Устрицы под дождем - Оксана Робски

– Ну да. Но теперь уже что разговаривать…

– Мам!

– Что?

– Ты не знаешь, чего ты себя лишаешь?!

Маруся подлила им виски. Последние капли.

– Чего?

– Счастья.

– Счастья? – рассмеялась Марусина мать.

– Да, счастья. И не смейся. Потому, что ты знаешь, кого еще ты лишаешь счастья?

– Кого?

– Своего мужа.

– Я ужасная.

– Это лучшее, что есть в жизни!

– А я раньше думала, что лучшее – это дети.

– Теперь поняла, что ошибалась?

Они обе расхохотались.

– Давай исправлять ситуацию, – решительно предложила Маруся.

– Как? – испугалась ее мать.

– Первое: когда придет папа?

– Должен был полчаса назад прийти.

– Первое и очень срочное: ты сексуально одеваешься. Второе: встречаешь его поцелуем в губы и многообещающим взглядом. Третье: тут же, в коридоре начинаешь раздеваться. Я спрячусь в комнате. И четвертое, самое главное: ты ему честно, не стесняясь рассказываешь все, что тебе бы хотелось, чтобы получить удовольствие. Все. Поняла?

– Поняла. – Мать пьяно хихикала.

– Тащи все свое белье! – скомандовала Маруся. – Стой! Не надо! Я принесу свое!

Она сбегала в свою комнату, ударяясь об углы и спотыкаясь о пороги.

Марусину мать нарядили во все, что на нее налезло.

– Сексуально, – похвалила Маруся.

– Правда? – Не переставала хихикать ее мать, крутясь перед зеркалом в прихожей.

– Просто супер! Давай еще губы накрасим!

Маруся недовольно осмотрела материну губную помаду, но все-таки накрасила ей губы.

– Шик! – воскликнула Маруся, и в это время в дверь позвонили.

– Саша!

– Папа!

Они закричали одновременно, одинаковым шепотом. Маруся схватила со стола пустую бутылку, стаканы и кинулась в свою комнату.

Вернулась.

– Ты помнишь? Раздеваешься прямо здесь, а потом заставляешь делать все, что тебе хочется!

Марусина мать загадочно кивнула.

Маруся захлопнула свою дверь и забралась в кровать.

Она сложила свои пальцы крестиком.

Закрыла глаза.

Голова закружилась, и в этом круговороте она в ту же секунду унеслась в сон.

34

Ангелина Петровна решила навести порядок в своем кабинете.

Она открыла все полки, выдвинула ящики.

Старые фотографии, анализы, печать, новые чулки, давно забытый флакон духов, шоколадка – Ангелина Петровна отломила кусочек; довольно вкусно.

В дверь постучали.

Ангелине Петровне никого не хотелось приглашать в этот бардак, и она сама подошла к двери. Приоткрыла ее.

Константин Сергеевич настойчиво сделал шаг вперед.

– Что-то срочное? – спросила Ангелина Петровна.

– Мы получили результаты – сказал Константин Сергеевич и сделал еще один шаг, оказавшись таким образом почти вплотную к Ангелине Петровне. Ангелина Петровна помедлила секунду и отступила.

– У меня уборка, – сообщила Ангелина Петровна. Константин Сергеевич бросил взгляд вокруг и улыбнулся.

Ну, и чего там? – спросила Ангелина Петровна. – Наркотики? Как вы и предполагали?

– Амфетамины.

– Отлично. А то эта голодовка, честно говоря, мне порядком уже надоела.

– Да и вылечить его у нас вряд ли бы получилось.

– Ну вылечить-то мы его могли… Но пусть этим занимаются специализированные учреждения.

– Я имею в виду: от гомосексуализма.

– А! Это уж точно – нет. Не наш профиль.

– Значит, переводим?

– Переводим! Я свяжусь с его дедушкой, а вы готовьте выписку!

– И…

– Что-то еще?

Константин Сергеевич мялся около двери, явно не собираясь ее открывать.

– Что? Наша девочка?

– Нет. Вернее… да, наша… другая…

– Константин Сергеевич! – позвала Ангелина Петровна. – Говорите, что там!

– Понимаете… – Константин Сергеевич набрал полные легкие воздуха, вскинул голову и сказал:

– Я должен с вами поговорить!

Ангелина Петровна кивнула, поощряя его.

У нее зазвонил телефон. Она взглянула на него, улыбнулась.

Показала пальцем Константину Сергеевичу на кресло. Он сел.

– Алло, – сказала она так, словно была в кабинете одна. – Привет… – Она так улыбалась в трубку, что Константин Сергеевич почувствовал себя третьим лишним. – Где ты?.. Как в аэропорту? Зачем? Я не понимаю… Ты можешь мне объяснить, зачем тебе в Париж?.. Конечно, свободен, но… все-таки… Почему?.. Кому надо?.. Зачем?.. А когда ты хочешь вернуться? Что значит не знаю?! Ты что такое говоришь? С тобой все нормально? Подожди! Да мне наплевать, что посадка! Мы с тобой сегодня хотели пойти в кино… Подожди!

Ангелина Петровна изумленно посмотрела на трубку, положила ее на стол. Машинально улыбнулась Константину Сергеевичу.

– Сейчас-сейчас, – сказала она ему одними губами.

Он сидел в кресле, не шевелясь. Она снова схватила телефон.

– Девушка! Добрый день! Будьте добры мне все рейсы в Париж на сегодня. Давайте, Аэрофлот… Последний улетел? Эр Франс посмотрите тогда… Отлично! Мне подходит!.. А вы можете посмотреть наличие свободных мест? Бизнес-класс. Да, один. Как нет? Совсем? Ну, ладно, эконом… Тоже нет? Полный самолет? Бред какой-то…

Константин Сергеевич встал, кивнул Ангелине Петровне, причем она ему даже не ответила, и вышел.

– …девушка, ну хорошо… Что же мне делать? Мне обязательно надо в Париж сегодня! А? Ну, я понимаю… Чартер?.. Ужас какой, ну, посмотрите чартер… Есть? Да, я успею!.. Я поняла. А билеты? Да, конечно, бизнес, еще на чартере экономом… Как не укомплектован бизнесом? Девушка, вы меня убиваете… Хорошо, эконом есть? Отлично. Все. Да. Я успею. Спасибо большое, девушка.

Ангелина Петровна быстро запихнула в ящик фотографии, анализы, печать и новые чулки. Кинула сверху остаток шоколада. Огляделась вокруг. Осталась довольна.

Оставался еще звонок дедушке пациента. Но его можно сделать из машины.

Пустая пачка сигарет.

Неужели в кабинете нет еще одной пачки?

Она снова начала выдвигать ящики и открывать шкафы.

На пол полетели фотографии, новые чулки, анализы, печать и кусочки шоколадки.

Сигарет не было.

Ангелина Петровна схватила из пепельницы единственный бычок, лежащий там, и вставила его в мундштук. Прикурила.

Жадно затянулась.

Зазвонил мобильный, она положила мундштук с сигаретой в пепельницу, схватила трубку. Мундштук упал на пол. Искры пепла разлетелись по деревянному полу.

– Алло! – закричала она в трубку. – А… нет… – Она явно ожидала другого звонка. Подняла левой рукой мундштук, затоптала искры. – Вы бы не могли позвонить мне попозже? Нет, я на совещании… Нет, ничего не случилось… И с вашим внуком ничего не случилось… Хотя мы сделали анализ на наркотики… Он оказался положительным. Нет. Конечно, серьезно. Вы можете заехать, поговорить с его лечащим врачом… Нет, мы не можем его лечить… Существуют специальные учреждения… Сейчас мы готовим документы на перевод… Я как раз собиралась вам звонить… Хорошо, я предупрежу доктора. Нет, меня не будет – я улетаю в Париж. Извините, я бы тоже очень хотела, но это невозможно. До свидания. Всего доброго.

Она, как чувствовала, вызвала сегодня водителя. А то бы пришлось оставлять машину в аэропорту.

Она сидела на заднем сиденье и думала об одном – только бы не было пробок. Только бы не опоздать.

Чартерный рейс могут задержать. Тогда она точно успеет.

Если все будет нормально, она приземлится в Париже около десяти вечера.

В без пятнадцати одиннадцать будет в гостинице.

Где он остановится?

Когда они вместе, то живут всегда в «Георге V». Но сейчас он без нее. И специально, естественно, выберет «Costes».

Надо сразу ехать в «Costes». Он будет там. Снять номер и спуститься в бар, поискать его.

Нет, сразу зайти в бар.

А если он будет не один? С какими-нибудь?..

Ничего страшного. Подойти, мило поздороваться, попросить зайти к ней в номер, когда он освободится.

Заказать в номер ужин, шампанское и ждать его.

Ничего страшного, все будет хорошо.

Он никогда в жизни не поставит ее в неудобное положение.

Главное – чтобы не было пробок.

Как здорово, что это – чартер, а не регулярный рейс.

35

Каждый раз Оле было очень страшно делать капельницу. Смотреть, как протыкают иголкой твою вену… Как капля за каплей поступает туда что-то, что смешивается с твоей кровью и становится частью тебя. Частью твоего тела. И твоего сознания.

Но не смотреть она не могла.

Дождик, который поймали в трубочку и привезли в стеклянную лабораторию. И теперь он капает не за шиворот, а попадает сразу внутрь. А вместо зонтика – ресницы. Если их сомкнуть, то как будто нет дождика. Ведь то, что попадает внутрь, ты не чувствуешь кожей. Оно незаметно так наполняет тебя. По крайней мере, не сразу заметно.