Лубянская империя НКВД. 1937–1939 - Жуковский Владимир Семенович

Не могут не соврать. Не «умер в заключении», а расстрелян, и не 3 февраля 41 г., а 25 января 1940 г. Но об этом позже.

Жена отца возвратилась в Москву из послелагерной ссылки осенью того же 1954 г. В свою очередь, она в ноябре передает Главному Военному Прокурору письмо с требованием о пересмотре дела мужа и своего.

Одновременно Е.Г. Жуковская обращается в Комитет (бывшую Комиссию) партийного контроля при ЦК КПСС. Она просит ускорить процесс реабилитации, ибо и в прокуратуре и в КГБ ей объяснили, что пересмотр «может затянуться на год и более». Далее счет времени пошел на месяцы. Тандем КГБ — КПК развернулся в обратном направлении. В судебном порядке отца реабилитируют 2-го июля 1955 года. А уже в сентябре архивно-следственное дело затребовала от КГБ (и получила, разумеется) КПК. Возвратили дело спустя четыре с половиной месяца. Себе оставили копию протокола допроса, исполненного Берией с Меркуловым.

Реабилитацию готовили ответственные контролеры КПК А. Виноградов и Н. Кузнецов. Интересно, что первый из них, будучи заместителем секретаря Бюро КПК, семнадцатью годами ранее участвовал в партследствии и таким образом помогал подвести отца к последней черте. Теперь он хлопочет вернуть его доброе имя. В сущности, ничего удивительного: аналогично действовал и сам Хрущев.

Окончательный вариант записки, составленный по заготовке названных товарищей, подписал зам. председателя КПК П. Комаров. Несколько выдержек.

«23 октября 1938 г. т. Жуковский С.Б. был арестован по ордеру за подписью Берия, при отсутствии каких-либо материалов обвинения и без санкции Прокуратуры СССР… Жуковский обвинялся в том, что он якобы «проводил активную шпионскую работу против СССР» и являлся «членом к.-р. троцкистской организации».

Указанные обвинения, как и все дело против Жуковского С.Б., были сфальсифицированы следственными работниками НКВД, о чем заявил Жуковский на судебном заседании Военной Коллегии Верхсуда СССР 24 января 1940 г. (председатель В.В. Ульрих). На суде он ни в чем виновным себя не признал, заявил, что от первоначальных признательных показаний он отказался еще на следствии и что эти показания подписал вынужденно, в результате применения к нему мер физического воздействия, оговорив себя и других лиц…

Военная коллегия Верхсуда СССР, переписав бездоказательное обвинительное заключение, приговорила Жуковского к высшей мере судебного наказания…

Допрос Жуковского, в результате которого он 3.XI.1938 г. вынужден был дать ложные показания на себя и других лиц, проводил враг народа Берия и его сообщник Меркулов…

Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 2 июля 1955 года дело по обвинению Жуковского прекращено за отсутствием состава преступления.

Считаем необходимым реабилитировать Жуковского С.Б. в партийном отношении (посмертно), отменив решение КПК при ЦК ВКП(б)… об исключении его из партии».

Все заканчивается Решением КПК от 27 января 1956 г., подписанным тем же Комаровым.

«Отменить решение Бюро КПК при ЦК ВКП(б) от 10 ноября 1938 г. об исключении т. Жуковского С.Б. из партии».

Что говорить — коротко, ясно, но… посмертно.

Два решения КПК:

а) Об исключении Жуковского из партии

б) От отмене решения (а)

ПО ТУ СТОРОНУ (СЛЕДСТВИЕ И СУД)

Вместо путеводителя

Первое мое впечатление от услышанных по «Немецкой волне» начальных страниц солженицынского «Архипелага» — это эйфория от того лишь факта, что писатель, взяв нас за руку, ведет в святая святых империи — за массивные стены Лубянки и колючую проволоку ее владений. Нас хорошо воспитали — сама мысль проникнуть в епархию «органов» казалась не то что кощунственной, а фантастической, осуществимой разве что лишь при посредстве Вергилия.

И вот теперь, спустя лет двадцать после первых восторгов, передо мной «Дело… по обвинению Жуковского С.Б. В 3 томах».

Первый из томов содержит выстроенные в хронологическом порядке материалы, непосредственно фиксирующие следственную процедуру — протоколы обыска, допросов и очных ставок, суда. Второй том целиком заполнен выписками, часто обширными, по нескольку на одного подследственного, из протоколов допросов, показаний других лиц (всего 14 человек); объединяет эти выписки признак, согласно которому в каждой из них что-то говорится о Жуковском. Оба тома датированы годами 1938–1940 т. е. теми пятнадцатью месяцами, которые отец до гибели провел в неволе. Наконец 3-й том ведет отсчет с года 1955-го — это материалы проверки, которая и привела к посмертной реабилитации. Состоит этот том главным образом из справок по архивно-следственным делам давно осужденных лиц, упомянутых в показаниях отца, даны также несколько протоколов допросов следователей. Всего в томе приводятся весьма информативные материалы на 54 человека. В заключение даны несколько архивных справок.

Гладко было на бумаге. Действительность же поставила заслоны, умерившие мой пыл, так что изучение содержимого архивных папок (томов) в Центральном архиве МБР (затем ФСК) растянулось на два года. Вначале (1991 г.) мне только был предоставлен том 1, причем с изъятием показаний об отделе оперативной техники. Затем, спустя год, удалось преодолеть следующий редут — изучить том 2 одновременно восполнить упомянутый изъян. И наконец, по истечении такого же интервала времени, свершился прорыв к третьему тому.

(С архивно-следственным делом жены отца я познакомился в 1994 году. Эти материалы легли в основу раздела, озаглавленного «Параллельным курсом».)

Надо пояснить, что данный раздел был вначале написан по материалам только первых двух томов дела отца — до того, как появилась возможность обрести последнюю, третью папку. Теперь, в окончательном варианте книги, доводя до читателя новые и бесспорно, на мой взгляд, интересные сведения, я решил в некоторых эпизодах сделать это в виде нарочитых поправок к первоначальному тексту, полагая, что такой прием оживит изложение, покажет, как легко впасть в ошибку, перепутав правдоподобие с истиной.

Отбирая для публикации материалы из следственного дела, нужно преодолеть ряд специфических барьеров, из коих главный — это как отделить правду от вымысла. Задача упрощается благодаря тому, что дело шито белыми нитками, причем режиссеры не особенно старались эти стежки замаскировать: зачем переутруждаться, если суд будет скорым, неправым, а, главное, сугубо закрытым, так что безотказный Ульрих с достойными коллегами уверенно проштампуют юридическую и логическую несуразицу приговором, вынесенным до этого совсем в другом месте. Ложных фактов, вроде точно регламентированных встреч с вражеским агентом или телефонных звонков шпионки-связной, измышлялось мало, основной же метод клеветы — превратное толкование реальных событий. Небольшой пример из показаний отца, относящихся к берлинскому периоду конца двадцатых годов.

«Собрания всей группы проводили крайне редко, я не припоминаю ни одного такого «общего» собрания троцкистской группы. Однако собрания по 3–5—7 человек практиковались довольно часто. (Еще бы. При такой-то жизни. — В.Ж.) Происходили они на квартире Биткера или Каплинского и чаще в какой-нибудь загородной берлинской пивной. (Вот-вот. — В.Ж.)

На этих собраниях обсуждался ход дел в Берлинской организации (троцкистов. — В.Ж.)…»

Насчет пивной — верю охотно, что же касается «троцкистской группы» — звучит миф на потребу следствию.

Одним словом, преимущественная часть следственного дела описывает реальные события и факты, отфильтровать от которых вынужденные самооговоры в большинстве эпизодов удается с большой долей вероятия.