Наследство для Лонли-Локли - Макс Фрай

"Вот это да! - растерянно подумал я, - приехал парень к родственничкам, ничего не скажешь!" Мне стало немного не по себе: только теперь до меня окончательно дошло, что ночные наваждения, преследовавшие нас в начале пути, были не просто забавными происшествиями, о которых можно рассказывать друзьям, вернувшись домой, а наглядным свидетельством проявления чужой незнакомой силы - пусть не слишком грозной, но недвусмысленно враждебной.

- Сразу видно нерачительного хозяина: только пришел домой - и ну все ломать! - нервно усмехнулся я. Шурф не обратил на мою жалкую попытку пошутить никакого внимания. Он замер у прохода и напряженно всматривался в густо-лиловую темноту двора. Можно было подумать, что мы с ним явились сюда, чтобы арестовать какого-нибудь зловредного чародея древних времен!

- По-моему, во дворе все спокойно, - наконец сказал он.

- По-моему, тоже, - подтвердил низкий хриплый голос. Я подскочил на месте от неожиданности. Шурф смотрел на вещи проще: скакать он не стал, просто слегка приподнял правую руку в белоснежной перчатке - на всякий случай, я полагаю...

- Не стоит из-за меня беспокоиться, - флегматично сказал голос из темноты. - Я - просто собака, к тому же далеко не такая большая, как ваша.

- Действительно собака, - невозмутимо подтвердил Шурф. - Вон он, прячется за углом.

Друппи растерянно присел на задние лапы, прижавшись к моей ноге. Он не спешил обнюхаться с братом по крови. Думаю, он никогда прежде не встречал собак, которые умеют разговаривать. Ничего удивительного: я и сам их никогда не встречал!

- Иди сюда, - повелительно сказал Шурф.

- А вы не будете драться? - опасливо спросила собака. - Молодые Кутыки всегда дерутся, когда им кажется, что я верчусь под ногами...

- Какие негодяи! - искренне возмутился я. - Иди сюда, дружок, мы не будем драться!

- А твой большой друг в белой одежде, который сжег ворота? Он тоже не будет драться? - уточнил пес. Он оказался редкостным симпатягой: раза в два меньше моего Друппи - что тоже весьма немало! - с лохматой серой шерстью и умными золотистыми глазами, пытливо сверкающими из-под густой жесткой челки.

- Тебя никто не будет обижать, - внушительно пообещал Шурф. - Иди сюда, говорящий пес. Никогда прежде не видел, чтобы собаки разговаривали, не превращаясь при этом в человека. Что, над тобой поколдовали?

- Я сам виноват. Когда я был глупым щенком, я выпил какой-то напиток из склянки в комнате дедушки Тухты, - сказал пес. - С тех пор я и разговариваю, как человек: никто не знает, почему. Старый Тухта потом поил этим зельем все зверье в окрестностях, но никто кроме меня не заговорил.

- Значит, весь секрет в пропорциях, - авторитетно объяснил Шурф. - Наверное, вышло так, что ты случайно выпил ровно столько, сколько необходимо для существа твоего роста и веса.

- Тебе виднее: ты человек, - философски заметил пес.

- А как тебя зовут? - спросил я, невольно улыбаясь до ушей: еще никогда в жизни мне не доводилось лично знакомиться с собаками.

- Дримарондо, - гордо сказал пес. И тут же пожаловался: - Новые хозяева дразнят меня "Кутык-Макутык" и смеются: дескать, как будто я тоже из их семьи. А я сам по себе! Вы не будете меня так называть? Мне больше нравится Дримарондо: это имя дал мне покойный дед Хурумха. При нем мне хорошо жилось, не то что сейчас, когда всем в доме заправляет Маркуло! А вы кто? Новые хозяева? Или просто грабители? Если грабители, то украдите меня отсюда, ладно? А то Маркуло совсем меня кормить перестал. А старый Хурумха говорил, что я - очень дорогая собака, с тех пор, как научился говорить. И не так уж много я ем!

- Да нет, мы не грабители. Скорее уж новые хозяева. Впрочем, там видно будет... - неопределенно сказал Шурф.

- Кутыки вас уже давно ждут, - сообщил пес. - И все гадают: доберетесь вы, или не доберетесь. Маркуло даже поспорил со своей сестрой Ули. Он сказал, что не доберетесь. А она сказала: не говори "плюх", если до озера дюжина миль по болотам. То есть - не радуйся, дескать, раньше времени. И они поспорили так, что по всему дому горшки летали. А потом помирились, потому что...

- Потом расскажешь, ладно? - вежливо перебил его Шурф. - А пока просто проводи нас к дому.

- А чего тут провожать? - проворчал Дримарондо. - Дом - он и есть дом. Не заблудитесь, небось. А мне туда лишний раз соваться неохота...

- Ладно, неохота - не суйся. Только скажи: они где живут? В большой башне?

- Ну да, в большой. Только дедушка Тухта живет отдельно: у него свой домик во дворе, там хорошо и спокойно, одно плохо: еды нет, она вся хранится в погребе, в большом доме... И еще Рэрэ живет в самом дальнем домике, но он там только ночует: у него в большой башне много работы, а я у него прячусь, пока он работает, но у него тоже нет еды, или почти нет... Совсем плохо! А из погреба пока что-то утащишь... Эх, не жизнь это! Вот пока был жив старик Хурумха...

- Хорошо все-таки, что ты у меня не разговариваешь! - насмешливо сказал я Друппи. - А то я бы давным-давно рехнулся! Это как же вашего брата на болтовню пробивает, если уж научитесь говорить!

- Ты бы лучше достал что-нибудь из своей Щели между Мирами и покормил нашего нового знакомого, - неожиданно строго сказал мне Лонли-Локли. - Ты же видишь: он так голоден, что больше ни о чем думать не может! И потом, пусть у нас будет хоть один друг в этом доме - все лучше, чем ничего...

- Слушаю и повинуюсь! - приторным тоном хорошо выдрессированного джинна ответствовал я. Через минуту Дримарондо получил здоровенный окорок. Друппи вопросительно посмотрел на меня: дескать, а я как же? Новый знакомый разглядывал Друппи с откровенным недоверием: кажется, его несколько смущали размеры моего пса.

- Это моя собака, сэр Дримарондо, - проникновенно сказал я. - Его зовут Друппи. К счастью, он абсолютно не заколдован, поэтому говорить не умеет. Но вы и так поймете друг друга, верно? Надеюсь, вы подружитесь.

- Я тоже надеюсь, - вежливо сказал Дримарондо. - А он точно не будет со мной драться? Потому что если будет, я лучше как-нибудь обойдусь без окорока...

Друппи дружелюбно тявкнул, чтобы разрядить обстановку. Через несколько секунд эти двое уже мирно обнюхивались. Судя по всему, они отлично поладили и дружно принялись за окорок.

- Пусть себе возятся, - одобрительно сказал Шурф. - Пошли, Макс, посмотрим на этих Кутыков. Только будь настороже, ладно?

- Буду, - кивнул я. - Людям, которые не кормят свою собаку, нельзя доверять, это точно!

Мы прошли через мощеный двор, по периметру застроенный маленькими одно- и двухэтажными домиками, и, наконец, оказались перед большой, обитой каким-то светлым металлом, входной дверью в башню. Шурф осторожно, словно мы были на службе, потянул ее на себя. Дверь открылась с протяжным скрипом, и мы оказались в полутемном коридоре. Пройдя несколько метров, он открыл следующую дверь, и мы вошли в небольшой зал, озаренный оранжевым светом доброй дюжины здоровенных светящихся грибов. За большим прямоугольным столом восседала совершенно неописуемая компания. Я сразу понял, что имел в виду Шурф, когда говорил мне, что среди драххов нет неприметных людей. Святая правда! Глядя на физиономии Кутыков, можно было подумать, что эта семья - не совместное творение природы и случая, а дело рук хорошего комедийного режиссера - возможно, он даже несколько перегнул палку, собрав их вместе под одной крышей. Во главе стола восседал самый настоящий опереточный злодей: моложавое, довольно красивое от природы, смуглое лицо с чересчур крупным орлиным носом, тонкими, но яркими, словно накрашенными, губами и острым, как локоть, подбородком, было украшено тоненькими усиками и густыми, изогнутыми как у карточного Джокера, бровями. Этого красавчика окружали не менее прекрасные дамы. Одна из них наверняка была его сестрой: слишком уж велико сходство. Такой же острый подбородок, хищный нос, резкие скулы и огромные черные глаза, длинные темные волосы, гладкие и блестящие, великодушно обрамляли сие достойное зрелище. В результате у трудолюбивой матери-природы получилась типичная "дама пик", или просто юная ведьмочка - тоже, впрочем, вполне опереточная. Другая леди оказалась почти кукольной - если бы не маленький, но крючковатый носик - блондинкой. Все остальные атрибуты "сладкой девочки" были на месте: огромные зеленые глазищи, соблазнительный ротик с капризно оттопыренной нижней губкой и, насколько можно было разглядеть с порога, совершенно сногсшибательная фигура. Рядом с блондинкой примостилась колоритнейшая старушенция: самая настоящая старая ведьма, но уже не опереточная, а мультяшная: до сих пор мне не доводилось видеть настоящую живую женщину, у которой кончик гротескно изогнутого носа реально нависал бы над верхней губой, очаровательно сочетаясь с трогательными седыми усиками. Несуразная величина и сомнительная форма этого главного украшения справедливо компенсировались почти полным отсутствием глаз: так, две маленькие блестящие бусины, внимательные, сердитые и пугающе умные, как у крысы. Одним словом, дамы были хороши, каждая по-своему - настолько, что хоть в лес убегай! Впрочем, мужской состав коллектива тоже не подкачал. Здоровенный, не слишком добродушный на вид и, как мне показалось, небольшого ума, увалень, одетый в длинную вязаную хламиду - я даже не был уверен, что под ней имеются какие-нибудь плохонькие штаны. В его рыжих волосах запутались клочки соломы - я бы не удивился, если бы узнал, что на сеновале он валялся много лет назад: прическа этого красавчика выглядела так, словно к ней не прикасались чуть ли не с момента его рождения. Он был похож на когда-то славного, но уже давно свихнувшегося от сидения на цепи сенбернара. Рядом с ним сидел не менее запущенный дядя в коротких, едва достигающих колен, грязных, как чумной барак, штанах и замызганном вязаном жилете, надетом на голое тело. Впрочем, у этого грязнули внешность была самая что ни на есть поэтическая - на его темных с проседью кудрявых волосах красовался венок из живых цветов, шею обвивала какая-то декоративная лиана, из-под стола выглядывали перепачканные босые ноги, а глаза были мечтательно устремлены в потолок: мне показалось, что нас он вообще не заметил. У края стола примостился очень симпатичный румяный старичок. На звание гнома он, пожалуй, все-таки не тянул, но все же показался мне совсем маленьким: я заметил, что он сидел на очень высоком табурете - чтобы было удобно дотягиваться до стола. А напротив маленького дедушки восседало настоящее чудовище. Так мог бы выглядеть вконец спившийся самец орангутанга - если бы ему сбрили почти всю шерсть с морды, оставив только несколько клочков не то медной проволоки, не то просто жесткой рыжеватой щетины на одной щеке и примыкающей к ней половине подбородка. Другая часть лица выглядела вполне бритой, но легче от этого не становилось. Все они - кроме мечтательного дяди в венке, которого я про себя окрестил "поэтом" - уставились на нас в немом изумлении. Молчание грозило затянуться, поскольку Шурф, как мне показалось, не собирался произносить приветственных речей, а с неподдельным интересом склонившегося над микроскопом ученого бактериолога разглядывал своих свойственников.