Караджале - Илья Константиновский

Новые мощные лампы осветили, однако, уже знакомую автору картину беснующейся группы бездельников из бухарестского «высшего света», явившихся, как выяснилось позднее, с преднамеренным планом освистать новую пьесу, у этих людей был свой предводитель — театральный рецензент, подписывающий свои статейки именем Раковица-Сфинкс; именно он организовал обструкцию.

Что же случилось? Чем были недовольны театральный «сфинкс» и его сторонники?

Титу Майореску и другие члены жюри, наградившие Караджале премией, отнеслись к этой новой пьесе как прелестному фарсу, не имеющему никакого отношения к действительности. В сущности, это безделица, но отлично придуманная и великолепно написанная, говорили благосклонные критики. Раковица-Сфинкс и многие из тех, кто сидел в зрительном зале, судили иначе: караджалевский фарс отнюдь не невинный, это фарс нравов и обычаев сегодняшнего Бухареста.

В «Карнавальной карусели» действовали городские мещане, мелкие чиновники, лавочники и их ветреные жены. Формально это уже был предлог для протеста со стороны «утонченной публики»: цирюльники и кокотки на сцене Национального театра? Газета «Индепендаис румыэн», («Румынская независимость»), выходящая в Бухаресте на французском языке для избранных, писала, что в новой караджалевской комедии «все настолько тривиально, что сам Золя впал бы в экстаз от удовольствия». Подлинная причина недовольства избранных была, однако, другая: читатели французской великосветской газеты узнавали себя в героях пьесы. Салонные бары и их нравы немногим отличались от нравов бухарестской магалы, описываемых Караджале.

Содержание «Карнавальной карусели» было таково. Парикмахер Нае Жиримя завязывает любовную интрижку с пылкой и любвеобильной Мицей Бастон, содержанкой Маке Разахеску по прозвищу Крэкэнел, потом обманывает ее с другой пылкой дамой Дидина Мазу, содержанкой профессионального картежника Янку Пампон. Подозревая, что Дидина обманывает его с Нае Жиримя, и путая его с невинным Крэкэнел, Пампон избивает последнего. Мица Бастон, подозревая, что Нае Жиримя ее обманывает, собирается обезобразить свою соперницу серной кислотой. Первое и третье действия происходят в парикмахерской, а второе и четвертое — в буфете костюмированного бала на бухарестской окраине. Интрига и диалог мастерски построены: на сцене играют разудалый фарс, комедию масок, со сложным и запутанным дей ствием, с неожиданными, быстро меняющимися ситуа циями.

«Карнавальная карусель» очень смешная пьеса. Все в ней смешно, все кружится и кувыркается в карнавальной карусели. Кувыркается сама речь героев. Нае Жиримя, Дидина, Крэкэнел перебрасываются смешными словечками, дразнят друг друга, и вся эта словесная карусель возбуждает и ускоряет карнавальную пляску масок.

Но значит ли это, что весь фейерверк веселья создан только ради того, чтобы посмешить публику? Забавные юмористические выверты пьесы, комические образы ничего не скрывают? Зритель смеется только потому, что автору смешно в этом смешном и веселом мире?

«Карнавальная карусель» вызвала большие споры. Титу Майореску защищал автора, но, как всегда, отрицал действенность его комедии. Мир этих комедий, по мнению критика, не имеет ничего общего с реальным миром, все караджалевские пьесы, как всякое подлинное искусство, «заставляют нас забыть самих себя и наши личные интересы», они переносят читателя и зрителя в «сферу идеальной фикции». Майореску писал: «Карнавальная карусель» — простой карнавальный фарс, на что, впрочем, указывает и его название, веселый и без претензий, непредупрежденная публика не вправе требовать от него ничего иного, кроме развлечения».

Иначе подошел к «Карнавальной карусели» Геря, хотя он тоже считал, что Караджале написал простой, даже переделанный с французского образца, водевиль. Это утверждение Геря совершенно лишено оснований: «Карнавальная карусель» — оригинальная комедия. Но Геря показал, почему она кажется ему слабее всех предыдущих комедий Караджале. По мнению Геря, от автора «Потерянного письма» зритель вправе был ожидать нечто большее, чем веселый водевиль, имеющий большие сценические достоинства, но не поднимающийся до социальных обобщений предыдущих караджалевских комедий. Геря даже усмотрел в новой комедии тенденцию иронизировать над демократической фразеологией, драматург якобы стремился показать свои консервативные идеи.

Так ли это?

Уже в апреле 1885 года в Бухаресте была опубликована брошюра «Освистанный Караджале», написанная двумя молодыми литераторами, друзьями драматурга, которые подписались псевдонимом Стеми и Нигер. В ней говорилось:

«Освистанная «Карнавальная карусель» является для нас самым значительным творением Караджале, потому что в ней фарс заменен частицей реальной жизни». Авторам брошюры в защиту Караджале кажется, что такие газеты, как «Дрептуриле омулуй» («Права человека») и «Контемпоранул» отрицательно отозвались о новой комедии только лишь потому, что она не служит их партийным целям.

Перечитывая сегодня все эти полемические статьи, реплики и контрреплики, вызванные в свое время постановкой каждой из караджалевских комедий, создается иногда впечатление, что читаешь новую пьесу, не лишенную караджалевских черт.

Но вернемся к «Карнавальной карусели». Ее следует рассматривать как творческую неудачу, от которой не был застрахован и автор «Потерянного письма»? Она действительно слабее других его комедий? В ней действие приобретает неестественный характер, а персонажи, как, например, Мица Бастон, действительно «нереальны и нелогичны» и выглядят, употребляя выражение Геря, как некое «воплощенное противоречие»?

Выдающийся румынский драматург Михаил Себастиан, пьесы которого появились полвека спустя написания «Карнавальной карусели», был одним из первых, кто дал совершенно новую оценку этой комедии. Восхищенный «логическим совершенством» положений караджалевского водевиля, хотя они и кажутся «абсурдными», Себастиан горячо доказывал, что Кандидат из «Карнавальной карусели» «великий недооцененный персонаж караджалевско-го театра».

Известный постановщик комедий Караджале в наши дни — Сика Александреску говорит то же самое. «Обиженная пьеса «Карнавальная карусель» — называется статья Сика Александреску.

Румынский режиссер напоминает, что самым суровым критиком караджалевских пьес был сам Караджале. Он категорически запретил, например, опубликование в своих сборниках фарса «Теща», считая его неудачным. И не остановился перед тем, чтобы сжечь черновики одной пьесы, которую писал на протяжении долгих лет. Но в письмах и высказываниях Караджале нельзя найти ни намека на то, что он считал «Карнавальную карусель» слабее своих других комедий. Уже язык этой пьесы помогает нам понять ее значение. «Это не язык пустой комедии, — пишет Александреску, — или фарса, не преследующего никакой цели, кроме как вызвать смех. Это язык самой настоящей сатиры». И режиссер Александреску, много раз ставивший комедию «Карнавальная карусель», приходит к выводу, что она логически завершает ту социальную фреску, которую драматург начал рисовать, начиная с «Бурной ночи». «Карнавальная карусель» дает резкое и как бы перевернутое изображение высшего общества, увиденное в «кривом зеркале, в обезьянничанье тех, кто стремится до него возвыситься».