Умопомрачение - SeHi

Не успел раненный доброволец крикнуть, как его тело словно окоченело, не способное пошевелиться, его сознание, запрограммированное, ему больше не принадлежало, в голове один за одним проносились вопросы и получались на них ответы. После этого выполнялся данный приказ: «Откуда я приехал? Из Греции. Забыть! Как меня зовут? Аминтас. Забыть! Почему я здесь? Приехал добровольцем. Забыть!»

Память Аминтаса стремительно теряла информацию, превращаясь в чистое незамутнённое поле: «… Забыть! … Забыть! … Забыть!»

Мужчина, запустивший процесс стирания памяти, уже давно исчез, а Аминтас всё стоял, как статуя, не имея больше ни желаний, ни целей, ни конкретных мыслей. Остались только врождённые рефлексы.

Грек остался остолбенело стоять.

«Это всё? — обеспокоенно подумал мальчик. — Что же случилось?»

Рилинд помедлил, а потом настороженно направился к недавнему собеседнику.

Всё хорошо? — с сомнением спросил Рилинд, заглянув в глаза Аминтасу.

Мужчина никак не реагировал на вопросы подошедшего мальчика, лишь слегка скосив глаза на звук голоса. Взгляд его был каким-то странным, отрешённым.

Эй! — Рилинд потрепал мужчину по плечу, привлекая к себе внимание, и Аминтас посмотрел на него, не фокусируя взгляда. — Эй, что с тобой?!

Мужчина не отвечал. В мальчике стал расти безотчётный страх.

Эй, мы совсем недавно разговаривали с вами… Я — Рилинд, помните?

Мужчина по-прежнему не отвечал, продолжая смотреть сквозь мальчика.

Рилинд убрал руку с плеча мужчины и сделал шаг назад. Лицо Аминтаса было такое пустое… Рилинд подумал, что грек выглядит так, словно у него взяли и вынули ту часть мозга, которая отвечала за мысли и речь.

«Это сделал тот сияющий незнакомец! Он, как Власта, умеет приказывать! И он приказал Аминтасу всё забыть!» — догадался Рилинд и почувствовал, как ужас разлился по всему телу.

Рилинд оглянулся, не возвращается ли тот светящийся незнакомец, чтобы проделать теперь то же самое и с ним самим. Вокруг никого не было. Взяв за руку Аминтаса, Рилинд хотел повести его на оживлённые улицы, чтобы там им кто-нибудь помог, но сделав один шаг мужчина упал и остался лежать, даже не пытаясь подняться.

«Он и ходить разучился! Господи!» — сердце Рилинда колотилось где-то в глотке и грозило выскочить из груди.

Он оставил грека лежать, а сам побежал за взрослыми. Прибыла карета Скорой помощи и милиция. Рилинд рассказал милиционеру, что он гулял, случайно увидел, как двое мужчин ссорились, один схватил другого за одежду, а потом убежал, а этот мужчина сделался таким странным, наверное, перенервничал и заболел, ну, это он так думает. Из-за чего ссорились? Нет, он не знает, слов было не разобрать. Рилинд сказал, что не может описать того неизвестного мужчину, всё произошло очень быстро. Да, он уверен, что этот мужчина таким странным не был, потому что он до этого с ним разговаривал. О чем? О его раненой руке. Имя? Да, он называл своё имя, Аминтас, он грек-доброволец. Наконец, с вопросами закончили, и Рилинд, продиктовав свой домашний адрес и имя, быстро отправился домой.

О том, что незнакомец отнял память у Аминтаса мальчик благоразумно умолчал, как и о его сиянии. Жаль, что Власта уехала, он мог бы с ней поделиться увиденным, она бы ему сопереживала. Бранимир для этого мало подходил, он был слишком прагматичным, мысль о том, что в городе есть ещё такие же, как Власта, ему бы совсем не понравилась.

Несколько недель после увиденного Рилинд ходил по улицам с оглядкой, он всё ждал, что сияющий незнакомец приблизится к нему и вырубит ему память, как свидетелю, но мужчина всё не являлся, и Рилинд постепенно перестал опасаться его появления, а потом и вообще перестал думать о нём.

Сияющий незнакомец, как в воду, канул.

Глава тринадцатая

Холод, какой-никакой снег со свинцового неба и ветер. Брр! Рилинд поёжился, стоя дома у окна и положив руки на еле тёплую батарею. Слава богу, жильё ещё хоть как-то отапливали. Школы стояли не на первом месте, и их временно закрыли, экономя энергоносители, а зимние каникулы продлили. Югославия стонала под санкциями. Многие в Югославии понимали, что страны НАТО и их сателлиты расшатывают власть в стране, чтобы окончательно разрушить страну. Отец и мать Рилинда были откровенно возмущены, но разговоры не выходили за пределы кухни: никогда не знаешь, кто окажется рядом. И помочь Югославии было некому. Правопреемник Советского Союза в данный момент выступал не на стороне Югославии, а будь иначе, у Российской Федерации своих проблем хватало под руководством одного из инициаторов распада Великой страны. И хотя официально цели санкций со стороны ООН против Югославии заявлялись человеколюбивые: прекращение переселений и этнических чисток со стороны правительства, — тем не менее, НАТО и ООН понимали, что чистки, которые то ли были, то ли не были, — предлог, и не скрывали, что они не против появления новых независимых государств на карте мира, естественно, вместо Югославии. Ведь, это ещё больше ослабило бы тех, кто был не на стороне стран Запада, чтобы подмять потом под себя их рынки.

Рилинд болел, а потому сидел дома, тепло одевшись и укрывшись пледом. Помимо проблем с отоплением имелись проблемы и с наличием лекарств первой необходимости. Это коснулось всех, отчасти и семью Рилинда, хотя его отец и был врачом в больнице. Контроль за лекарствами был теперь особенный.

Родители, убедившись, что мальчик стабилен и сюрпризов от болезни не ожидается, ушли на работу, оставив его одного и строго настрого наказав никому не открывать входную дверь, поскольку уровень преступности зашкаливал. Самостоятельно позавтракав, Рилинд немного позанимался уроками, больше из-за настойчивости матери, чем из чувства долга. Потом он решил отдохнуть. Он поставил чайник греться на газовой плите и включил радио. Его, как обухом по голове, ударили новости о случившемся в Кравице и других деревнях. «В ночь на 7 января 1993 года, прямо на Рождество, колонны, сколоченные из нескольких тысяч боевиков, выдвинулись из Сребреницы и подступили к ближайшим сёлам, с намерением взять их под свой контроль», — траурно сообщал диктор. Когда слово предоставили выжившим свидетелям из села Кравица, то Рилинд услышал, что там помимо местных жителей находились ополченцы из разных населённых пунктов, а также беженцы, задержавшиеся в деревне для празднования христианского праздника.