Капитан Трафальгар. Наследник Робинзона. Радамехский карлик. - Андре Лори

Час спустя Клерсина отправилась к себе домой, чтобы лично убедиться, что Вик-Любен не бродит более по предместью Сент-Жан. Увидя, что все теперь обстоит вполне благополучно, она прислала к нам старого Купидона, приглашая нас всех прийти к ней. Бедная женщина не могла отказать себе в радости видеть свою возлюбленную, ненаглядную Розетту у себя в доме, — счастье, которого она еще не испытывала ни разу, так как Розетта никогда не выходила из монастыря; девушки не могут покидать стен монастыря с самого момента своего поступления и вплоть до окончания своего образования.

Отчасти для того, чтобы продлить свою радость, а также и вследствие сильной жары, Клерсина решила, что мы отправимся в путь не ранее четырех часов пополудни, и что прежде всего нам следует почтить своим вниманием ее завтрак, приготовленный на столе, накрытом белоснежной скатертью и убранном цветами.

Бедная женщина, вероятно, провела добрую половину ночи за приготовлением всех этих лакомых блюд — так много было их и так тщательно приготовлено было каждое из них. Были тут и воздушные торты, и блины, тонкие, как писчая бумага, и кофейные кремы с ванилью, и целый ряд всяких других изысканных лакомых блюд, наряду с вкусными и питательными кушаньями в таком количестве, что целая компания проголодавшихся охотников могла бы утолить здесь свой голод.

Как мы ни уговаривали ее, как ни увещевали, Клерсина ни за что не хотела сесть с нами за стол. Это казалось ей каким-то святотатством, при том наивном и чистосердечном уважении, какое она питала к своим господам.

— Даже мой маленький Флоримон кушает всегда один за столом, а я прислуживаю ему, — сказала она нам. Так велика была сила предрассудка, этой разницы каст и рас, в честной душе этой черной невольницы.

А между тем жизнь этой благородной, незаурядной женщины сложилась совсем не так, чтобы белая раса могла внушать ей уважение к себе, и сама она была не из тех, кто и по происхождению, и по духовному развитию стоит неизмеримо ниже белых. Дочь царственного рода, дитя воинственного, вольного народа окраин Абиссинии, похищенная жестокими суданскими работорговцами, она принуждена была переходить из каравана в караван, была на базаре в Марокко, затем попала оттуда в Санто-Доминго, потом в Луизиану; она по очереди была собственностью, то есть рабыней, пяти семейств и никогда, в течение всей своей жизни, не могла назвать своей собственностью не только своего горячо любимого супруга, но даже и своих детей. Выданная неволей замуж в возрасте восемнадцати лет, она случайно сделалась женой человека, которого любила всей душой и к которому за время своего замужества успела при вязаться со всей страстностью своей натуры, но вскоре жестокая судьба разлучила их: ей было тридцать лет, когда владелец ее мужа продал его кому-то на Ямайку, а ее удержал у себя.

Имея пятерых детей, она лишена была радости удержать при себе хотя бы одного из них. Жестокие люди не побоялись Бога и отняли их у нее одного за другим. Она даже не знала ни того, на какие плантации были проданы бедняжки, ни того, в каком уголке земного шара они влачат теперь свое существование. Возмущенная сначала такой ужасной несправедливостью судьбы, она долго страдала, мучилась и негодовала, но затем покорилась своей жестокой участи. В ее прекрасном, благородном сердце не было места для ненависти и злобы. Достаточно было ей напасть на доброго, человечного господина, чтобы вся нежность, таившаяся в глубине ее души и ждавшая, на чем бы ей излиться, нашла себе исход в любви и привязанности к этому господину и безграничной нежности к его детям.

Вот что она рассказала нам вполголоса, присев на пороге своего домика, между тем как дети наслаждались обычной в этих краях послеполуденной сиестой, собираясь с силами и подкрепляясь к предстоящему утомительному путешествию.

— Куда же, собственно говоря, мы отправляемся? — спросил Клерсину мой отец, когда настал час отъезда.

— В Техас, — отвечала она, — командир уже семь лет как живет там и к концу мая непременно ожидает нас к себе!

Отец мой вздохнул с облегчением.

— Ну, слава Богу, — сказал он, — а то я уже начинал опасаться, что он находится где-нибудь здесь, поблизости от Нового Орлеана…

С этого момента он как будто повеселел.

Ровно в четыре часа пополудни Клерсина вывела нас через огород, разбитый позади ее домика, который она заперла наглухо во всех сторон, и затем неторопливой, спокойной поступью пошла вперед, указывая нам дорогу, как будто мы шли гулять в соседний лесок магнолий, находившийся на расстоянии полукилометра от ее дома. Там мы застали Купидона и четырех добрых коней. Двое коней были под дамскими седлами, а сытый сильный мул, бывший тут же, был нагружен всем, что могло нам понадобиться в пути. Мы помогли Розетте и Клерсине сесть на коней. Отец вскочил на одного, я — на другого коня, подсадив к себе Флоримона, а старый негр взобрался на мула, и все тронулись по направлению к востоку. Предполагалось ехать до наступления ночи, затем в удобном месте расположиться на ночлег, раскинув лагерь, а с рассветом продолжать путь.

Выехав из рощи магнолий, мы очутились на пустынной каменистой дороге; здесь на деревянном столбе виднелась надпись:

«Дорога в Техас».

Мы ехали уже в продолжение четверти часа или минут двадцать по этой дороге, как я, опередивший с моим маленьким другом Флоримоном всех остальных, обернулся, чтобы посмотреть, не слишком ли отстали наши спутники, вдруг заметил вдали, позади нас, гигантскую фигуру и громадное сомбреро вчерашнего мулата. Я тотчас же придержал своего коня, подождал, пока отец поравнялся со мной, и сообщил ему об этом.

Клерсина, уловив направление наших взглядов, посмотрела в ту сторону и затем весело засмеялась.

— Это — Вик-Любен! — проговорила она, не тревожась. — Много ли он выиграет, когда увидит, что мы уехали?! Ну, да, уехали, вот и все! — и она снова засмеялась. Но мой отец сделался снова задумчив и озабочен.

ГЛАВА VII. Завтрак на траве

То верхом, то пешком, ночуя то в лесу, то в редких деревнях или селениях, попадавшихся нам по пути, мы только на пятнадцатые сутки добрались до Сабины, отделяющей Луизиану от Техаса и вместе с тем находившейся на границе Соединенных Штатов Америки. Как ни было утомительно вначале это путешествие для Розетты и Флоримона, тем не менее оно вскоре настолько развило и укрепило их силы, что по прошествии каких-нибудь пяти-шести дней они первые заговаривали поутру о том, чтобы продолжать путь, и последние напоминали о времени располагаться на ночлег. Они отлично довольствовались теми, зачастую весьма незатейливым и, съестными припасами, какие нам случалось получать в попутных селениях. Мало того, они предпочитали наш маленький походный тент, под которым мы располагались рядком, бок о бок, завернувшись в пледы и одеяла, всем постелям, какие только предлагались нам в населенных местностях.