Записки библиофила. Почему книги имеют власть над нами - Эмма Смит

class="p1">Сейчас это может неприятно поразить, но его друзья не увидели ничего предосудительного в том, чтобы указать, что в катастрофе погибла и одна из приобретенных им книг. Почти все его лондонские трофеи были отправлены через Атлантику в луженом сундуке «Карпатии» (того самого парохода, который, поймав сигнал «Титаника» о бедствии, пробился сквозь ледяные поля и спас несколько сотен человек), но книги эссе, купленной у Куорича, среди них не было. В посмертном каталоге произведений Роберта Льюиса Стивенсона из собрания Гарри Абрахам Розенбах написал: «Прямо перед тем, как “Титаник” затонул, он сказал матери: “.. маленького Бэкона я положил в карман; он едет со мной”». От себя Розенбах несколько необоснованно добавил: «Это, пожалуй, самый впечатляющий случай во всей истории книг». Памфлет о землетрясении тоже вроде бы пропал, но не удостоился надгробного слова.

Трагическую судьбу Уайденера сразу же переосмыслили в свете его библиофилии. Издание Бэкона утонуло вместе с хозяином, что перекликалось с историей поэта Шелли. Когда его шхуна потерпела крушение неподалеку от Пизы, тело поэта опознали по томику Дж. Китса с поэмой «Ламия», подарку его друга Ли Ханта, которому, в свою очередь, он достался от самого Китса. Хант пометил в тексте отрывки, которые понравились ему больше всего, чтобы Шелли тоже обратил на них внимание; весь том, кроме переплета, сгорел при кремации Шелли. Бросались в глаза и другие ассоциации. Газета Daily Telegraph назвала Уайденера «американским Люсидасом», имея в виду элегию Мильтона на смерть молодого выпускника Кембриджа, Эдварда Кинга, который в 1637 году, двадцатипятилетним, утонул при кораблекрушении у берегов Уэльса. Аллюзия на Мильтона прозвучала и у Розенбаха, закончившего свое надгробное слово Уайденеру цитатой из элегии: «Мертв Люсидас... Как не запеть о нем?». Конечно, в библиотеке Уайденера было первое, переплетенное в синий сафьян, издание этой элегии в сборнике стихотворений Мильтона 1645 года, первые издания его поэм «Потерянный рай» и «Возвращенный рай», а также трактат «Ареопагитика», в котором Мильтон защищал свободу печати.

С самой первой, шоковой реакции прессы 1912 года на гибель «Титаника» в рассказах о нем речь прежде всего заходит о том, что, по иронии судьбы, он был невероятно роскошен. Этот корабль, символ изобилия эпохи, был создан для самых требовательных в смысле комфорта представителей состоятельных элит, курсировавших между Европой и Америкой. Он пытался превзойти своих трансатлантических соперников по уровню комфорта и гламура; там были и электрические лифты, и обшитые деревянными панелями каюты первого класса, и стильное «Парижское кафе» на палубе B, и бальные залы с огромными зеркалами, и оборудованные по последнему слову спортзал и бассейн: короче, «механизмы в позолоте» и «тщеславие», как выразился Томас Гарди в своем стихотворении «Схождение двоих» (The Convergence of the Twain), написанном после той катастрофы. Но большинство пассажиров, как и всегда на таких рейсах, были не Уайденерами, не Гугенхеймами и не Асторами. Они ехали третьим, самым дешевым классом. Многие стремились в США за новой, благополучной жизнью, надеялись стать рабочими или обосноваться «на земле», кто-то ехал вместе с семьей, кто-то рассчитывал найти приют у родственников и знакомых, которые уже проделали этот путь. Так, Шарлотта Коллиер и ее муж Харви плыли на «Титанике» с дочерью, чтобы начать новую жизнь на фруктовой ферме в Айдахо. Харви утонул вместе со сбережениями, которые они копили всю жизнь. Пал Андреассон, девятнадцати лет, ехал из Швеции к брату, который несколькими годами раньше обосновался в Чикаго; он тоже не пережил этой трагедии. Миссис Сафия Ибрагим уже попробовала въехать в США из Сирии, но получила отказ по причине заразной глазной болезни, а теперь хотела воссоединиться с мужем, Васуфом, который устроился на металлический завод в пенсильванском городе Гринсберг. Она осталась в живых, и Ибрагимы всю жизнь счастливо прожили в Пенсильвании, назвавшись на английский манер Джозефом и Софией Абрахам.

Списки пассажиров, зарегистрированных на острове Эллис, крупном пункте приема иммигрантов в США, дают понятие о масштабах приезда в страну в период рокового рейса «Титаника». Перечислим навскидку: Иосиф Бэкон из Ласлаи, Галиция, семнадцати лет; Исаак Бэкон, двадцати четырех лет, российский подданный, прибыл на пароходе «Верди» в 1909 году; в 1910-м - Уильям Бэкон, восемнадцати лет, на пароходе «Балтик» из Кэтфилда; Ян Бэкон, поляк, восемнадцати лет, из польской Галиции, на пароходе «Мейн»; армянин Лютер Бэкон, восемнадцати лет, из Турции, и его девятнадцатилетний брат Эгия, на пароходе «Ниагара», в 1911 году; Мэри Бэкон из Ноттингема, с Альбертом, сыном четырех лет, на пароходе «Кампания», и Эдуард Бэкон, двадцати двух лет, из Белфаста, на пароходе «Селтик», в том же году; Васило Бэкон, с детьми Георгиосом и Николетой, из Даути (Греция), на пароходе «Евгения» в 1912 году. К ним мы могли бы добавить и бедолагу Фрэнсиса Бэкона, трехсот четырнадцати лет, с парохода «Титаник», в 1912 году тоже не добравшегося до Нового Света.

Эти мужчины и женщины, разглядев в Америке новые возможности, отрывались от семей, родных мест, привычного окружения и смело отправлялись навстречу другой жизни. Параллель с книгой, перевозимой из Англии в Америку, напрашивается сама собой, хотя, правду сказать, различие есть: «Опыты» Бэкона не по своей воле снялись с полки магазина Куорича в Блумсбери и отправились в Новый Свет. И все-таки тысячи европейских книг, купленных в годы «позолоченного века» богатыми американцами, тоже были экономическими мигрантами. Подобно мужчинам и женщинам в поисках работы, эти тома следовали за деньгами, оставляя в прошлом пришедшие в упадок поместья, суровую экономию и Старый Свет, становившийся все более бедным родственником Нового. Книги-мигрантки доставлялись к новой жизни в нью-йоркских библиотеках, музеях и собраниях на тех же пароходах, что и их сотоварищи-люди. За устремлением книг на Запад с тревожной ревностью следили в Великобритании: на карикатуре в газете 1922 года был изображен дядя Сэм с Первым фолио Шекспира под мышкой одной руки и «Мальчиком в голубом» Гейнсборо под мышкой другой. И книга, и портрет были проданы в Америку, и об этом тогда много писали.

Социологи, говоря о предметах, которые перемещаются вместе с мигрантами, называют их «диаспорическими объектами» - то есть вещами, отделенными от места своего происхождения и приобретающими новые значения в новых контекстах: можно назвать их знакомыми незнакомцами. Так, в одном недавнем исследовании изучается значение куклы-матрешки в домашнем хозяйстве эмигрантов из России. Книги особенно хорошо подходят для таких дискуссий, потому что они расходятся по всему свету с мест происхождения вместе со своими владельцами. Портативность работает на их технологический и культурный успех. Среди снимков из недавнего фотопроекта Верховного комиссариата ООН по делам беженцев, сделанных