Инга (СИ) - Кленов Виталий

— А ты что так поздно здесь делаешь? Как добираться-то думала? — спросил он.

— Да мы с подружкой сюда приехали. Ее парень первый раз к себе пригласил, а она, трусишка, меня за компанию уговорила. Сама у него осталась, а мне теперь одной домой добираться. Хорошо, что ты остановился!

— Не говори, надо же было так встретиться… Теперь я тебя до самого дома довезу!

***

В тот же вечер Гришка остался у нее ночевать, а еще через пару месяцев они вместе уехали отдыхать на море. У Милки как раз начались каникулы, Григорий оформил на работе отпуск, и они сели в машину и отправились в Крым. Это было замечательное время! Они ходили в самые шикарные рестораны, останавливались в лучших гостиницах и исколесили на машине весь полуостров — что в итоге сильно озадачило Милку. Во-первых, она понимала, что не каждый советский инженер мог себе такое позволить, а во-вторых, она была родом из того далекого прошлого, где помнили о том, кем был его отец. Она спросила Гришку напрямик, и он рассказал, что получил премию за изобретение. Это прозвучало весьма убедительно, поскольку даже в младших классах он считался умным мальчишкой, и Милка ему поверила.

Когда человек влюблен, он становится рассеянным, невнимательным, у него зачастую притупляется бдительность. Не миновала эта участь и Григория Воронцова…

Предвидя непростые времена, он предложил Женьке вкладывать деньги в золото и ювелирку, чтобы застраховать свои сбережения от обесценивания. Так друзья и поступили, тем более что в советское время хранить деньги в банке, не привлекая внимания органов, было нереально. Такие серьезные операции Гришка просчитывал и проводил лично, но в этот раз случился прокол: камни, которые им предложили купить, были похищены на ювелирном заводе, а стоящие за этим люди находились в разработке. Перед следственной группой была поставлена задача выявить все преступное сообщество, орудовавшее на заводе, досконально изучить все связи и привлечь виновных к ответственности.

Дело обещало быть громким, и органы взялись за него с энтузиазмом. Попал в эту мясорубку и Григорий. Он не выдал ни Райковского, ни их общее дело, твердя, что решился на такое самостоятельно и впервые в жизни. Он действительно никогда не привлекался, нигде не состоял да и вообще не попадал в поле зрения милиции, и суд учел это как смягчающее обстоятельство. В отличие от банды расхитителей, членов которой приговорили к высшей мере наказания, Гришка получил пять лет строгого режима и в тот момент был несказанно этому рад.

Милка переживала, считала, что это недоразумение и скоро во всем разберутся. Она ждала ребенка и не представляла, как жить дальше… Новостью о беременности она поделилась с Гришкиной матерью, и та не стала ничего от нее скрывать, рассказав, чем на самом деле занимался ее сын. Она отдала девушке все сбережения и те самые старинные серьги, которые в молодости подарил ей муж, сказав, что это на рождение ребенка. Вскоре Анна Дмитриевна умерла — то ли от старости, то ли от выпавших на ее долю испытаний, — и Милка, взвесив все за и против, перебралась во Владимир, так ничего и не сказав Гришке и решив воспитывать будущего ребенка одна, подальше от опасной традиции мужчин семьи Воронцовых нарушать закон.

Григорий освободился в начале девяностых. Возможно, если бы государство было озабочено перевоспитанием тех, кого осудили в первый раз — по глупости, по неосторожности, из-за драки или, например, за экономические преступления, — он, может, и вышел бы оттуда с осознанием того, что надо держаться от всего этого подальше. Но суровая действительность государственных исправительных учреждений заключалась в том, чтобы не исправлять, а наказывать. По воровским понятиям Ворон вышел из колонии человеком правильным и даже с определенным авторитетом в отгороженном решеткой мире, хотя сам никогда не причислял себя к миру блатных. Скорее, воровская верхушка старалась держать его рядом, поскольку соображал он быстро и верно: и посоветовать мог, и спланировать, и веское слово сказать — такой человек всегда пользуется уважением. И, помимо прочего, было у него еще одно ценное качество: он никогда не лез наверх, не светился, предпочитая оставаться в тени, — что ему и помогло там выжить…

За пять лет в стране все изменилось. СССР больше не было, Ельцин с Горбачевым в одночасье развалили великую страну на осколки, а те, кто находился тогда у кормушки, безнаказанно разворовали все, до чего смогли дотянуться. Экономика трещала по швам, учителя и инженеры торговали на рынках, а здоровенные парни, сбрив затылки и накачав бицепсы, выбивали из них последние деньги. За счет чего существовала страна, было непонятно.

Их старое дело, начатое еще в эпоху тотального дефицита, теперь потеряло всякую актуальность, но Женька Райковский по-прежнему держался на плаву. Пока Гришка отбывал срок, он успел почелночить, мотаясь за товаром в Китай, позаниматься наперстками и обменом валюты, а теперь работал с недвижимостью. В команде у Женьки было несколько отмороженных парней, прошедших с ним огонь, воду и медные трубы, но старого товарища он не забыл и был ему благодарен за то, что остался тогда на свободе.

Райковский встречал Григория у ворот. Он был первым, кого увидел Ворон за пределами зоны. Мать умерла, Милка пропала неизвестно куда, и Женька оказался единственным, кто его ждал. Друзья обнялись и сели в машину.

Первым делом они отправились на могилу Анны Воронцовой. Райковский сделал все как полагается: место, памятник, ограда выглядели достойно. Не вычурно, но очень добротно, Женька не поскупился. На обратной стороне памятника Григорий прочел: «От сына».

— Спасибо! Я сам бы лучше не сделал, — сказал он.

— Брось, Гриш. Я твой должник.

— Все нормально, Жека. А за мать я тебе благодарен.

Они сели в «Гранд-Чероки» Райковского и покатили в город.

— Квартиру я тебе на окраине снял: знаю, ты светиться не любишь. Пока там поживешь, а потом подберешь себе, что понравится.

— Все правильно сделал.

— О делах позже поговорим. В кабак сходим, отметим. Деньги твои я сберег, так что в этом плане полный порядок. Завтра по магазинам прокатимся, оденешься, потом с ребятами познакомлю, у меня тут целая бригада!

— Про Людмилу знаешь что-нибудь? — спросил Григорий, когда Райковский успокоился и перестал тараторить.

— По всей видимости, она тогда из города уехала, иначе бы я знал, — ответил Женька. И добавил: — Не обижайся, Гриш, но, я думаю, Милка специально отсюда сбежала, чтоб ты ее не нашел.

Григорий кивнул: он тоже это понимал и больше ничего о ней не спрашивал.

«Отлично, что Грига снова со мной! — подумал Райковский. — Вдвоем повеселей будет!»

Они были разными: Женька — нетерпеливый, ждать не любил и делал все с наскока, полагаясь в основном на везение, Гришка же — осторожный, всегда все взвешивал, просчитывал ходы наперед и действовал, тщательно разработав план. Если бы не его выдержка и хладнокровие, Женька еще в юности вляпался бы в неприятности, но удача и Гришка до сих пор были на его стороне, так что возвращению друга он был только рад.

Райковский работал как серый маклер. Схема была простая: в газете размещались два объявления, одно о покупке квартиры, другое о продаже. Дома на телефонах сидела парочка хватких девчонок — жены работавших на него парней: одна записывала, что люди хотят продать, другая — что хотят купить, а потом из этого потока заявок рождались сделки. Заработок был неплохой, тем более что расчеты в основном проходили в долларах, но самые хорошие деньги зарабатывал Женька на алкашне. Развести таких на квартиру было проще некуда: им покупали несколько ящиков водки, старый домик в деревне, и вывозили туда жить. Иногда обходилось даже без домика: пока водки хватало, люди оставались у друзей, а потом становились бомжами.

Григорию такое было неинтересно: он пару раз съездил с Райковским на сделки и почувствовал, что это не его. Он проходил период адаптации и пока ничем не хотел заниматься. Скорее всего, это было связано с потерей матери, исчезновением Милки и долгим отсутствием на свободе. Он внимательно оглядывался по сторонам и привыкал к новой стране, к новой реальности.