Десантник. Из будущего – в бой! - Олег Таругин

– Не знаю… – поколебавшись, пробормотал Василий. И торопливо добавил, видимо, решив, что товарищ может заподозрить его в нерешительности, а то и трусости: – Нет, что ты, мимо нам никак нельзя! Уж который день по своей земле идем, от каждой тени шарахаясь! Надоело.

– А ты считай, что мы – секретная разведывательно-диверсионная группа, если тебе так легче станет, – добродушно хмыкнул Леха, пряча улыбку.

– Которая второй день драпает от немцев по лесам?

– Ну, почему сразу «драпает»? – делано возмутился десантник. – Не драпает, товарищ сержант, а именно что скрытно пробирается, собирая разведданные и нанося противнику урон по временно оккупированной территории с целью соединения с регулярными частями Красной Армии. Сам посуди: мотоциклистов постреляли? Постреляли. Замаскированный аэродром нашли? Нашли. Значит, уже польза от нашей лесной прогулки имеется. А ежели диверсию устроим, еще больше толку от нас будет. Все, хорош трепаться, ты мне другое скажи: если вдруг карта попрет, сможешь немецким самолетом управлять? Вон таким, как под деревьями стоят?

– Какая карта? – не понял Борисов, наморщив лоб.

– Игральная, блин. Это выражение такое, неужто не слышал?

Сержант неопределенно пожал плечами, пропустив вопрос мимо ушей:

– Штурмовиком – однозначно нет, я только «И-16» и «Чайку» пилотировал. А тут все другое – расположение приборов в кабине, конструкция РУД, последовательность действий во время подготовки к взлету. Не, не потяну, извини, скорее всего, даже от земли не оторвусь. В воздухе-то с управлением, наверное, справился бы, но вот как взлетать да приземляться?

– Не за что извиняться, летун, это я так спросил, шоб було. Просто немцы эти самолеты как раз заправили и бомбы навесили. Вот я и подумал, здорово было б один угнать да по аэродрому отбомбиться. Ну да ладно, на нет и суда нет. Тогда второй вопрос: а вон с тем, маленьким, справишься? – Леха указал на «Шторьх».

С минуту Борисов присматривался к крохотному самолетику, затем не слишком уверенно ответил:

– Никогда такого не видал, но, наверное, справлюсь. Самолет явно не боевой, навроде нашего «По-2», думаю, и управление не слишком сложное. Предлагаешь его захватить?

– «По-2», говоришь? Это вон такой, что ли? – десантник кивнул в сторону стоящего в паре сотен метров биплана, который он про себя назвал «кукурузником».

– Ага, – автоматически кивнул тот, внезапно встрепенувшись. – Погоди, Леха, так я ж на таком летать учился! С завязанными глазами заведу и взлечу! И места для разбега хватит, это ж не бомбардировщик! И вообще… – Пилот вдруг замолчал, напряженно глядя в сторону самолета. Спустя несколько секунд он повернулся к Степанову, тихонько пробормотав охрипшим от волнения голосом: – Леша, так это ж наш самолет…

– Так понятно, что не немецкий.

– Ты не понял, я в том смысле, что он к нашей эскадрилье был приписан. И бортномер совпадает, и заплатка вон на киле, что цветом отличается, – я помню, как ее ставили, когда перкаль прохудился. Получается, и те «Ишачки» – тоже наши?

– Ну, ты ж сам говорил, что где-то тут ваша запасная площадка была? Вот мы на нее и наткнулись.

Несколько минут пилот молчал, глядя в землю перед собой. Степанов его не дергал, продолжая наблюдать за фрицами, поскольку прекрасно понимал чувства товарища: пилоты разбитых истребителей и «кукурузника», если и уцелели при вынужденной посадке, наверняка попали в плен. И хорошо, если в плен: рисковать секретностью аэродрома немцам не с руки, так что могли и расстрелять. Что, собственно говоря, почти наверняка и произошло. То-то у летуна лицо такое, что краше в гроб кладут. Нужно его быстренько чем-нибудь занять, чтоб дурные мысли в башку не лезли:

– Добро, летун, я тебя понял. Действуем так: ты остаешься на позиции и ведешь наблюдение. Все, что будет происходить, в памяти фиксируешь. Кстати, у немцев, как я понимаю, скоро смена караула, заступят те, которым до полуночи дежурить, смотри не пропусти. Только из кустов не высовывайся, а лучше вообще особо не двигайся.

– А ты?

– Снова на разведку сползаю. Сначала к «кукурузнику» – я, конечно, в ваших летных делах понимаю чуть больше, чем ничего, но хоть внешне осмотрю, может, у него вообще мотор разбит или еще чего. Ну, а потом? Есть у меня одна задумка относительно склада боеприпасов. К тому времени как раз совсем стемнеет, без проблем доберусь. Жаль только граната всего одна осталась.

– Может, мне с тобой?

– Угу, с пулеметом наперевес, – скептически хмыкнул Степанов. – Нет, Вась, ты меня прикрывать станешь. Где у них секреты сидят, запомнил? Вот и хорошо. Вдруг я спалюсь и поднимется шум, лупи из пулемета сначала по ним, чтобы с фланга не стрельнули, потом по стоянке самолетов, палаткам или заправщикам. Если в ленте хоть десяток трассеров окажется, глядишь, и запалишь чего. А вот по складу с бомбами – ни-ни. Ясно? Отстреляешь ленту-другую – и беги в лес, как я тебе раньше и говорил. Пулемет с собой не тащи, только лишний вес. Ясно?

– Угу, – тяжело вздохнул пилот. – Ты надолго?

– Понятия не имею. В нашем деле вообще зарекаться вредно. Все, давай. Главное, не засни, летун, а то вдруг немцы незаметно подползут и тушенку с кашей стырят, а я точно голодным вернусь. Да шучу я, шучу, не напрягайся. Хреново у тебя с чувством юмора, Вась, тренироваться нужно. Кстати, возвращаться стану вон оттуда, видишь просвет между кустами? Как подползу метров на десять, позову тебя шепотом по имени, смотри, не дернись от неожиданности да не стрельни сдуру, весь аэродром перебудишь. Договорились? Вот и ладненько, тогда я пошел…

Проводив товарища взглядом, Борисов тяжело вздохнул: оставаться в одиночестве отчего-то не хотелось. Нет, страшно ему практически не было, просто не хотелось. Неожиданный попутчик казался… ну, надежным, что ли? От него исходила уверенность, удивительным образом уживавшаяся с какой-то лихой бесшабашностью. Вчера на дороге, когда их обстреляли фашистские мотоциклисты, он действовал так, будто попадать под пулеметный обстрел для него чуть ли не обычное дело. А как он самого пулеметчика из пистолета со ста метров завалил? Или трупы пострелянных немцев заминировал? Нет, скрывает Леха от него что-то, точно скрывает! Конечно, в силу воинской профессии сам он весьма далек от сухопутных войск, но курс молодого бойца-то проходил. Откуда такие познания у сержанта запаса, пусть даже и служившего в разведроте? Может, взять да и спросить прямо? Неужели один советский человек другому советскому человеку не ответит? Тем более по возрасту он наверняка комсомолец, как и сам Василий. Хотя ежели Степанов и на самом деле какой-нибудь осназовец, то, разумеется, не ответит. Краем уха Василий слышал о подобных подразделениях, причем как раз в составе военной разведки. Вот только пересекаться не приходилось. И еще немного напрягали эти его постоянно вставляемые в речь странные словечки-присказки – «мама не горюй», «не бери в голову», «проехали», «карта попрет», «стырят», «шухер», «спалюсь» – вроде и понятно, о чем речь, но в то же время как-то непривычно звучит. А часть слов и вовсе вроде как блатные какие-то… Интересно, откуда он родом? Может, в его родном городе так принято говорить? Упоминал же, что не деревенский. А сейчас еще и «кукурузник» какой-то выдумал – с какой это стати учебно-боевой «По-2» с кукурузным початком сравнивать? Ни разу же не похож, даже формой фюзеляжа… еще бы «пшеничником» назвал или «картофельником».