидетельству современников, пышные похороны Котовского вполне были сравнимы по помпезности с погребением В. И. Ленина. 11 августа 1925 года специальный траурный поезд доставил гроб с телом Григория Ивановича в Бирзулу, временно исполнявшую функцию столичного города Молдавской автономии (настоящая столица, как мы помним, – закордонный Кишинев).

Там и похоронили комкора, в Бирзуле, переименованной впоследствии в город Котовск. Не на кладбище похоронили – в гробнице-мавзолее! Все как в том, главном Мавзолее, что на Красной площади: трибуна, зал для посетителей, стеклянный гроб-саркофаг…

Больше никто из советских вождей и военачальников не удостаивался таких почестей – лишь Ленин и Котовский. Да еще много позже, в лихие 90-е, возводили мраморно-гранитные мавзолеи для павших блатных авторитетов… Но тем хоть на кладбищах.

А в советские годы – больше никто. Ни Фрунзе, умерший в один год с Григорием Ивановичем, – между прочим, непосредственный начальник комкора, занимавший высшую военную должность в Советском Союзе и всяко имевший ни меньше заслуг в гражданской войне. Ни Киров с Калининым и Ждановым – первые по рангу советские вожди из умерших в 30-е и 40-е годы (закончившие свой путь в расстрельных подвалах – не в счет). Да и сам Сталин отдельного мавзолея после смерти не получил (вот вам и культ личности…) – восемь лет, до 1961, делил «квартиру» с Лениным, затем был перезахоронен.

А забальзамированный Котовский лежал под стеклом, рядом – ордена и революционное наградное оружие. Приходите, пионеры, учитесь храбрости. Ну и скромности заодно.

Возможно, что именно по случаю возведения подземной усыпальницы с мумией и саркофагом (монументальную надземную часть мавзолея построили несколько позже) поползли по Украине слухи и разговоры: мол, нескромно всё как-то? Либо заговорили вслух о том, что при живом Котовском вспоминать было опасно: о канувшем в никуда золоте госбанка и возникшей из ниоткуда агропромышленной империи комкора…

И т. Сталин вынужден был откликнуться комментарием – весьма запоздалым некрологом в харьковском «Коммунисте»: мол, успокойтесь граждане, все по чину, заслужил свой мавзолей покойный…

На беду, в 1941 году немецко-румынские войска заняли Бирзулу-Котовск очень быстро, и эвакуировать мумию скромнейшего среди храбрых не успели (тело Ленина, например, от подступивших к Москве немцев вывезли аж в Тюмень).

Немцы захоронение не тронули, а вот румыны, немало претерпевшие в свое время от Григория Ивановича, оказались весьма злопамятными, – и в августе разрушили мавзолей. А тело комкора перезахоронили, на сей раз и впрямь весьма скромно, – в братской могиле вместе с расстрелянными местными жителями…

Эти новые похороны И. В. Сталин комментировать никак не стал. Не до того ему было в августе 41-го.

Глава двенадцатая. Житие Лаврентия Б. или Яд и корона

Как же он может знать, когда именно вы помрете? Тем более, что он не врач!

Где-то в запасниках петербургской Кунсткамеры хранится экспонат, на вид не особенно-то и замечательный. Не поражающий воображение, в отличие от прочих тамошних заспиртованных уродцев. Вот какой: довольно увесистый мешок, заполненный зубами. Самые обыкновенные человеческие зубы, никаких причудливых мутаций: потемневшие от времени, многие с глубокими кариесами…

Отчего же столь заурядные детали человеческого организма угодили на хранение в музей? Да еще в таком количестве?

Все очень просто: зубы-то обычные, да вот зубодер, приложивший в свое время к ним руку, был далеко не зауряден, – император Петр Первый, не больше и не меньше.

Дело в том, что когда в конце семнадцатого века русское Великое посольство неторопливо двигалось от одной европейской столицы к другой, с кем-то из послов случилась неприятность – прихватила зубная боль, да так, что дипломатия сразу стала бедолаге глубоко безразлична. Страдальца тут же к дантисту, к местному, к голландскому. По другой версии, случилась та история не в Голландии, а в Англии, что в принципе неважно. Важно другое – присутствовавший при сем юный царь Петр так вдохновился увиденным, что немедленно потребовал: научите-ка и меня прогрессивной европейской стоматологии!

Высокому гостю отказать постеснялись. Даже не намекнули, что полный курс наук о зубных болезнях не один семестр занимает… И первичные, самые элементарные навыки фельдшера-зубодера за несколько часов царь-реформатор получил, на горе своим приближенным. Врачевать он их начал незамедлительно, и продолжал драть зубы всем страждущим, подвернувшимся под руку, много лет, до самой своей смерти (вырванные зубы, неизвестно для какой надобности, бережно сохранял).

Понятное дело, «птенцы гнезда Петрова» быстренько сообразили, что к чему, и начали избегать не только жалоб на зубную боль – даже руку к щеке со страдальческим видом не прикладывали, во избежание. А то вырвет коронованный дантист-недоучка не больной, а соседний здоровый зуб, – куда пойдешь жаловаться?

В общем, свита царя зубную боль, буде та случалась, терпела, но виду не подавала. А вот люди новые, не знающие о монаршем хобби, попадались. Курс лечения прописывался и исполнялся тут же, не сходя с места, – повсюду за самодержцем следовал слуга с надлежащим комплектом инструментария.

Кстати, версия о том, что пристрастился Петр Алексеевич к своим зубодерным забавам на Британских островах, по зрелому размышлению представляется неубедительной. Дело в том, что английские дантисты в те времена практиковали простой, но крайне эффективный метод обезболивания – без затей пихали в ухо пациенту кончик докрасна раскаленного железного прута. Зубы и уши, как известно, связаны троичным нервом – и ошалевший от новой боли мученик про прежнюю забывал мгновенно.