Хрустальное счастье - Француаза Бурден

Фраза, казалось, была подготовлена заранее и звучала фальшиво. Кто ей подсказал? Ален? Жан-Реми?

– Я приглашаю сегодня детей на ужин, – добавила она. – Это может их немного отвлечь… Их кузены тоже желанные гости, естественно.

Сбитый с толку ее уверенностью, он кивнул головой в знак согласия. Она смотрела ему прямо в глаза с холодом, который заставил его почувствовать себя неловко. Он не мог даже предположить, что однажды они встретятся на кладбище как два чужих человека и обменяются лишь несколькими словами.

– Хочешь, чтобы я привез их к тебе? – предложил он.

– Не утруждай себя. Я заеду за ними к семи. Пусть они позвонят мне и скажут, сколько их будет.

Не простившись, она развернулась и удалилась. Она была достаточно проницательна, чтобы догадаться о его любопытстве, но очевидно, не хотела отдавать себе в этом отчет и не хотела, чтобы он приближался к ее дому. Да и потом до нынешнего момента он вел себя так корректно, что она могла заподозрить его в безразличии. Он не задал ни одного вопроса у нотариуса в день, когда она подписала документы на покупку дома, ограничившись лишь переводом собственности на ее имя – тем не менее он пережил худшие моменты своей жизни. Оставив ее тогда на тротуаре, он отдал бы что угодно, чтобы она с ним поговорила или, по крайней мере, посмотрела на него. Но она его проигнорировала. Потом он перевел на ее счет существенную сумму, чтобы она могла произвести необходимые работы и расположиться с удобством. Тем не менее, от неловкости, он никогда не проявлял желания знать об этом больше. Однако Тифани, проявив сочувствие, описала это место отцу. Домик узкий, но высокий на бульваре, в тени платанов, с фасадом, выкрашенным охрой, с черепичной крышей, зелеными ставнями. Других подробностей он не знал.

Подняв голову, Винсен понял, что аллеи опустели. Семья, должно быть, ждала на стоянке около кладбища. Никто не посмел прервать их разговор с Магали. Вдали рабочие похоронного бюро все еще стояли вокруг могилы и ждали, пока он уйдет, бросая раздраженные взгляды. Когда он повернулся, порыв мистраля рванул его галстук и ударил по щеке. Он поправил галстук и поспешил к ограде, вновь охваченный горечью потери Клары и терзаемый острым чувством одиночества.

София гладила Даниэля по голове почти с материнской нежностью. Сидя подле нее на одном из диванов, он положил ей голову на плечо, как будто покинутый, как будто нуждающийся в утешении. Готье и Шанталь сидели напротив, приблизительно в такой же позе, только Шанталь лежала на руках у Готье, изнуренная похоронами и будущим материнством. Мари занимала место в кресле, где держалась очень прямо, Ален стоял у окна, изображая приглашенного, что раздражало Винсена.

– Ты можешь сесть! – бросил он кузену Ты тоже дома, как и мы…

Намек на завещание Клары был обдуман, и он воспользовался им, чтобы продолжить:

– К тому же мы все собственники этого дома и парка. У тебя есть твои земли.

– Тебе это мешает? – грубо ответил Ален.

– Совсем нет. Твое хозяйство – образец для подражания, который льстил бабушке.

Ален опустил глаза, внезапно смущенный. Десять лет назад он был вынужден защищаться от нападок Шарля. Разговоры о масле Морванов до сих пор задевали его за живое. Сейчас в словах Винсена не было ни малейшей иронии. Он лишь констатировал факт.

– Мари и я знаем пункты завещания. Она предложила нам первым с ним ознакомиться, когда составила его; конечно, потому что мы… юристы. После смерти Кастекса она не доверяла ни одному нотариусу. В общем, все просто, она не отдала никому никаких предпочтений, мы все пятеро наследники.

Раздраженный ученым тоном кузена, Ален снова вмешался.

– Есть дарственная, которую она дала мне на овчарню…

Не дав Винсену ответить, Готье вздохнул:

– Да. И что?

Повисло противоречивое молчание, пока Мари не взяла слово.

– Что касается меня, я унаследовала драгоценности, и я не думаю, что это вас огорчает, мальчики?

Даниэль улыбнулся, развеселенный тем, какой оборот принимал разговор. Он заметил, что Винсен поспешил сообщить, что бабушка никого не выделила. Иначе он оказался бы в первых рядах, естественно! Он был любимчиком Клары, как Готье у Мадлен, самые выгодные позиции, в конечном счете. Со своей стороны, он радовался, что не был награжден никакими почестями. Он был младшим из пяти, и ни от чего не страдал, он без вопросов любил своего брата и кузенов.

– Что станет с домом на авеню Малахов? – спросил он, чтобы отвести разговор от Валлонга, который перерос бы в тему для споров.

– Надо об этом подумать, и мы все вместе решим. Можно его продать, чтобы оплатить права наследования, – предложил Винсен.

– Продать?

Раздосадованный такой перспективой, Даниэль встал с дивана, удалившись от Софии.

– Черт возьми! Никто из нас не нищенствует, насколько я знаю! Почему бы его не сохранить? Вы бы продолжали там жить, Мари и ты, и платить нам что-то… типа ренты, ожидая…

– Ожидая чего? – взволновался Винсен. – Наши дети растут, в один прекрасный день они уйдут. Ты представляешь нас там вдвоем? И потом…

Он хотел перехватить взгляд Алена, но тот все еще стоял у окна и упорно смотрел на ковер. И он неохотно закончил:

– Твое решение не устраивает Алена, я предполагаю.

Алена застали врасплох, он поднял голову, засомневался и, наконец, пожал плечами.

– Делайте, что хотите, мне плевать, я не хочу говорить сегодня о деньгах.

Он пересек комнату, чтобы выйти, но Мари разом встала с кресла, загородив ему проход.

– Ан нет, это слишком просто, останься! Мы должны продолжить этот разговор. У тебя нет никаких причин, чтобы не принять свою долю. Она может понадобиться тебе для твоего хозяйства. Столько, сколько ты нам сейчас скажешь…

Мари его искренне любила, он это знал, тем не менее, у него возникло желание небрежно отстранить ее со своей дороги.

– Клара очень щедро обошлась со мной, – ответил он. – Она оплатила мою первую подержанную машину, мою первую дробилку, мою первую центрифугу. Когда она увидела, что я с ними сделал, она дала мне оливковые деревья. Она даже приняла мою сторону против своего любимого сына!

– Ты говоришь о моем отце? – бросил ему Винсен.

– А о ком еще, как ты думаешь? В любом случае не о моем, не думаю, что она его сильно любила.

Стоя в разных концах комнаты, они смотрели друг на друга с вызовом. Другие больше не существовали. Именно для них этот вопрос был самым тяжелым. Ален продолжил решительно:

– Когда твой отец заставлял меня писать ему отчеты, Клара звонила, чтобы узнать, как дела. Когда он вдребезги разбивал мои бутылки с оливковым маслом, она с гордостью показывала их своим друзьям. Я не испытываю к нему никакого почтения, но отдаю уважение ее памяти. Если вы думаете, что она хотела видеть, как мы сбережем дом на авеню Малахов, я спокойно ухожу. А так как она стремилась к тому, чтобы мы сохранили поместье Валлонг, мы его сохраним. Но, слава Богу, ничто не обязывает меня жить там вместе с вами!