Путешественник - Жюльетта Бенцони

Расспрашивать было некогда. Матильде оставалось довольствоваться этим слабым утешением. Ответа она не нашла, а теперь и вовсе не от кого было его ждать. Поразмыслив, Матильда пришла к выводу, что речь шла об очень простой вещи — все объяснялось положением того, за которого ее выдавали замуж, ведь стать женой врача, человека обеспеченного, в глазах родственников сулило счастье. Тем более что доктор не просил приданого, и поэтому наследство мэтра солевара в целости и сохранности переходило Огюсту: в то время он собирался жениться на дочери пекаря из Барфлера, в которую влюбился на ярмарке в Кетеу.

Свадьбу брата сыграли примерно через полгода после того, как Матильда вышла за доктора в Квебеке, и тогда она даже была рада, что не присутствовала на ней. Не то чтобы Симона Амет ей не нравилась — она была с ней едва знакома. Просто между ними не было той симпатии, которая притягивает одну девушку к другой, такой же молодой. Тогда это не имело значения; главное, чтобы Огюст был счастлив, и письмо, которое он прислал, было тому подтверждением.

Лишь теперь, по мере того как поворачивались колеса повозки, Матильда чувствовала, как незаметно угасал ее восторг, вернуться к брату и неожиданно свалиться на голову его жене, почти для нее чужой, — далеко не одно и то же. Правда, существовала давняя традиция гостеприимства, уважаемая по всей Нормандии, и прием ей был обеспечен, но это совсем другое дело.

И еще она думала о брате. Боль утраты сжимала ей сердце. Святой Михаил — это 29 сентября; значит, все произошло совсем недавно, когда они с Гийомом еще плыли на корабле… Что ожидает ее в доме, который раньше был ей родным?

Внезапная молчаливость матери, ее бледность беспокоили Гийома; его мучил вопрос, что они собираются делать в этой стране, где ничего или почти ничего не осталось от их семьи. Он вдруг схватил ее за плечо.

— Вернемся в Сен-Мало, мама. Там у нас есть друзья!

— В Сен-Васт у твоей матери тоже есть друзья, мальчик, — отрезал продавец устриц. — Вполне понятно, что она хочет здесь побывать. Тут, знаешь, все немного родственники. Ей здесь будет привычнее… да и что ей делать среди бретонцев!

Матильда ответила бледной улыбкой. — Он прав, Гийом! Я привезла тебя сюда, чтобы ты смог вновь обрести корни нашей семьи. Вот увидишь, тебе здесь понравится…

Понимая, что делать нечего, мальчик отстал. Запустив руку под куртку, затем под рубашку, он нащупал подаренный Конокой коготь. Гийом привык так делать, когда вдруг чувствовал, что теряет мужество, или просто хотел заплакать. Он еще не знал, что с того момента, когда паруса «Элизы» со скрипом взлетели на мачты, в голове Матильды постоянно крутилось имя Альбена — мужчины, которого она никогда не переставала любить и на встречу с которым так надеялась…

Когда повозка подъехала к порту, опустилась ночь. Из-за плотного, как туман, моросящего дождя нельзя было ничего толком разглядеть. Три-четыре фонаря плясали на ветру, ничего не освещая. Прошли два солдата — голова втянута в плечи, треуголка на носу, — и их силуэты исчезли словно привидения. Огни, правда, светились в редких окнах низких домов, многие из которых были простыми хижинами. За исключением кабачка, где было посветлее, жизнь, казалось, покинула небольшую набережную, рядом с которой едва видневшиеся корабли со скрипом натягивали перлини (некоторые из них привязали к стоявшим тут же пушкам). Сен-Васт был всего лишь небольшим рыбачьим поселком. Море отвоевало у него часть суши, и почти вся земля принадлежала королю, распорядившемуся укрепить Ла Уг и остров Татиу. Всего тут было около двух тысяч душ, которые подчинялись одновременно Королевскому флоту, Фекамскому аббатству и местному кюре.

Проехав через порт, повозка выехала на дорогу, защищенную насыпью из земли и камней, сложенных вдоль залива, где находились соляные рудники. Соль, так же как и устрицы, была основным богатством городка Сен-Васт. Все, что там добывали, делилось пополам между Фекамским аббатством и несколькими частными владельцами. Жители затерянного на краю света порта могли гордиться тем, что употребляли в пищу лишь белую соль (полбуасо (Буасо — старинная мера сыпучих тел, равная 12, 5 литра — Прим, перев.) в год на человека!), которую добывали на двадцати двух рудниках, между поселком и Ридовилем. Оставшуюся соль продавал «приемщик с безменом», удерживавший четверть дохода в пользу короны.

Проехали еще немного, обогнули стену замка и, наконец, достигли края соляных копей, возле которых возвышался дом под красивой сланцевой крышей. Позади него виднелся небольшой сад.

— Вот вы и вернулись! — объявил Селестен. — Теперь я с вами прощаюсь, а то мне тоже хочется поскорее в тепло. Что-то вдруг стало свежо.

И вправду, подул ветер. Он разогнал тучи, но воздух сделался заметно холоднее.

Селестен помог Матильде спуститься, а Гийом уже спрыгнул на землю, с недоверием покосившись на мерцающие в темноте копи. Затем он помог продавцу устриц снять чемоданчик и положить его у двери. Жестом матроны Матильда протянула ему монету, на что человек ответил было отрицательным жестом, но все же положил деньги в карман. После чего решил еще немного постараться для своих пассажиров и постучал в дверь…

— Эй, Симона Амель! К вам приехали.

Не дожидаясь ответа, он вскарабкался на свою тележку, развернул лошадь и растворился в сырой ночи. Некоторое время не было ничего слышно, кроме шума моря, хотя после того, как дядюшка Кло позвал хозяйку, в доме раздался какой-то звук, но потом все стихло. Внутри горел свет, значит, кто-то был дома.

Подождав немного, Матильда постучала сама.

— Откройте, пожалуйста! Это я, Матильда, сестра Огюста…

На сей раз послышался угрюмый голос:

— Кто это?

— Матильда Тремэн, урожденная Амель… Я ваша золовка, Симона, и вернулась из Новой Франции…

На сей раз послышался возглас, однако в нем не было ничего радостного. И опять тишина, от которой терпение путешественницы лопнуло.

— Ну откройте же, наконец! Почему вы не открываете?

Звякнула щеколда. Красный отблеск света изнутри упал на прибывших. Перед ними стояла женщина небольшого роста со светлыми волосами, насколько можно было разглядеть из-под широкого чепца. Возле нее стояли дети, мальчик и девочка, похожие на близнецов: одинакового роста, с одинаковыми золотистыми волосами и глазами цвета голубого фарфора. Они крепко держались за руки.

Женщина могла бы показаться весьма красивой, если бы выражение ее лица было мягче, но в таких же голубых, как у детей, глазах, устремленных на путешественников, странным образом отсутствовало тепло.

— Кто, вы сказали, такая?

— Сестра Огюста. Матильда Тремэн. Это мой сын Гийом.