Что случилось с Гарольдом Смитом? - Бен Стайнер

Но вдруг:

Катастрофа.

За две недели до соревнований, когда его скорость становилась все выше и выше.

Спазм.

Тянущая боль. И не оставалось никаких сомнений.

Он бежал, а боль не прекращалась, пока он, наконец, не остановился.

Он принял душ и переоделся, и каждый шаг отдавался болью. Еще невыносимей была эта пугающая тяжесть на сердце и в душе. Вернувшись к себе в кабинет, он позвонил врачу и договорился насчет рентгена, нарушив тем самым свой обычный ритм жизни в угоду здоровью. Принципы принципами, но откладывать нельзя.

И он пропустил мимо ушей слова секретаря: звонили из одной юридической фирмы. Спрашивали, не будет ли ему интересно протестировать местного жителя, у которого обнаружились паранормальные способности.

Мистер Гуппи наносит удар

Неудивительно, что после той ночи в «Рокси» я избегал Уолтера.

Наши отношения окончательно испортились: даже хуже, чем тогда в школе, когда мы оба влюбились в Хилари Торнхилл, а Уолтер попытался избавиться от меня, намазав подошвы моих ботинок собачьими экскрементами.

Я ужасно тогда разозлился.

Но это было ничто по сравнению с тем, как я разозлился на этот раз.

Уолтер пытался помириться. Через несколько дней после Того Вечера он как ни в чем не бывало подсел ко мне во время обеденного перерыва в столовой.

Конечно, он переживал, но о чем он мог со мной говорить? Уолтер умел распространяться только на две темы:

а) женщины

б) страховки.

В свете последних событий и то и другое было неуместно.

Естественно, он об этом не подумал, когда подсел ко мне. Но было уже поздно. И вот он сидит напротив меня, и мы оба молчим, и Уолтер не знает что сказать.

ПАВИЛЬОН: СТОЛОВАЯ – ДЕНЬ

Уолтер сидит рядом с Винсом за столом, Винс полностью его игнорирует.

Уолтер колеблется, намереваясь что-то сказать, потом передумывает. Начинает есть.

Оба друга молча едят. Наконец Уолтер набирается храбрости и начинает разговор.

УОЛТЕР

Ну, как гамбургер?

ВИНС

Нормально.

УОЛТЕР

А у меня пирожок. И жареный картофель, как у тебя. Фасоль.

(Пауза)

Как твоя фасоль?

ВИНС

Нормально.

УОЛТЕР

А как твой жареный картофель? Нет, молчи, я знаю – нормально, да?

Винс никак не реагирует на попытку Уолтера его растормошить. Оба продолжают молча есть.

УОЛТЕР

По-моему, сегодня будет дождь. Как считаешь?

ВИНС

Может быть.

УОЛТЕР

Точно будет дождь.

Продолжают молча есть.

УОЛТЕР

Облака набежали… Наверное, дождь пойдет… Настанут черные дни…

(замолкает, потом продолжает говорить, распаляясь)

Очень важно откладывать деньги на черный день. Мы ведь не знаем, что ждет нас впереди, через много лет…

ВИНС

Уолтер. Я не стану покупать у тебя страховку.

(Резко встает и уходит)

УОЛТЕР

(вслед)

Винс! Мог бы и остаться!

Это был наш последний официальный разговор с Уолтером.

Я говорю «официальный», потому что еще он звонил по телефону.

Отец попал в вечерние новости, и мама перестала уходить по вечерам из дома и почти все время проводила в спальне. Вместе с отцом. Он стал ее пленником.

Но держался храбро.

Поэтому часто я оставался в гостиной один. Смотрел телевизор. Иногда звонил телефон. Я отвечал. Кто-то молчал и вешал трубку. Интуиция подсказывала мне, что это Уолтер.

Он звонил моей маме.

А один раз я вышел с работы и шел к остановке: я был почти уверен, что видел Уолтера – он прятался за телефонной будкой через дорогу и шпионил за мной. Это был он, потому что со своими габаритами он – один из немногих моих знакомых – за телефонной будкой просто не умещался.

И я подумал: что это ты там замышляешь…

И решил поводить его за нос.

И сел не на 88-й автобус, а на 95-й, который ехал не в сторону моего дома, а в центр. Автобус завернул за угол, я вышел, поймал такси и отправился домой.

Конечно, пришлось раскошелиться, но оно того стоило.

Потому что через пять минут я уже дома, сижу в гостиной. И в прихожей звонит телефон.

Я снимаю трубку и просто молчу, не говорю ни слова.

И тут – нате пожалуйста – я слышу голос Уолтера:

– Алло? Можно попросить Айрин?

И я отвечаю, своим нормальным голосом.

– Конечно. А кто ее спрашивает?

Красноречивое молчание на том конце провода говорило о том, что кое-кому прищемили хвост. Уолтер сильно недоумевает, услышав мой голос. Но Уолтер вообще редко сознает, когда прокалывается. И вот пытается задурить меня, вы не поверите, дурацким шотландским акцентом.

– Ээ… это говорит… Это говорит… Мистер… Гуппи.

Я никому не собирался прищемлять хвост, но Уолтер его сам себе прищемил. Потому что я был у него дома миллион раз и прекрасно знал, что рядом с телефоном у него стоит аквариум с гуппи.

То есть Уолтер судорожно пытался придумать имя под свой шотландский акцент, шаря взглядом вокруг. И как вы думаете, что он видит прежде всего?

Гуппи.

Ну да, конечно.

Я тебя поздравляю, Уолтер.

Интересно, есть ли в природе такая фамилия – Гуппи? Я не встречал ни в одном телефонном справочнике, а за много лет я их видел немало. Как и вы.

Разговор с мистером Гуппи продолжался недолго.

– Боюсь, сейчас Айрин не может подойти к телефону. Но, может быть, вы мне расскажете про пенсионные страховки, мистер Гуппи?

В трубке замолчали. Господи, какое искушение для Уолтера.

Но он повесил трубку.

Уолтер и сила любви

Все-таки я недооценил Уолтера.

Или, может, не Уолтера, а силу его любви.

Ведь любовь, как вы знаете, подвигает людей на странные, глупые, идиотские поступки.

И вот, пару дней спустя после моего разговора с мистером Гуппи иду я домой, и нате вам. Он даже не прячется за телефонной будкой. Не пытается говорить с нелепым шотландским акцентом.

Он просто Уолтер.

НАТУРА: ВОЗЛЕ ОФИСА – ВЕЧЕР

Винс идет по улице. За ним спешит Уолтер.

УОЛТЕР

Эй, Винс!

Винс оборачивается и, видя, что это Уолтер, убыстряет шаг. Уолтер нагоняет Винса и идет рядом.

УОЛТЕР

Привет, дружище. Что-то мы редко видимся в последнее время… Ты что, бегаешь от меня?

ВИНС

Я теперь другой.

УОЛТЕР

Как это?

ВИНС

Я анархист.

УОЛТЕР

Ну и как, ничего?

ВИНС

Нормально.

Уолтер забегает спереди, загораживая дорогу.

УОЛТЕР

Дружище, я не хочу, чтобы мы ссорились из-за женщины.

ВИНС

Это не женщина! Это моя мама!

УОЛТЕР

Я ее не трахал.

ВИНС

Заткнись!

Винс обходит Уолтера и направляется дальше. Уолтер нагоняет Винса.

УОЛТЕР

Мы только целовались и обнимались, клянусь тебе!

ВИНС

Мне это не интересно! Как тебе понравится, если я буду крутить любовь с твоей матерью?

УОЛТЕР

Хочешь махнуться? Я согласен.

ВИНС

Я не в этом смысле!

УОЛТЕР

Я тоже, просто… просто ты должен мне помочь. Знаешь, как бывает? Увидишь вдруг кого-то и – бац – это твое, ты не можешь от этого отказаться… это судьба, понимаешь?

ВИНС

Ну да. Еще бы.

Вот что сделала с Уолтером любовь.

Сделала из него нормального человека.

И, знаете, я сам этого еще не понимал, но моя любовь тоже сделала из меня нормального человека.

Джоанна

Джоанна.

А что Джоанна?

Знаете, после того как я влюбился в панкушку, мне стало проще общаться с Джоанной.

Меня не шокировало, что на носу у нее вскочил огромный прыщик. Неделю я тихонько наблюдал, как он назревает. Сначала она его припудривала, но это не помогало, потом – неизбежно – она выдавила его. Нужно отдать Джоанне должное: она продержалась дольше, чем я бы на ее месте. Потом это место покрылось коростой.

После всего этого разговаривать с ней – пара пустяков.

Я больше не мучился: не надо сыпать остротами и рассказывать «интересненькое», а послушать себя со стороны – тупица тупицей. Находясь подле Джоанны, я перестал краснеть до оттенков спелой вишни, и, если у меня самого назревал прыщик, я не пытался встать так, чтобы свет падал сзади.

Мы говорили обо всем на свете: о смешном и серьезном, мы прохаживались в адрес мистера Несбитта, приговаривая, как нам тошно тут работать. И мечтали, что с нами будет лет через десять-двадцать.