Одиннадцать - Эрик Бутаков

Ефим развязал не очень-то увесистый мешок. Пошурудив рукой только сверху, он сразу обнаружил одежду: самотканая рубаха, грубые шаровары, ичиги, шерстяные носки, вязаная кофта-душегрейка и меховая безрукавка. Трусов, естественно, никаких и в помине не было. По крайней мере, сверху их не было точно. А что там ещё завернутое в ткань и не мягкое, Ефим решил пока не распаковывать, чтобы время не терять и не устраивать здесь на поляне барахолку. Вот встретится с напарником (или напарницей) вместе всё и посмотрят, что у него, а что у него (или у неё! – черт бы их побрал с их загадками!)

Надев на себя штаны и рубаху, натянув на босу ногу ичиги, Ефим, выдернул из мешка топор, рукоятка которого так и просилась, чтобы её выдернули, положил этот самый топорик себе на плечо и, не спеша, пошел к «осиновой ширме», к реке, за которой, как он предполагал, должен был находиться его напарник. (Или напарница… Человек, одним словом!)

Когда до рощи оставалось несколько метров, Ефим услышал свист.

– Напарник, – крикнул он и свистнул в ответ.

Свист повторился снова.

– Слышу, слышу! – Ефим прикинул, откуда раздается свист.

Сориентировавшись, продравшись через кусты, Ефим вышел на обрывистый берег не очень широкой, но довольно шустрой речушки. На противоположном берегу стоял человек, одетый в похожую, как у Ефима, одежду, опершись правой рукой на небольшое копье-рогатину, придерживая левой такой же свой куль. Человеку было лет тридцать – тридцать с небольшим. Он был складно сложен, мускулист, здоровый, пожалуй, на голову выше Ефима. Человек смотрел, прищурившись, наморщив лоб, и из-под бровей, оценивающе и твердо. Крупные черты лица и этот взгляд убедили Ефима, что парень нормальный и видимо с характером.

«Ну, слава тебе Господи! – не баба! – пробубнил он и, чтобы заглушить шум речки, крикнул:

– Здорово напарник!

– Здорово! – ответил человек.

– Чего нахмурился, братишка?

– Я не нахмурился.

И «братишка» тут же улыбнулся лучезарной улыбкой, смущенно почесывая нос.

«Ну, это другое дело, – подумал Ефим. – Хоть не смурной», а вслух добавил:

– Меня Ефим зовут.

– Меня – Владимир, – ответил человек.

– Отлично. Сейчас переправимся – познакомимся, как следует! Я дерево срублю, – Ефим, прикидывая, чего бы срубить, – чтобы тебе перебраться. Годится?

– Давай! – согласился Владимир.

– Даю!

Со стороны Владимира подходящих деревьев не было, да и топор был в руках у Ефима, и одинокая, но нужная несчастная сосна стояла как раз там, где надо.

Прикинув ширину реки (метров десять, плюс-минус – не больше), Ефим постучал обухом для пробы по стволу, выбрал направление, куда её уложить и довольно быстро завалил беднягу.

Дерево рухнуло точно поперёк реки, застряв макушкой в прибрежных валунах и намертво закрепившись, как мостик.

– Как оно?! – с гордостью за свою работу спросил Ефим.

– Отлично! – улыбнулся Владимир.

– Хватит или ещё одну?

– Хватит-хватит, переберусь, – ответил напарник.

– Это, надо полагать, первое и самое легкое препятствие из предложенных для испытуемых, – подбодрил напарника Ефим, вспомнив «Условия», когда тот шагнул на переправу. – Как считаешь?

– Наверное, – балансируя с мешком в руках и опираясь на рогатину, негромко кряхтя, отвечал напарник-Владимир, аккуратно перешагивая через торчащие во все стороны сучья и ветки. – Со временем узнаем.

Ефим протянул руку, чтобы принять мешок.

Принял.

Спрыгнув со ствола на землю, теперь уже Владимир протянул руку Ефиму, и Ефим почувствовал крепкое пожатие.

– Нормалёк! – оценил он. – Вот теперь точно будем знакомы, ещё раз – Ефим.

– Ещё раз – Володя.

– Проходите, гости дорогие, на мою полянку, – Ефим с театральным жестом посторонился, пропуская гостя дорогого вперед.

– Спасибо, – ответил гость дорогой, – помоги.

Мужики ухватили мешок с двух сторон и вдвоем потащили его к тому месту, где Ефим оставил свои вещи.

– Ну что, брат Владимир, давай посмотрим, что у нас есть? – предложил Ефим, когда они остановились. – Вытряхиваем?

Как-то случайно ударение в имени напарника пришлось на последний слог, но это вполне понравилось Ефиму: прозвучало по-старинному – Владыка Мира, типа. И он улыбнулся.

А Владыка Мира предостерег:

– Давай! Только вытряхивай осторожно – вдруг там хрусталь или гитара!

– Или транзистор, – засмеялся Ефим, оценив шутку. – Или ка-ак жахнет банка с точёным магнием!

Володя тоже засмеялся.

Им обоим понравилось, что у каждого из них напарник «с юмором».

Из мешков на траву стали являться манатки и пожитки, как окрестили их друзья по несчастью.

– Предлагаю их раскидать на три кучи, – предложил Ефим. – Оружие-Охота, Одежда-Тепло, Инвентарь-Жратва. Идет?

– И – «Разное», – добавил Володя, доставая из своего мешка моток пеньковой веревки.

– И «Разное» – согласен, – согласился Ефим. – Побольше бы Разного. Всякого Разного, а не только комплектующих деталей для виселицы.

– Побольше бы Жратвы, – уточнил Вова. – Похоже, Жратвы нам совсем не положили.

– Разберемся, – как бы нехотя, как бы не переживая и не волнуясь, как бы совершенно не заботясь, махнул рукой Ефим. – Впервой, что ли?

(Хотя, на самом деле, такая потеха в глуши на полянке была впервой!)

Странно устроен человеческий мозг… Стоило только Ефиму понять, что его напарник чуть младше его, как он тут же решил, что он может им командовать. Учитывая, что Володя физически, наверняка, сильнее, то не стоило бы Ефиму брать на себя роль лидера среди таежных сопок. Но странно устроен человечески мозг… Володя, поняв, что Ефим чуть старше его, не противился тому, что Ефим распоряжается. Наверное, он был интеллигент – другого объяснения нет. И это устраивало обоих! По умолчанию! Каждый, почему-то, решил, что так и надо! И всё состыковалось,… как надо.

Но вернёмся к «трем кучам» плюс «разное».

Получилось следующее:

Первая куча: «Оружие-Охота»

Копье с кованым наконечником. Топор – тоже не заводской. Два небольших ножа в берестяных ножнах с легкими деревянными рукоятками; тесак – почти кинжал или, точнее, меч, цельный от кончика острия до рукоятки, которая поверх железа обмотана надёжно и крепко кожаной лентой (ручная работа); деревянный лук с костяными вставками и волосяной тетивой; колчан, типа тобус, так же из березовой коры; десять стрел с железными наконечниками и тройным, монгольским оперением из вороньего крыла. Плюс, четыре рыболовных больших крюка – тоже кованные, которыми ловить только акул; сетка из какой-то прочной нитки средней ячеи, длиною в три копья и шириной полтора метра. Длину копья – два метра, они измерили по шнурку нательного креста Ефима, который отрубил себе шнурок ещё на базе ровно в восемьдесят сантиметров, – как в воду глядел, что пригодится известная его длина. (У Володи тоже был металлический крестик на шнурке длиною в метр, потому что Володимир был и выше сантиметров на пятнадцать-двадцать и здоровее раз в семьсот, и ещё Вова заметил, что, в крайнем случае, крестик можно использовать, как наконечник). Шило-крючок (как бы там ни было, колющий предмет, хотя его лучше отнести к «разному») и десять плоских, самодельных гвоздей, похожих на те, которыми куют лошадей, но гораздо длинней – десять сантиметров.

«Одежда-тепло». Заметим сразу – оделись напарники одинаково – рубахи, штаны на вязках и ичиги на босу ногу. Как сговорились! А в мешках ещё нашлось: две пары шерстяных, рукотворных носков; две вязаные кофты-душегрейки; две меховые бараньи безрукавки; две смешные шапки-треухи, два плаща-балахона из плотной ткани. Примерив один из них, Ефим заметил, что он теперь похож на капуцина или монаха-странника, но всё равно хорошо – от дождя пригодится. Кроме того, две войлочные попоны-одеяла (широкие – дав на два метра), видимо, теплые; пара отрезов льняной, тонкой ткани шириной сорок сантиметров и длиной в полтора метра каждый. Два кожаных ремня-пояса с железной пряжкой-застежкой, которые, как говорилось в инструкции, можно сжечь, если всё осточертеет, и «окончательно распоясаться». (В чем секрет этих поясов? – непонятно. Видимых вставок, или чего-то подозрительного в их структуре не было: кожа да пряжка самая банальная. Чего там сжигать? Может, они всё врут, что ведут постоянное наблюдение. Уж пояса-то тут точно ни причём!) И почему-то одна левая рукавица из лосиной кожи.

«Инвентарь-жратва»: медный, кованый котел литров на десять-двенадцать, которому напарники были рады; две деревянные, грубо вырезанные ложки; два кожаных мешочка-кисета, в которых лежали кремень и трут; узелок с крупной кристаллической солью; примерно килограмм не шелушённой пшеницы в берестяном коробе; две сильно засушенные рыбины средних размеров и кожаный бурдюк литра на три.

– Хоть бы кружку положили! – посетовал Вова.