Стану ему женой. Ребенок от монстра (СИ) - Устинова Мария

— Где камни? — Андрей не понимал, что Шелехов говорит и почти не видел, хотя старый друг навис над ним. — Камни, которые ты забрал у Власова, Андрей. Где, спрашиваю?

Алчный, сволочь.

Сначала ведь, когда предлагал камни отдать взамен на свободу, Шелехов отказался и втирал про приказ Демьяна, который обязан выполнить. Но сплавил напарника, и задал вопросы.

Проблема в том, что нет никаких камней, и не было. Андрей лгал про них, чтобы выгадать время.

— Где камни?! — Шелехов бесился.

Андрей не мог говорить, он дышал, и это все, на что оказался способен. Тело, внутренности, и особенно легкие — горели, как в огне. Так сильно, что он ждал шока. Рук не чувствовал совсем.

— Куда спрятал камни?!

Он ощутил холод — кажется, Шелехов распахнул дверь авто. И вдруг снова обожгло — холодом. Шелехов выбросил его из салона в сугроб ничком. Андрей с трудом повернул голову набок, чтобы дышать. Снег таял под щекой и от дыхания.

Обошел машину. Пнул под бок.

Андрей ощутил толчок, но больно не стало, словно это не его тело.

Шелехов выматерился, когда понял, что немедленно ему не ответят. Вернулся к машине и выволок труп из машины. Делом занялся, пока Андрей пытался выкарабкаться из темноты и кошмаров агонизирующего мозга.

Потихоньку вернулось зрение.

Сначала он видел только контрастные цвета: черные стволы деревьев на фоне белых шапок снега. Всем телом ощутил холод — нервные окончания стали осязать хоть что-то кроме поглощающей боли.

Он был плох.

И вдруг — проблеск мысли: Лену, наверное, увезли.

Лена в безопасности.

Грудь перестала судорожно сжиматься. Боль стала терпимой — или он привык. Но теперь, кроме текущего в легкие расплавленного свинца он ощутил холодный воздух. Видел очертания машины и леса. Ощутил заломленные за спину, безжизненные руки. Во время нападения он автоматически рвал запястья и содрал кожу. Перевернулся на спину, окуная их в сугроб. Нервные окончания онемели и сразу заткнулись.

В солнечном сплетении после ударов осталась тяжесть. Боль затихла, стала тупой — фоновой. Андрей заморгал в звездное, местами подернутое пеленой облаков, небо. С губ сорвался густой пар, под расстегнутое пальто забрались щупальца холода.

За городом всегда мороз крепче.

Выл ветер, тащил поземку между деревьями.

Не хотелось, но он приходил в себя.

— Очнулся.

Во рту было горько. Хотелось выблевать эту горечь.

— Иди сюда!

Шелехов подтащил его к яме, запорошенной снегом. На дне уже лежал мертвец, лицом вниз. Сергей бросил его на край, и наступил на горло, словно хотел сбросить следующим.

— Где камни Власова?

Глаза застилало паром от дыхания — он почти не видел. Темная фигура Шелехова заслоняла небо и еловый лес.

— Камни… — прохрипел Андрей.

Говорить было невозможно больно. Язык и губы не слушались. Но это шанс — Шелехову нужны бриллианты Власова. Последний шанс, прежде чем столкнут в общую могилу.

— Отдам… камни. Договоримся…

Сил бы набраться. Если получится. В машине не получилось.

Пошевелил замерзшими пальцами — полностью потеряли подвижность. Если раньше не смог порвать, теперь не сможет тем более. На руки можно не рассчитывать. Оружия нет.

Шелехов присел перед ним.

Андрей смотрел снизу вверх. Картинка восстановилась, эмоции ушли — даже мысли о дочери. Жаль, конечно, что не успел толком на руках подержать. Времени не было.

Может, еще будет.

Он собрался, стараясь не показать этого. Чтобы Шелехов не заподозрил. Он сильнее, у него преимущество, оружие. Старого товарища не провести, да и мозг не особо работал. Жить хочется, а план не идет в голову — там пустота. Отупение. Голова не работала, как у умирающего, запытанного насмерть.

— Где спрятал?

— Скажу, — пробормотал Андрей, когда Шелехов схватил его за грудки.

Поерзал, пошевелил скованными запястьями — инстинктивно хотелось закрыться. Расскажет — тут же пуля в голову. Без вариантов. Он Сергея отлично знает. Так что даже байку про бриллианты не выдумать.

— Отдам камни, много… Грабанул Власова, когда завалил его, — Шелехов внимательно слушал, пока Андрей придумывал на ходу. — Все отдам. В тайнике… Я покажу… Мне нужны гарантии…

Говорить было больно и трудно, горло будто все еще в удавке. Половину звуков он глотал. Но Шелехов, судя по прищуренным глазам, прекрасно его понимал.

Главное заболтать.

Он даже был рад, что еле разговаривает — можно время тянуть.

— Украшения… Камни… Деньги с дома… — после каждого слова Андрей брал мучительную паузу, чтобы успеть все обдумать.

— Адрес.

Назвал один из своих старых адресов. Шелехов швырнул его обратно в снег — на спину.

Вот, сейчас.

Андрей ударил его ниже колена, чтобы выбить сустав, а когда Шелехов повалился, захватил ногами и двинул пяткой в нижнюю челюсть, собрав силы для одного, но сокрушительного удара.

С первого раза не получилось.

Добил вторым.

Шелехов даже вякнуть не успел. Обмяк, голова запрокинулась, как у бескостного — мощным ударом Андрей свернул ему шею.

И сам уткнулся лицом в снег, отдуваясь. Напряжение было на пределе возможностей. Дрожащей ногой оттолкнул труп Шелехова, и изнеможенно растянулся на краю могилы. Пахло мерзлой землей. Кровью. Жизнью.

Он не мог сказать, что хотелось жить.

Внутри пустота.

Снег, пустота, холод и ночь — вот, что его окружало. Где-то далеко ухнула сова. Он осознал, что один среди зимнего леса.

Андрей перевернулся на бок, скорчившись на снегу. Черный зев могилы был рядом — еще немного и свалится. Потом без помощи не выбраться, так и замерзнет за ночь. Но встать не было сил.

Тяжело, больно, но он приходил в себя.

Снег под ним таял, немилосердно хотелось спать. Чтобы привести себя в порядок, нужно совершить невозможное: встать, освободить руки, когда сил ни капли. Все что было — на тот удар истратил.

Долго отдыхал.

Нужно убраться со снега, чтобы не уснуть вечным сном, а он не мог… Не мог. Андрей рассмеялся от бессилия, губами цепляя снег. Он таял во рту, язык онемел. Пришло бы сейчас прекрасное видение: Дина или Лена, он бы обеим был рад. Потом вспомнил дочь. Ее мутные глаза с огромными радужками.

Второй шанс. Вторая жизнь.

Ощутил труп Шелехова под ногой — тот лежал полубоком, и пинками сбросил в могилу.

Встал на чистом упрямстве. Шатаясь. Добрел до машины, в бардачке нашел нож и перерезал стяжку. Руки тут же ответили болью. Андрей зачерпнул снега, протер запястья и горящую шею. Пусть лучше немеет, чем болит.

В кармане нашел сигареты и жадно закурил.

Горло саднило, дышать больно, но удовольствие от дыма сильнее. Он выдыхал его в небо. В темноте высоко-высоко мигала звездочка. Самолет. На такой высоте, что едва бортовые огни видно.

Как она там?

Успел Кац увезти их? Увезти его девочек?

Сердце отозвалось звериной болью. Все-таки дрался за них. Почти сдох.

Андрей докурил до фильтра. Превозмогая в сухожилиях боль, обыскал авто. Собрал деньги, оружие, документы, все, что могло навести на кого-то из них. В общей могиле зарыл трупы и все, что могло сойти за улики — с перерывами и копал долго. Вспотел, даже в расстегнутом пальто жарко. Перекуривал несколько раз.

Но это нужно — Шелехова не должны найти.

Прощай, дружище.

Машину перегнал и спрятал в лесополосе. Загнал поглубже, забросал ветками. Найдут, конечно. Вопрос, когда. Лишь бы не скоро.

Закончил перед рассветом.

Уходил пешком. Брел, как зомби, по обочине, не рассчитывая, что подберут. Так устал, что на все плевать стало: собьют ли, менты остановятся. Плевать. Тело болело после борьбы и труда. Он мечтал только добраться хоть куда-то, чтобы любая крыша над головой была.

До одной из своих квартир добрался к утру.

Он не помнил, засвечен адрес или нет. В голове звенела пустота, тело не слушалось. Не снимая пальто, не разуваясь, он принял обезболивающее и упал в кровать, натянув на себя одеяло. Хотелось вытравить лесной холод, пробравший до костей.