Дорога длиною в жизнь - Алекс Войтенко

— Ну, например, вы, герр Шнайдер. Покажите нам свое мастерство. Если сможете поднять истребитель Fiat C. R.32 «Chiry», в воздух, я, пожалуй, поверю, что вы имеете хоть какие-то навыки пилотирования.

Генрих, слыл среди нас тихоней, на земле, и отъявленным хулиганом в воздухе. Боюсь инструктор надеялся совсем на обратное, когда назвал имя Шнайдера, и выразил свою просьбу.

— Jawohl! — Воскликнул Генрих, тут же добежал до самолета, где техники помогли надеть ему парашют, и взобравшись в кабину биплана дал знак, что готов выполнить задание.

Челюсть инструктора авиашколы упала еще на взлете. Он то надеялся, что любой из нас выскочит ошпаренным из самолета, стоит ему только услышать рев двигателя. Все же впервые подняться в воздух без инструктора, способен только идиот, которому наплевать на собственную жизнь. Здесь же все происходило совсем иначе. То, что творил в воздухе Генрих Шнайдер, нельзя было назвать полетом новичка. Все эти фигуры высшего пилотажа, выполняемые им, были на грани возможного. Да, что говорить если посмотреть на это, выскочила вся авиашкола. Нечто подобное можно было увидеть только на редких выступлениях опытных пилотов ВВС, но никак нельзя было предполагать, что на это способны приехавшие на обучения немецкие курсанты.

Когда Шнайдер, наконец посадил самолет, и при этом притереть его к полосе настолько элегантно и мягко, что даже у начальника школы вылезли из орбит глаза. И он тут же удивленно обратился к одному из нас.

— Так, могут все⁈

— Так точно сеньор полковник. У каждого из нас больше сотни часов налета на истребителях, а у некоторых и того больше на самолетах гражданской авиации.

— Похоже, нас ввели в заблуждение… — Задумчиво произнес тот в ответ.

С этого дня, занятия в школе, резко изменились. Конечно одних слов оказалось недостаточно, и всех нас ожидал вывозной с инструктором, но после этого летать мы стали много и часто. И это действительно стало переломным моментом в нашем обучении. Вообще, немецкая школа сильно отличается от итальянской. Итальянцы, всегда считались хорошими художниками, скульпторами, но никак не пилотами. Они разумеется могут делать все тоже самое что и любой другой летчик истребитель, но все это у них получается, как-то более красиво, или изящно, не знаю какое слово лучше всего подобрать к тому, что они делают в воздухе.

Тот же Шнайдер выполняя фигуры высшего пилотажа делает их бессистемно. Частенько начиная какую-то одну фигуру, в процессе выполнения, может перейти на другую, а завершить уже третьей. У итальянцев, все это просто не мыслимо. В этом отношении они больше спортсмены, или педанты до мозга костей. Если итальянец начал крутить фигуры высшего пилотажа, то каждая из них доводится до своего логического завершения, затем происходит короткая, но ясно видимая пауза, и начинается исполнение следующей. Все это хорошо и красиво, во время выступлений, или парадов, и совершенно неприемлемо в бою. А много позже, я не раз замечал, что они, итальянцы, не видят никакой разницы, между показательными выступлениями и боем. Если положено для той же бочки провернуть самолет на триста шестьдесят градусов вокруг своей оси, то он провернется ровно на это число. Если положено при исполнении мертвой петли прибыть в тоже место, с которого начало исполнение упражнения, то так и произойдет. И совсем неважно, что идет бой, что непредсказуемость приближает победу, и позволяет остаться в живых. А строгое исполнение порой ведет к поражению, но для них главное эстетика и красота, все остальное вторично…

Я провел в авиашколе больше года, и как бы то ни было, время, проведенное там пошло мне на пользу. Сейчас я был уже не тем желторотиком знающим, как поднять самолет в воздух, пролететь некоторое расстояние и благополучно посадить его на землю. Мы готовы были идти в бой, и очень скоро эта возможность нам была предоставлена. Пока же, все мы, получили очередной отпуск. Причем многим из нас было в диковину то, что отпуск, предоставленный после окончания итальянской школы, предполагался на одном из курортов Средиземноморья.

Наше правительство раскошелилось на это, чем ввело многих из нас в немалое удивление. Я в отличии от них, отказался от подобной привилегии и вернулся в замок отца, по которому очень соскучился, за время почти годового отсутствия. Все же несмотря, на кажущуюся близость родового поместья, выезжать за пределы школы было запрещено, и поэтому приходилось довольствоваться редкими письмами, а чуть позже звонками, когда по моему настоянию, отец провел в замок городской телефон.

Граф***, за последний год, сильно сдал, что собственно и немудрено учитывая его возраст. Хотя с другой стороны, если сравнивать с прошлой жизнью, он пережил ее как минимум на двенадцать лет. Ведь, мы с Длинным нашли его окоченевший труп еще 1922 году. Здесь же, он хоть и передвигается по замку в инвалидной коляске, и практически не появляется за его пределами, но тем не менее, чувствует себя относительно хорошо.

Мой приезд очень обрадовал его, и первые несколько дней, он практически не отходил от меня, дальше, чем на несколько шагов, расставаясь со мной, только для сна. Я был совсем не против этого, и старался уделить ему все свое время, рассказывая о событиях, прошедших со мной во время разлуки с ним, и слушая его рассказы о этих днях, или воспоминания о его путешествиях. Что удивительно он ни разу не заговорил со мной о создании мной своей семьи. С другой стороны, и он сам, можно сказать всю жизнь прожил холостяком. И потому, наверное, даже не задумывался о том, что можно жить как-то иначе.

Первая его любовь — моя родная мать, выбрала моего биологического отца, который в итоге погиб от рук большевиков, обвинивших его в саботаже, и прикрыв свои преступные действия его телом. Его единственная жена Баронесса Эльза фон Визен, скончалась родами, не оставив ему наследника. Поэтому семьи, как таковой у него не получилось. Разве что некое подобие появилось после того как он усыновил меня, но, вряд ли это можно назвать полноценной семьей, хотя честно говоря, я получал гораздо больше ласки и заботы именно от него, нежели в своей родной семье. С другой стороны, там старались привить мне какие-то навыки, чувство ответственности, воспитать так сказать, по своему образу и подобию. Граф, же меня просто баловал, исполняя любую мою прихоть или желание.

Уже через месяц после моего возвращения из Италии, наш дом наводнили адвокаты и нотариусы всех мастей, только потому, что Граф***,