Локи. Дилогия - Василий Горъ

всех сил старался не скрипеть зубами и мечтал хотя бы на пару минут дорваться до какого-нибудь из этих ублюдков. А во второй сходил с ума, но уже из-за Забавы – пропустив прошлое Федосеевой через себя, она снова вспомнила свое собственное. Причем не гибель родителей и Саши Потемкина, а чудом сорвавшееся похищение. Поэтому примеряла все то, что довелось пережить Даше, к себе, сходила с ума от ужаса и захлебывалась беззвучными рыданиями:

- Поняв, что ее не сломить, эти ублюдки заявили, что она продана, а человек, который ее выкупил, уже вылетел в их сторону, чтобы насладиться очередной дикой кошкой. Даша рассмеялась им в лицо. А они начали демонстрировать ей записи его прошлых визитов. Причем все в той же виртуальности и со стопроцентным эффектом присутствия! Ярик, ты только представь, Даша умирала в руках шейха Аббаса одиннадцать раз и помнит каждую смерть во всех подробностях!! Более того, она, бывает, видит все это внутренним взором даже тогда, когда бодрствует!!!

После этих слов Беклемишеву затрясло снова, причем настолько сильно, что она, не на шутку испугавшись, прижала мою ладонь к своей груди и торопливо сдавила пальцами. Увы, справиться с ужасом, который испытывала несчастная девчонка, одним или несколькими прикосновениями было нереально, и мне пришлось вложить в ласки всю душу и все теплые чувства, какие были. Слава богу, «якорь» и «якорная цепь» оказались достаточно прочными, и минут через двадцать кризис миновал. А Забава, почти добравшаяся до пика, нехотя отстранилась, облизала пересохшие губы и через пару минут продолжила свой рассказ значительно спокойнее:

- В общем, теперь твоя Спутница люто ненавидит черноволосых мужчин, инъекторы, металлические столы, пластиковые ремни и много-много чего еще.

- Ненавидит или боится? – глухо уточнил я.

- Страха в ней нет. Вообще! Зато есть воистину безумная жажда мести: ради возможности убивать людоловов она готова на все. Без каких-либо ограничений.

- Если обо всем этом узнают старшие, то обязательно попробуют использовать ее чувства в своих целях… - плавясь от бешенства, еле слышно выдохнул я. Потом вспомнил, что собирался с утра оставить Дашу дома, и мысленно застонал.

Почувствовав изменение в моем состоянии, Забава забыла о своих проблемах и полыхнула гневом:

- Пусть только попробуют!!!

Я успокоил ее все тем же «последним доводом», дождался, пока она возьмет себя в руки, и озвучил свое решение:

- Утром я улечу в школу один, а Дашу оставлю на тебя. Если к нам в гости под любым предлогом заявится кто-нибудь из старших, скинешь мне сообщение и сделаешь все, чтобы они не смогли пообщаться с ней до моего прилета. Договорились?

- Мог бы и не спрашивать. Кстати, не думаю, что она проснется раньше полудня.

- Раньше, позже – какая разница? Главное, чтобы до нее никто не добрался!

Беклемишева согласно кивнула, коснулась моей ладони и тихонько попросила:

- Все, хватит. А то потеряю голову.

Я послушно переложил руку на ее спинку и… решил, что поторопился – вроде как расслабившаяся подруга внезапно приподняла голову и уставилась мне в глаза:

- У меня тоже есть просьба! Вернее, не просьба, а требование: любое серьезное решение, связанное с тобой или Дашей, ты обязательно обсудишь со мной. Причем ДО ТОГО, как предпримешь какие-либо действия или что-либо кому-либо пообещаешь! Договорились?

- Я не собираюсь делать глупости! – возмутился я, чем разозлил ее до невозможности:

- Любое. Решение. Ты. Обсуждаешь. Со мной. До того, как предпримешь какое-либо действие или что-либо кому-либо пообещаешь! Или я тебе больше не подруга!

Такого аргумента я от нее еще не слышал. И испугался. Всерьез. Так как знал, насколько Забава упряма, и нисколько не сомневался, что она сдержит даже такое слово:

- Все через тебя. Обещаю!

Из Беклемишевой словно выдернули позвоночник – она обмякла, «стекла» на меня и беззвучно расплакалась…

…Прежде, чем отключиться, я перевел будильник комма с шести утра на восемь с четвертью, решив, что после такой ночи прекрасно обойдусь без утренней разминки. Проснулся от вибрации и, открыв глаза, первым делом вгляделся в лицо Даши, благо она дрыхла, положив голову мне на грудь и вцепившись в левую руку, как утопающая в личный антиграв. Слабая улыбка, играющая на ее губах, более-менее успокоила, поэтому я повернул голову в противоположную сторону и окончательно расслабился – Забава спала, обняв любимую подушку. Как обычно, выскользнув во сне из-под простыни и радуя взгляд красотой тренированной попки!

Осторожно высвободив левую руку из захвата Федосеевой, я бесшумно перекатился к любимой подруге и легонько ущипнул аппетитную округлость. А когда хозяйка этого великолепия проснулась и недовольно засопела, шепотом поинтересовался, нет ли у нее желания полюбоваться нашим новым флаером.

В темпе развернувшись ко мне лицом, Беклемишева утвердительно кивнула, расплылась в предвкушающей улыбке и… вспомнила о Спутнице. Поэтому тяжело вздохнула, обожгла щеку поцелуем-извинением и расстроено прошептала:

- Желание есть. И даже много. Но я от Даши ни на шаг.

Пока я задумчиво пялился в дальнюю стену, пытаясь придумать способ соединить приятное с полезным, Панацея поплыла взглядом, прислушалась к себе и села:

- Пока ты еще тут, сбегаю-ка я в туалет. Жди…

Я согласно кивнул, следом за ней встал с кровати и начал одеваться. Когда Забава вернулась, напомнил ей, что мы, собственно, не одни, и протянул ночнушку. Потом наклонился, подставил щеку под обязательный прощальный поцелуй, выслушал классическое «Фу, какой ты колючий!», взъерошил ей и без того растрепанные лохмы, вспомнил о подарках и умчался к «Дракоше». А после того, как вернулся обратно, разложил по простыне все коробочки и свертки, отодвинул в сторону упаковку с логотипом торгового дома «Дарем» и ткнул в нее пальцем:

- Этот подарок выбрал я. Все остальные – Даша. Делай выводы…

Беклемишева, расплывшаяся было в улыбке, мгновенно посерьезнела, и я рванул в ванную приводить себя в порядок. А через полчаса, одетый, гладко выбритый и благоухающий любимым одеколоном матушки, ввалился в трапезную.

Отец, заканчивавший завтракать, по своему обыкновению, встретил меня коротким кивком, жестом предложил присоединиться и поделился бутербродом с ветчиной размером с две ладони. Я изобразил благодарную улыбку, быстренько налил чаю, плюхнулся на свое место и, наконец, услышал голос главы семьи:

- Видел твоего «Дракона». Вещь.

- А то ж! – так же немногословно ответил я и вгрызся в бутерброд. Прекрасно зная, что он сказал все, что считал нужным, и рассчитывать на продолжение беседы бессмысленно.

Нет, это нисколько не напрягло – он был таким, и перевоспитывать его было поздновато. Впрочем,