Где кот идет 2 - Игорь Водолеев

– Что это за звезды такие? – спросил Лемех.

– О, у нас их видимо-невидимо, – махнул рукой Эгль. – Житья, можно сказать, от них нет.

– Скорее невидимо, чем видимо, – пошутил Хэвисайд. – Мертвыми звездами мы называем скопления невидимой материи между галактиками. Мёртвой материи получилось так много, что её притяжение остановило расширение вселенной и повернуло процесс вспять. Было замечено, что расстояние между звездами сокращается, причем с ускорением ускорения.

– Простите, – задумался Лемех. – Разве скопления материи не должны были сразу превратиться в новые и сверхновые звезды?

– Теоретически – да, – согласился Хэвисайд. – Так и происходит в вашем мире, где плотность пространства, извините, невелика. Плотность нашей вселенной на три порядка выше. Это привело к тому, что спектр излучения наших звезд плавно сместился из видимого диапазона в ультрафиолетовый. А потом взял и исчез!

– Как исчез? – удивился Лемех. – Вы хотите сказать, что все ваши звёзды погасли?

– Вот именно, – тряхнул головой Хэвисайд. – Это чудовищно! Вместо световой энергии звёзды начали излучать гравитационные волны. Такого никто не ожидал. Теория относительности на этот счет молчит. Что делать, где искать выход? К счастью, недавно стало известно, что существует теория, из которой следует данное явление. Мы надеемся, что автор поможет нам найти выход из тупика.

– Вот как! – удивился Лемех. – Но кто автор данной теории?

Переглянувшись, Эгль и Хэвисайд дружно засмеялись.

– Вы! – наконец, выговорил Хэвисайд.

– Я? – изумился Лемех. – Когда?

– В 1986 году, – подтвердил Эгль.

– Позвольте, каким образом? – запротестовал Лемех. – Конечно, я имею кое-какие наброски, схемы будущих расчетов. Но готовой работы с результатами у меня пока еще нет. Постойте, как вы сказали, когда? Но ведь сейчас пока еще… – внезапно покраснев, Лемех в замешательстве полез в карман за носовым платком.

– Успокойтесь, профессор, – поспешил на помощь Эгль. – Мы уверены, что интеллект и здравый смысл ученого помогут вам свыкнуться с тем, что вы вторые сутки находитесь в другой реальности.

– Вот именно, здравый смысл, – подхватил Хэвисайд. – Вы, уважаемый коллега, самостоятельно вывели уравнение гравитационного излучения и блестяще доказали, что оно никак не связано с теорией относительности. Да что тут говорить! Вы наш уже тем, что опередили свою эпоху по меньшей мере на полстолетия!

– Да-да, конечно, – пробормотал Лемех. – Формула гравитационного излучения в теории относительности. Она почти сразу поставила меня в тупик.

– Чем же, – усмехнулся Хэвисайд. – Разве она не верна?

– Нет-нет, напротив, – замотал головой Лемех. – Она верна, если её рассматривать отдельно от теории относительности. Дело в том, что в этой теории гравитационное излучение исчезает при переходе к определенной системе отсчета. Но такого быть не должно. Если мне дадут мощную ЭВМ, я докажу, что принцип равенства силы тяжести и силы инерции ничем не обоснован. Да, но тогда мне грозит другое! В случае успеха придется выступать против школы Эйнштейна и Клейна. Это очень авторитетные учёные. Крайне трудно бороться с традициями в мире науки.

– Вы уже сделали это, – засмеялся Эгль.

– Неужели? – удивился Лемех. – Ах, да, я все время забываю. И каким же образом?

– Путем отказа от математики Римана, столь любимой физиками немецкой школы, – пояснил Хэвисайд.

– Интересно, интересно! – заторопился Лемех. – Вы не могли бы рассказать подробнее?

– К сожалению, нет, – развел руками англичанин. – В обзорной статье, доставленной из 1985-го года, отсутствовали математические выкладки. Именно поэтому мы обратились к вам лично.

– Но почему ко мне, к Лемеху из 71-го года? – удивился Лемех. – Не проще было бы нырнуть в восемьдесят шестой год и пригласить, так сказать, самого автора?

– Резонно, – согласился Эгль. – Но невыполнимо. Выяснилось, что этот год обладает повышенной неустойчивостью. Таких временных точек обнаружено уже около десятка. Мы называем их модальными развилками, поскольку в этих узлах вероятно резкое разветвление мировых линий. Проще говоря, самое легкое вмешательство может серьезно изменить ближайшее будущее.

– Хорошенькое дело, – возмутился Лемех. – Похищение людей вы называете легким вмешательством?

– Это не просто похищение, – возразил Эгль. – Мы создаем копию, которая остается на Земле и живет рутинной жизнью.

– Час от часу не легче! – рассердился Лемех. – Вы хотите сказать, что в моем кабинете сейчас хозяйничает моя копия?

– Верно, – согласился Эгль. – Но я должен доложить, что это очень хорошая копия, поскольку для ее создания мы используем свои методы. Поймите, это не клонирование, где неизбежны отклонения. В нашем случае мутации невозможны, поскольку ваш двойник – это вы сами, каким были за долю секунды до начала копирования.

– Кажется, я понимаю, – пробормотал Лемех. – Вы как бы отправляетесь за моим двойником в ближайшее прошлое, причем разница во времени настолько мала, что никто ничего не замечает.

– Можно сказать и так, – кивнул Эгль. – Хотя энергетически нам выгоднее приостановить ход вашего личного времени, пропустив окружающий мир вперед. Результат будет аналогичен.

– Не могу согласиться, – запротестовал Лемех. – Во втором случае мой двойник будет старше меня на микросекунду!

– Именно поэтому мы считаем, что вы настоящий Лемех, – улыбнулся Хэвисайд. – А в Москве остался ваш двойник.

– Хорошо, – смягчился Лемех. – Но я не вижу причин для катаклизмов. Если подмена произошла так быстро, что никто не заметил, то каким образом может измениться ход событий? Или вы имеете в виду нечто другое?

Хэвисайд в замешательстве достал из кармана трубку. Набив ее душистым табаком, он закурил.

– С вами, профессор, приятно иметь дело, – сказал он, окутавшись облаком ароматного дыма. – Вы все схватываете на лету. Конечно же, под катаклизмом мы имели в виду не социальный психоз или иную реакцию общественного мнения, которой, к слову сказать, не так уж трудно управлять. Но это дело политиков, а они не стремятся к быстрым переменам.

– Тогда что вас беспокоит? – спросил Лемех.

– Ваш мир, коллега, имеет одно прекрасное свойство. В нем отношение гравитации к инерции практически равно единице.

– Вы хотите сказать, что у вас не так?

– Вот именно, – ответил англичанин. – В нашем мире это равенство выполняется с точностью только до одного процента. Любая наша домохозяйка может заметить разницу между инерцией и притяжением. Результат вам известен. Вселенная погасла, звёзды излучают гравитационные волны, пространство сокращается. Каждое утро, наблюдая за восходом Сола, мы спрашиваем у себя, сколько осталось до конца света.