Как писать книги - Елена Хаецкая

Оба приведенных примера взяты не из рукописей дилетантов, а из напечатанных книг. Не понимаю, в какую сторону смотрел редактор. Или, если редактор смотрел в правильную сторону, — почему автор не захотел слушать? В результате имеем то, что имеем.

Когда текст хорош, читатель склонен прощать автору подобные нелепости. Но основное правило таково, что автор, допускающий подобные нелепости, редко создает по-настоящему хорошие тексты.

В фэнтезийном мире есть свои тонкости. Например, автору хорошо бы знать различия между магом, волшебником, чародеем, заклинателем, чернокнижником. Точнее, существуют эти различия в данном мире или их нет? Необходимо определить это для себя с самого начала и использовать терминологию аккуратно. Особенно это касается «чернокнижника», поскольку предполагает наличие некоей «книги». Если ваш маг не пользуется при создании чар книгами, то его так лучше не называть.

Похожие слова:

Карающий — карательный

Лебединый — лебяжий

Заразительный — заразный

Оглушающий — оглушительный

Семь — семеро («За эти семеро суток я не видел ни одной звезды»)

Две — двое

Эти слова, вроде бы, всем известные, неопытные авторы, как ни странно, часто путают.

Сходная ситуация — с глаголами, которые требуют определенных существительных. На сознательном нарушении этого правила строятся выражения «причинить пользу», «нанести добро». На самом деле такие ошибки совершаются гораздо чаще, чем мы замечаем.

Примыкает к этой серии ошибок типичное нарушение правил пользования предлогами: «оплатите за проезд» — часто слышим мы в трамвае. «Плата за проезд» — «оплачивать проезд»; происходит смешение, результат — ошибочное употребление предлога. В устной речи допустимо, в письменной — нет.

Другие примеры.

«Я не хочу объясняться с тем, почему они должны уйти». Здесь автор смешивает: «Я не хочу объясняться (давать объяснения) насчет данного решения» и «Я не хочу разбираться с…» Слова «объясняться» и «разбираться» здесь близки по смыслу, они были перепутаны.

«Люди, страждущие разобрать ваши ошибки». На самом деле — «жаждущие». Тут еще проще, лечится обычной заменой слова.

Редактор исправит ошибочную фразу автору. Если у автора будет редактор. И если этот редактор окажется достаточно внимательным.

Но вообще лучше бы следовать любимому правилу мафии: если хочешь, чтобы что-то было сделано, — делай это сам.

Потому что — вдруг никакого редактора не случится? вдруг рассказ пишется просто для сетевого конкурса? И среди ценителей попадется какой-нибудь сноб, вроде меня, который уж конечно не преминет покусать вас за подобную небрежность?

Нет уж, отслеживайте сами, здоровее будете.

Есть совсем забавная штука, она называется «проверкой на вшивость».

Дело в том, что русский язык… «вшивый». Суффикс такой в нем есть — «вши». Но это ничего, раньше-то, во времена «юсов малых и больших», он был еще и гнусавый…

Не то чтобы я категорически настаивала на том, чтобы в тексте поменьше было слов с этим самым суффиксом. Куда от него деться, если он существует: «бывший муж», «следивший за ним сыщик», «не слышавший его слуга» и так далее. Но использовать их пореже — да. Не использовать много «-вшей» в одном предложении — хорошо бы.

Я всегда считала, что мой внутренний метроном и мой внутренний камертон работают если не идеально, то, во всяком случае, прилично. Я отдаю себе отчет в том, как звучит мой текст, какой в нем ритм и насколько хорошо этот ритм держится.

Ага. Это продолжалось ровно до того дня, когда я вздумала начитать вслух аудиокнигу. Взбрела такая идея. Сказано — сделано: раздобыла оборудование, установила на компьютер программу, села читать… Батюшки. А язык-то заплетается. Здесь лишние слова, здесь фраза слишком длинная, здесь вши полезли… И стала я текст поправлять.

Нарушила еще одно свое правило: никогда не править уже опубликованное. Рассказ «Шлюпка «Маргарита», напечатанный в сборнике «Вавилонский голландец», при начитывании вслух был мной исправлен. Единственный пока случай, когда я продолжала работу над текстом, уже вышедшим в печать.

Я не хочу сказать, что надлежит непременно все свои тексты прочитывать вслух для проверки на вшивость. Не обязательно. Но кое-какие отрывки, особенно с длинными фразами, — стоит.

Нанизывание родительных падежей. Есть такой эффект. Грамматически это не ошибка, но звучит ужасно. Приведу один только пример. В начале девяностых, когда на прилавки хлынули самодельные переводы, продавался шедевр из цикла «Дюна» Герберта с названием: «Дом глав родов Дюны». Это самое восхитительное нанизывание родительных падежей, какое мне только встречалось, да еще и на обложке книги. Вот так делать не надо.

Друг мой, не говори красиво

Это заклинание, вложенное Тургеневым в уста самого знаменитого своего героя, т. е. Евгения Базарова, хочется твердить часто и помногу.

Но как не говорить красиво, если фэнтези — это в принципе жанр, где требуется делать красиво? Даже в тех случаях, когда мы описываем мрачные подземелья и хлюпающих монстров, мы все равно очень большое внимание уделяем эстетике происходящего, будь то эстетика прекрасного или эстетика безобразного. Какими словами это все описывать — так, чтобы читателя не стошнило? Или стошнило в точно выверенный автором момент — и не от авторского стиля, а, как и положено, от гнусного монстра?

Прямую задачу быть выразительным средством исполняет в предложении такой его член, как определение. Определение, как мы помним, может быть выражено прилагательным, причастием, а может быть выражено и совершенно неожиданными частями речи. Все равно это будет определение, потому что оно отвечает на вопрос «какой?». «Прогулка была (какой?) неторопливой», «Прогулка получилась (какой?) с бесконечными остановками».

Считается, что обилие определений — признак женского стиля, более эмоционального и расточительного в отношении выразительных средств. Например, очень красивая, изящная фэнтезийная повесть Софьи Прокофьевой «Астрель и Хранитель Леса» битком набита определениями. Какое существительное ни возьми, к нему обязательно будет одно или два прилагательных. Однако важно помнить, что обилие определений — признак не столько повышенной эмоциональности стиля, сколько его деспотичности. Автор не дает читателю продохнуть. Не позволяет создать в уме собственную картинку. Фактически навязывает ему свое, авторское видение мира.

До какой-то степени так и нужно, потому что читатель взял книгу не для того, чтобы ломать себе мозг.

Но — до какой-то степени. Степень этой степени автор определяет для себя сам. Важно помнить, что если читателя вообще вытеснить из текста и не позволить ему фантазировать даже самую малость — читатель вообще уйдет. И это не «ловля читательского внимания на крючок», как можно было бы подумать (и даже не без ехидства сказать), а обыкновенная вежливость. Чтение — всегда сотрудничество автора и читателя, в большей или меньшей степени. Если этого сотрудничества не происходит вовсе — не происходит и чтения. Поэтому позвольте читателю иногда придумывать определения. Появляется монстр — не пишите, что он был зеленый, пупырчатый, вонючий, с перепонками, выпученными розовыми глазами, острыми желтыми зубами, хлюпающим мокрым хвостом, кривыми когтями, круглыми, как раковина, большими мясистыми ушами и т. п. Уберите хотя бы часть определений. Если хвост хлюпающий — значит, он без вариантов мокрый. Если тварь болотная — значит, она вонючая. Когти — непременное условие монстра, про них не пишите, читатель и так знает. Дайте ему подключить воображение хотя бы чуточку.

Существуют расхожие определения: талия — тонкая, волосы — пышные, глаза — влажные, большие, широко раскрытые, грудь — высокая или мощная (в зависимости от ж. или м.), бедра стройные (независимо от ж. или м.), окна стрельчатые, башни игольчатые, смех веселый, тусклые лучи, пустынный берег, крепкий ром жалкие слабаки, густой лес, непрошенные гости, могучий удар — и т. п. На самом деле эти определения близки к постоянным эпитетам, наблюдаемым в фольклоре: как молодец, так сразу добрый, а как девица, так сразу красная. Такие эпитеты служат не для создания неповторимого образа молодца или девицы, а для того, чтобы молодцу, девице и читателю было уютно и надежно в крепком тереме былины. Иными словами, они цементируют жанр. Чтоб ни кирпичика, ни камушка не выпало.

Точно так же можно (с художественной точки зрения) обойтись без этих, ничего не говорящих и расхожих определений. Но они, с другой стороны, необходимы для обозначения жанра и персонажа. Если грудь мощная и бедра стройные — файтер. Если грудь высокая, талия гибкая, а глаза влажные — возлюбленная. Веселый смех — чаще всего собирательное определение, он доносится из шадизарской таверны, где резвится коллектив воров и убийц. Из гарема местного султана такой смех не доносится.