Инстинкт женщины - Чингиз Абдуллаев

Второй незнакомец успел подхватить бутылки кефира, едва не упавшие на пол. Он обернулся. Вокруг никого не было. Первый бережно опустил старика на ступеньки, прислонил к стене. Со стороны могло казаться, что несчастный уселся отдохнуть, перед тем как подняться на третий этаж. Незнакомец достал из кармана бутылочку и, несколько раз ударив старика по щекам, чтобы тот немного начал приходить в себя, поднес бутылку к губам Путника. Тот все еще был без сознания.

— Давай нашатырный спирт, — зло пробормотал первый. Второй достал небольшой пузырек, давая вдохнуть старику. Несчастный дернулся, бессознательно пошарил рукой вокруг, словно вспомнив про бутылки кефира. В этот момент первый еще раз поднес свою бутылочку к его губам. Старик непроизвольно сделал несколько глотков. Он хотел кашлянуть, но незнакомец крепко прижал свою руку к его лицу, не давая ему передохнуть. Старик проглотил влагу, застрявшую в его горле. Через секунду он дернулся, затем еще раз и сразу обмяк, падая на ступеньки.

— Все, — сказал второй, — теперь любой врач поставит правильный диагноз: остановка сердца.

— Бутылки разбить? — спросил первый.

— Не нужно, — возразил второй, — лишний шум будет. У него сердце схватило, он бутылки успел поставить на пол и сел на ступеньку. А потом концы отдал. Никто не придерется. Пошли.

Они спустились вниз и вышли из подъезда, закрыв за собой дверь. Старика нашли через полчаса. Вызванная бригада «Скорой помощи» констатировала обширный инфаркт. Жена умершего даже не разрешила отвезти труп в больницу, зачем нужно было полосовать старика, если все и так было ясно.

Именно в тот момент, когда умершего вносили в квартиру, Марина подходила к своему дому. Уже во дворе она увидела сидевшего на скамейке Андрея. Лицо после побоища распухло. Он был в темных очках, очевидно, скрывавших синяк под левым глазом. Увидев Марину, он быстро поднялся, даже дотронулся до очков, но, вспомнив про свой синяк, убрал руку.

— Добрый вечер, — кивнула она, — опять с визитом?

— Я принес книги, — сказал он, показывая на пакет, лежавший на скамейке, — Хемингуэй на английском. Собрание сочинений.

— Напрасно, — спокойно сказала она, — я не возьму такого дорогого подарка.

— Пожалуйста, — пробормотал он разбитыми губами, — мне будет очень приятно.

Ей стало неловко, словно она обидела парня. Марине хотелось поднять руку и дотронуться до его волос. И, вспомнив слова Циннера, тряхнула головой, словно отгоняя эти мысли.

— Ты взял книги у отца? — улыбнулась она.

— Нет, — скорее удивился, чем испугался Андрей. — Я сам покупал эти книги в Мадриде. Там есть хороший магазин книг на английском языке. Если с Виа-Гранде повернуть…

— Я знаю, — перебила его Марина.

— Вы бывали в Мадриде?

— А где, по-твоему, я могла совершенствовать свой испанский?

Она протянула руку, принимая пакет.

— Большое спасибо. Теперь я твой должник.

— Не за что. — Он кивнул головой в знак прощания и пробормотал: — До свидания.

Молодой человек повернулся, чтобы уйти. В его фигуре было что-то такое трогательное и смешное одновременно…

— Андрей, — вдруг с удивлением услышала она свой голос.

Он обернулся.

— Сегодня ты не хочешь подняться ко мне? — спросила она. Этот вопрос она задала уже осознанно.

— Не знаю… — Ему было стыдно за свой вид, поняла она. За эти темные очки, за разбитое лицо. Ему было неловко демонстрировать перед ней свою очевидную мужскую слабость. «Какой ребенок», — подумала она.

— Нет, — сказал он, решившись, — сегодня не могу.

— Пошли, — вздохнула Марина, — я не буду смотреть на твое лицо. Тоже мне супермен.

Андрей больше не колебался. Вместе они вошли в кабину лифта. Опять этот запах, подумала она. Так, наверное, пахнут все молодые мужчины. В квартиру она вошла первой. Положила пакет на стол.

— Иди, усаживайся на диван, я приготовлю кофе, — сказала она. — И сними свои дурацкие очки.

Она прошла в спальню. Сегодня ей не хотелось больше притворяться. Сняла обувь. Решила надеть домашние тапочки, пусть видит разницу. Глупо ее скрывать. Переоделась по-домашнему — темные брюки, светлая блузка.

Когда она внесла кофе, на его лице появилось странное выражение. Это было не огорчение, скорее смесь удивления и восхищения.

— В домашних тапочках я похожа на бабушку. Ведь так? — сказала она, взглянув на парня.

Андрей покачал головой.

— Вы кажетесь моложе, — признался он, — брюки вам очень идут. И тапочки тоже. Вы кажетесь такой домашней.

— Бери свой кофе, — улыбнулась она. Ей была приятна его реакция.

Он все-таки снял очки. Она была права. У левого глаза расплылась синева.

— Спасибо за подарок, — сказала Марина, — но если ты каждый раз будешь из-за меня драться… Это глупо.

— Они сами на меня набросились, — возразил Андрей.

— Верно. Но всегда можно уйти от драки, — кривя душой, сказала она.

— Я не мог убежать, — твердо сказал Андрей, — это некрасиво.

Такие, как он, не убегают, подумала она. Хорошо это или плохо? Вот и сына она так воспитала. Возможно, им нужно быть более гибкими? Хотя откуда взяться гибкости. Это ведь уже новое поколение, они ничего не знают ни о парткомах, которые следили за «моральным обликом», ни о райкомах, где экзаменовали, задавая вопросы по биографии партийных секретарей всех стран, чтобы дать «добро» на отдых в Болгарии.

— Ты долго жил с родителями в Испании? — спросила она.

— Там была только начальная школа, — пояснил он, — а потом пришлось переехать в Москву.

Она помнила, что каждое их слово записывают проклятые магнитофоны. Ей хотелось сказать что-то теплое, поговорить по душам. Она сама не знала, чего именно ей хотелось…

Он пил кофе судорожными глотками. Молчание становилось двусмысленным. Он поднял на нее глаза.

— Можно мне остаться? — вдруг спросил он.

У всех мужчин одинаковая логика, почему-то подумала она. Если я его позвала, он решил… Хотя нет, он гораздо чище. Просто он не скрывает своего желания. Не хочет его скрывать. Но она помнит об этих магнитофонах…

— Не нужно об этом. — Она все-таки протянула руку и дотронулась до его головы. Надеясь, что здесь нет визуальных камер, хотя ничего нельзя было исключить.

Он тряхнул головой.

— Вы обращаетесь со мной как с ребенком, — обиженно сказал Андрей.

— Извини, — она убрала руку. Жест был действительно материнский. — Я к тебе очень хорошо отношусь, — призналась она, — и ты мне очень нравишься. В тебе есть очень много прекрасных черт характера. Нужных для настоящего мужчины. Поверь мне, я в этом немного разбираюсь. Я ведь кандидат психологических наук, — улыбнулась она, — а сейчас, как тебе уже известно, буду писать докторскую. Ты хороший человек, Андрей, и я не сомневаюсь, что в будущем у тебя все будет хорошо.

— Вы так говорите, как будто прощаетесь, — сказал Андрей.

— Да, — твердо сказала она, — больше мы с тобой встречаться не будем. Я думаю, так будет лучше.

— Вам за меня стыдно после вчерашнего?

— Господи, какая глупость. При чем тут стыдно? Ты вообще не виноват во вчерашней драке. Какие-то хулиганы…

— Они не были похожи на хулиганов, — упрямо возразил Андрей, чуть покраснев, — я долго над этим думал. Они сделали все, чтобы начать со мной драку. Им хотелось подраться именно со мной. И это были не хулиганы.

— С чего ты взял?

— Я немного занимался самбо в школе. Но я ничего не мог сделать. Они были очень здорово подготовлены. Такие «хулиганы» по улицам не ходят. И кроме того, я видел, как вы с ними разделались. Профессионально отработанные удары, жесты. И они вас почему-то испугались, как будто знали вас. Вы от меня что-то скрываете.

«Нас ведь слушают, — с ужасом подумала она, — только этого не хватало. Если он скажет еще нечто подобное, его невозможно будет спасти. Господи!»

— Хватит, — сказала она, нахмурившись, — ты еще скажи, что я нарочно организовала, чтобы тебя избили.

— Нет, не нарочно, но они…

— Все, я сказала, — она невольно протянула руку, дотронувшись до его губ. Он схватил ее руку. Раньше он не позволял себе подобной вольности, удивилась она. Осторожно и мягко он поцеловал ее ладонь. Она не стала выдергивать руки. Пока он молчит, все в порядке. Ей было приятно прикосновение его мягких губ. Но он мог увлечься, и она все-таки мягко выдернула руку.

— Мы, кажется, увлеклись.

— Я хотел…

— Не нужно никаких объяснений. Уже поздно. Потом я начну волноваться, что ты снова ввяжешься в какую-нибудь драку. Иди домой, Андрей, уже поздно.

Он послушно поднялся. Хотел надеть темные очки, но передумал, убирая их во внутренний карман пиджака. Подошел к двери. Она поднялась следом.

— Можно я буду к вам звонить? — спросил он на прощание.

— Не нужно. Лучше, если мы больше не будем встречаться и разговаривать. — Нужно спасать этого мальчика.

Гамма переживаний отразилась на его лице. Но он имел все задатки сильного человека. Поэтому вдруг снова взял ее за руку, осторожно поцеловал и вышел из квартиры. Потом на лестнице долго раздавались отголоски его медленных шагов. Она захлопнула дверь, прислонившись к ней изнутри, словно опасаясь, что он вернется, выбьет дверь и вновь окажется в квартире. Но он не вернулся.