Дневники - Зинаида Гиппиус

Солдат подхватывает:

- Понятное дело. Как пойдут, бывало, частить и старуху и родичей... Глядь - и обедня...

Пока записываю лишь наблюдения, без выводов. Вернусь.

Город еще полон кипеньем. Нынче мимо нас шла двухверстная толпа с пением и флагом - "да здравствует совет рабочих депутатов".

6 Марта. Понедельник.

Устала сегодня, а писать надо много.

Был Н. Д. Соколов, этот вечно здоровый, никаких звезд не хватающий, твердокаменный попович, присяжный поверенный - председательствующий в Сов. Раб. Депутатов.

Это он, с Сухановым-Гиммером, там "верховодит", и про него П. М. Макаров (тоже присяж. пов., и вся та же "совместная", лево-интеллигентская группа до революции) только что спрашивал: "до сих пор в красном колпаке? Не порозовел? В первые дни был прямо кровавый, нашей крови требовал".

На мой взгляд или "розовеет", или хочет показать здесь, что весьма розов. Смущается своей "кровавостью". Уверяет, что своим присутствием "смягчает" настроение масс. Приводил разные примеры выкручиванья, когда предлагалось броситься или на зверство (моментально ехать расстреливать павловских юнкеров за хранение учебных пулеметов) или на глупость (похороны "жертв" на Дворцовой, мерзлой, площади).

Рассказывал многое - "с того берега", конечно. Уверял, что составлению кабинета "мешали не мы. Мы даже не возражали против лиц. Берите, кого хотите. Нам была важна декларация нового правителства. Все ее 8 пунктов даже моей рукой написаны. И мы делали уступки. Например, в одном пункте Милюков просил добавить насчет союзников. Мы согласились, я приписал..."

Распространялся насчет промахов пр-ва и его неистребимого монархизма (Гучков, Милюков).

Странный, в конце концов, факт получился: существование рядом с Временным Прав-вом, двухтысячной толпы, властного и буйного перманентного митинга, этого Совета Раб. и Солд. депутатов. Н. Д. Соколов рассказывал мне подробно (полусмущаясь, полуизвиняясь), что он именно в напряженной атмосфере митинга написал Приказ № 1 (где, что называется, хвачено). Приказ, будто бы, необходим был, так как, из-за интриг Гучкова, армия, в период междуцарствия, присягнула Михаилу... "Но вы понимаете, в такой бурлящей атмосфере, у меня не могло выйти иначе, я думал о солдатах, а не об офицерах, ясно, что именно это у меня и вышло более сильно..." (Мое примечание от 10 сент. 17: - И вовсе не он даже и писал-то, - говорит Ганфман, - а Кливанский из "Дня". Но этот сразу покаялся и скрывает. Н. Д. же полухвастается, ибо только присутствовал.).

Сей "митинг" столь "властный", что к нему даже Рузский с запросами обращается. Сам себя избравший парламент. Советский Исп. Ком. иногда соглашается с Пр-вом - иногда нет. Выходит, что иногда можно слушаться Пр-ва, - иногда нет. Они, советские, "стоят на стороне народных интересов", как они говорят, и следят за действиями Правительства, которому "не вполне доверяют".

Со своей точки зрения, они, конечно, правы, ибо какие же это "революционные" министры, Гучков и Милюков? Но вообще-то тут коренная нелепость, чреватая всякими возможностями. Если бы только "революционность" митинга-совета восприняла какую-нибудь твердую, но одну линию, что-нибудь оформила и себя ограничила... но беда в том, что ничего этого пока не намечается. И левые интеллигенты, туда всунувшиеся, могут "смягчать", но ничего не вносят твердого и не ведут.

Да что они сами-то? Я не говорю о Соколове, но другие, знают ли они, чего хотят и чего не хотят?

Рядом еще чепуха какая-то с Горьким. Окруженный своими, заевшими его, большевиками Гиммерами и Тихоновыми, он принялся почему-то за "эстетство", выбрали они "комитет эстетов" для украшения революции; заседают, привлекли Алекс. Бенуа (который никогда не знает, что он, где он и почему он).

Был на эстетном заседании и Макаров, и Батюшков. Но эти - чужаки, а горьковский кружок очень сплочен. Что-то противное, некместное, неквременное. Батюшков говорит, что от противности даже не досидел. Беседовал там с большевиками. Они страстно ждут Ленина - недели через две. "Вот бы дотянуть до его приезда, а тогда мы свергнем нынешнее правительство".

Это по словам Батюшкова. Д. В. резюмирует: "итак, нашу судьбу станет решать Ленин". Что касается меня, то я одинаково вижу обе возможности - путь опоминанья - и путь всезабвенья. Если не

"...предрешена судьба от века",

то каким мы путем пойдем - будет в громадной степени зависеть от нас самих.

Поворота к оформленью, к творчеству, пока еще не видно. Но, может быть, еще рано. Вон, со страстью думают только о "свержениях".

Рабочие до сих пор не стали на работу.

7 Марта. Вторник.

Мороз 11° сегодня. Исключительная зима. Ни одной оттепели не было.

Положение то же. Или, разве, подчеркнуто то же. Сов. Раб. и С. издают приказы, их только и слушаются.

В Кронштадте и Гельсингфорсе убито до 200 офицеров. Гучков прямо приписывает это "Приказу № 1". Адм. Непенин телеграфировал: "Балтийский флот, как боевая единица, не существует. Пришлите комиссаров".

Поехали депутаты. Когда они выходили с вокзала, а Непенин шел к ним навстречу, - ему всадили в спину нож.

Здесь, между "двумя берегами", правительственным и "советским", нет не только координации действий (разве для далекого и грубого взора), но почти нет контакта.

Интеллигенция силой вещей оказалась на ЭТОМ берегу, т.е. на правительственном, кроме нескольких: 1) фанатиков, 2) тщеславцев,

3) бессознательных, 4) природно-ограниченных.

В данный момент и все эти разновидности уже не владеют толпой, а она ими владеет. Да, Россией уже правит "митинг" со всей его митинговой психологией, а вовсе не серое, честное, культурное и бессильное (ареволюционное) Вр. Пр-во. Пока, впрочем, не Россией, а лишь Петербургом правит; но Россия неизвестность...

Контакта с вооруженным митингом у нас, интеллигентов правительственной стороны, очень мало и через отдельных интеллигентов-выходцев, ибо они очень охраняют "тот берег".

Есть еще средняя часть, безвластная абсолютно: распыленные эс-эры, например. Они "туда" лишь вхожи. Большинство из них просто в ужасе, как Ив. Разумник и Мстиславский.

Но такое отсутствие контакта - преступная вещь. Сегодня нам в панике звонил Макаров: дайте знать в Думу, чтоб от Сов. Раб. Д. послали делегатов в Ораниенбаум, на автомобиле: солдаты громят тамошний дворец и никого не слушают.

Любопытно, что П. М. Макаров теперь правительственное лицо: Керенский сделал его комиссаром по охране дворцов (И. Н. Львов ушел, не желая проводить коренной реформы в ведомстве Двора; что, мол, за революция, лучше просто "беречь гнездо". Хорош. На его место хотят Урусова или Головина, Ф. А.). Но хорош и "правительственный" Макаров. Звонит, для контакта с Советом, - нам! Уж, кажется, ни в какой мере не "официальны". Мы бросились к М-х-у, сообщились с Думой через какую-то "комнату" и Тихонова;

потом, вечером, Тихонов зашел к нам в переднюю (видела его мельком) сказать, что все было исполнено.

Керенский ездил на днях в Зимний дворец. Взошел на ступени трона (только на ступени!) и объявил всей челяди, что "Дворец отныне национальная собственность", благодарил за сохранность в эти дни. Сделал все это с большим достоинством.

Лакеи боялись издевок, угроз; услыхав милостивую благодарность, - толпой бросились Керенского провожать, преданно кланяясь. Керенский был с Макаровым (который это и передавал сегодня вечером у нас). Когда они ехали из дворца в открытом автомобиле - им кланялись и прохожие.

Керенский - сейчас единственный ни на одном из "двух берегов", а там, где быть надлежит: с русской революцией. Единственный. Один. Но это страшно, что один. Он гениальный интуит, однако, не "всеобъемлющая" личность: одному же вообще никому сейчас быть нельзя. А что на верной точке только один - прямо страшно.

Или будут многие и все больше, - или и Керенский сковырнется.

Роль и поведение Горького - совершенно фатальны. Да, это милый, нежный готтентот, которому подарили бусы и цилиндр. И все это "эстетное" трио по "устройству революционных празднеств" (похорон?) весьма фатально: Горький, Бенуа и Шаляпин. И в то же время, через Тихоно Сухановых, Горький опирается на самую слепую часть "митинга".

К "бо-зарам" уже прилепились и всякие проходимцы. Например Гржебин, раскатывает на реквизированных автомобилях, занят по горло, помогает клеить новое, свободное, "министерство искусств" (пролетарских, очевидно). Что за чепуха. И как это безобразно-уродливо, прежде всего. В pendant к уродливому копанью могил в центре города, на Дворцовой площади, для "гражданского" там хороненья сборных трупов, держащихся в ожидании, - под видом "жертв революции". Там не мало и городовых. Офицеров и вообще настоящих "жертв" (отсюда и оттуда) родственники давно схоронили.

Дворцовую же площадь поковыряли, но, кажется, бросят: трудно ковырять мерзлую, замощенную землю; да еще под ней, всякие трубы... остроумно!

В России, по газетам, спокойно. Но и в Петербурге, по газетам, спокойно... И на фронте, по газетам, спокойно. Однако, Рузский просит прислать делегатов.