Царь Алексей Михайлович - Александр Боханов

Больше всего потрясло Павла, что после многочасовой царской трапезы, уже заполночь, Алексей Михайлович вместе с боярами отправился в собор, где «слушали вечерню и утреню. И вышли только на заре… Какая твердость и какая выносливость. Наши умы были поражены изумлением при виде таких порядков, от которых поседели бы и младенцы».

Проанализировав свои разнообразные впечатления, архидиакон сделал вывод, построенный на историческом сравнении. «Какой смысл имеют в нашей стране ходячие речи, что христиане не умеют править государством? Да, мы и греки не умеем управлять: это нам не по силам, как сказал один из знающих людей у нас». «Какое сравнение между плохим управлением греков и ослеплением их очей и сердец… и здешним умением управлять. Чужестранцу, хотя он был и патриарх, они не сообщают своих сокровенных тайн, и так делают не только вельможи, но и простолюдины, и малые дети. Все это происходит оттого, что они знают о случившемся с греками и о потере ими царства. Да расширит Бог их разум и умение управлять, еще более того умения и разума, который мы видели! Пусть никто не говорит, что христианам господство не подобает…»[140]

Существует и еще один уникальный комплекс свидетельств о Руси и о Русских Самодержцах: свидетельства православных архипастырей. Не все из них, как Антиохийский Патриарх Макарий, лично бывали в далеком северном Царстве, но о его существовании, и главное — значении, они прекрасно были осведомлены, понимая, что единственная для них защита и поддержка в земном мире — Царство Русское.

«Московский Царь» стал бесспорной и высшей земной властной ценностью на Руси еще в XVI веке. Это — не просто повелитель, но и «обладатель всей вселенной», и подобная мессианская историческая роль безропотно была принята во всем православном мире. Московский Царь занял место Царя Греческого, исчезнувшего с земного горизонта в середине XV века. В 1561 году Царь всея Руси был утвержден в сане соборной грамотой Вселенского Патриарха Иоасафа и епископата всей Восточной Церкви. В грамоте говорилось, что сия «благочестивая грамота неколебимо и твердо дана, благочестивому, боговенчанному и христолюбивому Царю нашему Иоанну»[141]. Здесь примечательно и то, что Иоанн Грозный величается так же, как ранее величались константинопольские василевсы, и то, что Патриарх называл его «нашим Царем».

После Иоанна Грозного бесспорное мировое лидерство Москвы и Московского Царя в православной ойкумене не только не оспаривалось, но даже не ставилось под сомнение. Это положение вытекало из общей геополитической ситуации, когда Православие во всех частях света принижалось, умалялось, преследовалось и уничтожалось. Единственное исключение — Россия. Как писал Патриарх Константинопольский Иеремия II[142] Царю Федору Иоанновичу, «во всей подсолнечной один Благочестивый Царь».

В свою очередь, Патриарх Антиохийский Иоаким VI в 1586 году, обращаясь к тому же адресату, признавал: «Солнце наше, правоверных христиан, в нынешние дни — ваша Царская милость и кто видит Царское лице возрадуется и прославит Живодавца Бога, Который дал тебя во утверждение просвещения Восточной Церкви Христовой, как солнце, светящее над всеми звездами»[143]. Новопоставленному Московскому Патриарху Иову Иоаким сообщал: «Во всей подсолнечной один благочестивый Царь; вперед его Бог изволит; здесь подобает быть Вселенскому Патриарху; а в старом Цареграде за наше согрешение вера христианская изгоняется от неверных турок»[144].

Патриарх (1590–1601) Александрийский Мелетий в 1593 году в послании Царю Федору Иоанновичу не жалел восторженных славословий: «Восточная Церковь и четыре Патриархаты Православные не имеют другого покровителя, кроме Твоей Царственности, ты для них как бы второй Константин. Да будет Твое Царское Величество общим попечителем, покровителем и заступником Церкви Христовой и уставов Богоносных отцов». Московскому правителю предназначалась роль вселенского защитника православного мира. «Если бы не помощь Твоей Царственности, — восклицал Мелетий, — то верь, Православнейший Царь, Православие находилось бы в крайней опасности, также как и эта Патриархия»[145].

Подобного рода послания следовали из четырех патриархатов регулярно, их получали все цари в Москве, в которых православный мир видел защитников и радетелей истинной Веры. Патриарх Иерусалимский (1579–1607) Софроний V, обращаясь к Борису Годунову, восклицал: «Кроме Бога иного защитника не имеем и заступника и покровителя во днях сих, и на тебя возлагаем все наше упование и надежду и к тебе прибегаем»[146].

Патриарх Константинопольский Кирилл I (1633–1634) взывал к Царю Михаилу Федоровичу: «Только благий Бог и молитвы Пречистая Богородицы и всех святых и сокровище Великого Вашего Царствования нас бережет и помогает и крепит Великую Церковь Восточную, для пребывания Православной веры Христианства». Ему вторил другой Константинопольский Патриарх (1644–1646,1647–1650) Парфений II: «Поистине сильно имя Божие, что во стольких печалях и тесноте, какие имеем от нечестивых; Бог дал великое утешение и охранение — державное Ваше Святое Царствие, в похвалу и утверждение и помощь всем православным христианам»[147].

Патриарх Иерусалимский Паисий в 1649 году, во время визита в Москву, «говорил речь» Царю Алексею Михайловичу, в которой были такие слова: «Пресвятая Троица да умножит Вас превыше всех царей, благополучие сподобит Вас превысочайший престол великого Царя Константина, прадеда Вашего, да освободит народы благочестивых и православных христиан от нечестивых рук, да будешь новый Моисей, да освободишь нас от пленения нечестивых, как он освободил сынов израильских от фараоновых рук»[148].

Все эти велеречивые словесные обороты и красочные эпитеты, конечно же, в значительной степени мотивировались тем, что только Русь-Московия являлась не только для всего православного мира единственным незакабаленным бастионом, но и единственным и жизненно важным источником моральной, политической, но и особенно — финансовой поддержки. Западные христиане, как из кругов католиков, так и протестантов, совершенно безразлично взирали на страдания православных под игом турок. Даже когда представители этих конфессий стали появляться и укрепляться на Святой Земле в XVII и XVIII веках, то их интересовало только приращение своего влияния на Ближнем Востоке, но отнюдь не благоустроение православных. Их они как бы там вообще не замечали. Стоны, вопли и мольбы тысяч и тысяч православных христиан не долетали до ушей католических и протестантских миссионеров. У католиков же вообще всегда был только один ответ каждому и всем — примите власть Рима, признайте Римского папу единственным «главой церкви», а тогда «и помощь придет…»