Я тебе больно (СИ) - Маар Чарли

— Да не собираюсь я ни с кем из них спать! Тем более с двумя сразу. Хватит уже. Это не смешно!

Девочки продолжаю ржать, явно наслаждаясь моим смущением.

— Ну ладно-ладно, — хихикает Лиза. — Посмеялись и хватит. В целом, никто ж не собирается в это вмешиваться.

— Да, всем плевать, кто и с кем спит.

— Не буду я с ними спать!

— Почему? Они красавчики. И оно того стоит. Сейчас по логике некоторых, женщины должны невинность до последнего хранить и сексом заниматься только по любви. А если нет любви, а просто хочется? Уже и потрахаться нельзя. А с богатыми мужиками это ещё и выгодно, кстати.

Такси тормозит у здания ночного клуба. Мы выбираемся из салона под стену ливня и буквально бежим к крыльцу. Лестница от входа ведёт вниз, где у касссы стоят секьюрити. Народу много, а из-под стеклянных дверей раздаётся громкая музыка.

— Готовим офисные пропуска, — Алька машет своим. — Чтобы вход в клуб был бесплатным.

На кассе мы по очереди показываем рабочий пропуск. На запястье нам надевают браслет зелёного цвета, в то время, как у других посетителей — синий.

— С этим браслетиком можно бесплатно получить любую выпивку в баре. Хоть воду, — объясняет Дина.

Мы показываем браслеты секьюрити, и нас пропускают внутрь. Громкая музыка тут же ударяет по ушам, стробоскопы слепят глаза. От непривычки я щурюсь и вжимаю голову в плечи.

— Расслабься, Асти! Всё будет круто! — кричит на ухо Аля.

Может быть...

Всегда завидовала тем, кто получает удовольствие от подобного отдыха. Наверняка, это позволяет быстро выпустить эмоции и усталость, которые скопились в груди.

Шагаю следом за девочками, но меня отвлекает вибрация телефона в сумке, которую я чувствую рукой.

Решаю не останавливаться, чтобы не потерять девчонок в толпе. На ходу достаю мобильник и смотрю на экран.

Мама.

Плохое предчувствие сдавливает грудь железными тисками.

Я сбрасываю вызов, так как всё равно ничего не услышу. Сначала надо дойти до столика, а потом я отойду к туалету.

Но мама снова звонит. А затем приходит сообщение.

"Папа умер. Дочка, позвони".

На миг, один короткий миг я теряю ощущение реальности происходящего. Сколько прошло с того момента, как он попал в больницу? Я ведь знала, что он умрёт. Ждала этого момента, но всё равно реальность ускользает, будто в моей жизни такого не могло случиться.

Большую часть жизни я молила бога, чтобы его не стало, и вот, наконец, это случилось. Это ведь случилось?

Музыка в клубе начинает звучать как через толстый слой ваты, люди превращаются в одну сплошную пёструю мазню, а пол под ногами будто проваливается.

"Дочка, ты позвонишь?!"

Я прикрываю глаза. Всего на секунду. Сглатываю, чувствуя, как слюна проходит по гортани, как тяжёлый камень и оседает где-то в животе.

— Асти, ты в порядке? Асти? Ау? — в реальность меня возвращает голос Дины.

Резко распахиваю глаза и вижу перед собой руку соседки. Она щёлкает пальцами, пытаясь получить от меня реакцию.

Мы уже дошли до столика. И все девчонки недоуменно уставились на меня, хлопая глазами.

— Что с тобой? Нормально всё?

— Я... Мне надо отойти... Позвонить... — показываю девчонкам телефон. — Это срочно.

— Понятно, — кивает Дина. — Туалет там, если что! — показывает рукой на небольшую лестницу, ведущую вниз.

— Возьмите мне кофе, — кричу девочкам прежде, чем направиться к лестнице.

Глава 27

Глава 27

Асти

Руки дрожат, когда, стоя перед большим зеркалом в туалете, я набираю мамин номер. Гудки отсчитывают секунды между двумя реальностями, которые объединятся в единое целое, как только мама подтвердит слова о смерти отца. Будто она может сказать что-то другое. Будто я ещё могу услышать, что это неправда. Что врачи ошиблись. Или то сообщение мне вообще показалось.

Но громкий всхлип в трубку подтверждает то, что его больше нет.

Чудовище умерло.

— Дочка... Папа умер... Мне так плохо... — она рыдает.

А я молчу.

Я не могу ничего сказать.

— Я с ним всю жизнь... Как я дальше без него буду?

Смотрю на своё отражение. Мне кажется, что оно трескается на части.

Мне вообще не должно быть больно. Не должно. Я, наконец, похороню того, кто испортил мне жизнь. Кто был монстром и чудовищем. Кто никогда меня не любил.

Но мне больно.

Я хороню отца, которого на самом деле у меня никогда не было. Который своей больной зависимостью и жестокостью отобрал у меня мать, семью, детство. Из-за которого я долгое время считала себя недостойной самых посредственных вещей. Из-за которого я до сих пор не знаю, каково это, когда тебя по-настоящему любят.

— Как ты будешь без него, мам... Да нормально ты будешь. Гораздо лучше, чем с ним...

— Как ты можешь так говорить, Настя? Ну неужели в тебе нет ни капли сострадания?

— К нему? Нет.

— Так хотя бы ко мне прояви немного жалости. Поддержи в трудный час.

Да я только этим целую жизнь и занимаюсь. Поддерживаю. Спасаю.

А меня кто-то поддерживал в трудный час? Хоть раз. Всего раз.

— Насть, не молчи. Ты приедешь на похороны? Это ведь папа твой.

Я зажмуриваюсь.

— Прости, мам... Но у меня работа.

— Это всего один-два дня. Нужно всё подготовить. Ты что, хочешь, чтобы я с Димой одна прощалась? Соседи косо смотреть будут. И здоровье у меня уже не то. Надо поминки делать. Место на кладбище надо... — она снова всхлипывает. — Денег столько надо, Настя. Дом отдать придётся... кредиторам... Я что, на улице останусь?

Мне хочется сказать, о чем она думала, когда деньги ему давала? Когда дом закладывала? Мне хочется спросить, а почему мнение соседей не беспокоило её, когда он её бил, меня бил, когда орал и деньги просаживал?!

— Я на части, мам, разорваться не могу. И деньги зарабатывать, и тебя поддерживать.

— Но в тяжёлой жизненной ситуации, дочка, на кого мне рассчитывать кроме тебя?