Капитан госбезопасности. В марте сорокового - Александр Логачев

— Стойте, стойте, — догоняет их уже в коридорчике дедок, до того болтавший с гардеробщиком. — Закрыто. Читать не умеете? Спецмероприятие. После приходите.

Вор резко останавливается, дед налетает на него. «Жох» поворачивается и кладет ладонь на плечо старика.

— Дедун, разуй глаза, не видишь, что ли, мы по делу. Мы не мыться, мы чистые. Кто сегодня банщиком?

— Серега, — бормочет старик.

— Видишь, мы не ошиблись. Мы очень занятые люди, чтоб сто раз приходить. — «Вор» хлопает работника бани по плечу, поправляет ему галстук. — На, за нарушение порядка, — и «Жох» сует скомканный четвертной в карман дедовского пиджака. Разворачивается и идет дальше. Не отстают от него и двое его подельников.

— Шум не пидниме? — встревожено спрашивает Кемень, который присутствовал при их с Миколой разговоре, где «вор» давал ответы на этот и другие вопросы. Послать его или повторить? Ладно уж.

— У банщиков с нашим братом, — «Жох» показывает на себя пальцем, — завсегда дела варятся. Ничего необычного не происходит. Заурядно, как кусок мыла.

Перед тем, как открыть дверь, «Жох» расстегивает куртку и рубашку под ней, обнажая татуировку в виде трехглавого собора. Потом входит в раздевалку, за спиной топают члены его сегодняшнего преступного сообщества. Вор сразу сворачивает к столику банщика. Кажется, он не обращает никакого внимания на то, что происходит в помещении, но краем глаза «вор» ловит солдатское шевеление в раздевалке. Разоблачаются, готовятся к помывке.

— Здорово, Серега, — ухмыляющийся посетитель протягивает сидящему на стуле банщику руку. — На пару слов. Возникли кое-какие недоразумения. Надо бы снять.

— Я не Серега, — говорит человек в белом халате, рассматривая татуировку на груди посетителя. В глазах зарождается испуг. — Серега там, — он кивает на каморку за своей спиной, дверь которой прикрыта.

— Пошли к нему, — «Жох» берет со стола банщика металлический номерок, подкидывает на ладони. И с нешуточной угрозой в голосе говорит. — Сейчас, кент, будем разбираться, кто из вас Серега, а кто ни при чем. Зря вы, фраера, в это ввязались!

— Во что? — банщик не на шутку перепуган, поднимается со стула.

— Не лепи беса, дуролом, — «Жох» обходит стол, так, чтобы не видел никто из солдат в раздевалке, легонько пинает носком сапога банщика по голени. — Пошли на очняк с Серегой.

— А как же… вот, — человек в белом халате показывает пальцем на стол.

— Если ты не Серега, сейчас вернешься на пост.

Банщик, за ним «Жох» и уже за ним двое «Жоховских» подельников входят в каморку, заваленную простынями и полотенцами в стопках (чистые) и в мешках (грязные). Серега (а кому это еще быть), тоже в белом халате и при красной физиономии, пьет, отдуваясь, чай из блюдца, кусает бублик. Кемень, вошедший последним, плотно закрывает за собой дверь. «Жох» толкает первого банщика в спину, тот налетает на один из мешков. «Вор» достает наган.

— Вякните, шевельнетесь — башку разнесу, недоделаши! — Небольшой поворот головы в сторону подельников. — Давайте!

Те простынями вяжут руки, затыкают рты кляпами из полотенец, потом вяжут ноги не пытающимся сопротивляться банщикам. Окаменевший Серега так и не выпустил из пальцев бублик. Троица незваных гостей надевает белые халаты, выходит из каморки в предбанник. Где ничего не подозревающие солдаты скрываются, перешучиваясь, один за другим за дверью помывочного отделения. На крючках остаются гимнастерки с малиновыми петлицами без эмблем[32], красноармейские шаровары с пятиугольными наколенниками и на полу — юфтевые сапоги с торчащими из них портянками.

Но двое красноармейцев не торопятся мыться. Один увлеченно зашивает порванную гимнастерку, другой бархоткой надраивает рамку ременной пряжки. «Жох» садится на освободившееся место банщика, Кемень подходит к двери в коридор, остается у нее, последний член их маленькой «шайки» берет веник и совок и изображает подметание.

И вот последний солдат направляется к дверям помывочной, но оттуда, словно ему на смену, выбегает некто голый и мокрый, начинает что-то искать. Завязывается канитель: забегает один, тут же выбегает другой. А потом появляется снова тот же, что зашивал гимнастерку, что-то ему пришло в голову, и он отрывает грязный подворотничок, достает чистый и начинает его пришивать. Швец, так его разэтак. Так можно прождать до скончания века. Кемень жалобно, просяще глядит на «Жоха». Ну, ничего сами не могут придумать! «Вор» поднимается со стула, подходит к солдату, колдующему над подворотничком.

— Пива хочешь?

— Ну? — вроде бы согласно произносит тот, потом добавляет: — Но, понимаешь…

«Жоху» некогда его дослушивать.

— Бесплатно, угощаю. Пошли.

Солдат откладывает гимнастерку, поспешает за добрым банщиком. «Жох» делает знак Кеменю следовать за ними, а второй подельник уж должен сам догадаться, что ложится на него. «Вор» пропускает красноармейца в каморку, тот застывает в изумлении, увидев двух связанных людей, когда к его горлу приставляют револьверный ствол и требуют: «Чтоб без глупостей». Пришлось связать и солдата.

Вернувшись в раздевалку, «Жох» и Кемень видят, что их товарищ просунул черенок швабры в ручку двери, открывающей дорогу к кранам, лавкам, шайкам и горячей воде, и теперь дополнительно баррикадирует выход, подтаскивая к плакату, снятому со стены и перекрывшему проем, большое кожаное кресло.

— Ну, работайте! И очень быстро! — распоряжается «вор».

Кемень забегает в каморку, выбегает оттуда с пустыми мешками, и начинает забрасывать в них одежду. К нему присоединяется второй подчиненный «Жоха». А «Жох» сидит на месте банщика, покачиваясь на стуле и поигрывая жестяным номерком.

— Допомагай! — злобно шипит Кемень, на миг отрываясь от засовывания сапог в мешок.

— Еще чего! Совсем офонарел? Буду я в грязном шмотье рыться. Я тебе не фраер дешевый. Берите, чего вам надо, и валим.

Вместо оказания помощи Шепелев закуривает. Что не пострадает, так то шинели, которые капитан заметил на вешалках в гардеробе, и буденовки, торчавшие из шинельных карманов. Их Кемень с подельником брать не собираются. Равно как и головные уборы. Отчего-то не нужны они им. Интересно…

С той стороны забаррикадированной двери следует первый толчок. До того, как посыплются удары, а потом на дверь дружно навалятся крепкие тела, еще полно времени. Но — не упустить бы пиковый момент.

— И мешок не понесешь? — около стола банщика оказывается Кемень. Два мешка барахла они уже набрали, теперь набивают третий.

— Отнесу, — успокоил «вор».

Через минуту троица, пробывшая в мужском отделении всего чуть больше десяти минут, пересекла вестибюль городской бани с мешками за спиной. Пересекла столь быстро, уверенно, целеустремленно, что никто не успел и не решился остановить их хотя бы вопросом. Даже если бы кто-то и кинулся им навстречу, то результат оказался тем же — эти трое успешно довершили бы свое дело.

«Мерседес-Бенц» уже должен был, покинув стоянку возле совучреждения, стоять перед входом с открытыми дверцами. Он и стоял. Они покидали мешки в салон, мотор взревел, и машина помчала по улице.

— Так просто! — выдохнул Кемень.

— Только без меня вы что-то не могли додуматься, — напомнил «Жох»…

Микола заявился без четверти восемь — на пятнадцать минут раньше своего обычного времени. Он не скрывал своего удовлетворения.

— Не думал, не думал, что получится. Ловко! Теперь ясно, откуда у тебя такое прозвище — Жох. Теперь пришло время выполнить нашу часть уговора. Готовьтесь, завтра утром вывезем вас из города. В девять часов утра вас будет ждать машина на том же месте, что и сегодня.

Кеменя тоже предстояло вывозить и переправлять за кордон, так как он стал весьма известной фигурой во Львове, чтобы продолжать жить в городе, области и даже в этой стране. «Какой неразлучный спутник у меня появился», — подумал капитан.

— Надеюсь, машина не та же? — спросил Шепелев.

— Нет, разумеется. Это будет грузовая машина, — гость расстегнул портфельную застежку. — Вот вам, с учетом дороги, — Микола выудил из портфеля три бутылки перцовки. — Ну, счастливо добраться. Там вас встретят и помогут устроиться.

— Сколько людей будет в машине кроме нас? — «Жох» не исчерпал еще все вопросы.

— Один. Будет без оружия, можешь быть спокоен. Он довезет вас до приграничного района, сведет с проводником, дальше станете слушаться проводника.

— Это сойдет. А спокоен я буду, когда проверю.

— Хорошо, хорошо, я знаю твою недоверчивость. Хочешь еще о чем-то спросить или прощаемся?

— Прощай.

Они пожали друг другу руки. Прощание Миколы и Кеменя выглядело гораздо более трогательным. Кемень произнес небольшую напыщенную речь на украинском, из которой, кроме общего смысла, капитан мало что понял. А общий смысл сводился к тому, что мысленно он, Кемень, будет с ними, с остающимися в стане врага товарищами, а Украине быть свободной. В ответ Микола заверил Кеменя, что они еще встретятся. На том и расстались.