В таёжных дебрях Подкаменной Тунгуски - Александр Сорочинский

Но геологи так и не смогли всерьёз оценить глубину ненависти, из ничего возникшей между студентами одного вуза, и предугадать её возможные последствия. До последнего дня товарищи подшучивали над их взаимной неприязнью, открыто смеялись над раз за разом возникавшими комическими ситуациями, невольно раздувая, и без того не по дням, а по часам разгоравшийся пожар войны между ними. Концовка этой истории получилась совсем не смешной. Начальник надеялся, что всё обойдётся, и не хотел вызывать дорогой вертолёт, чтобы разлучить непримиримых врагов. Не обошлось. Маленькие стычки довели до яростной, смертельной вражды и большой беды. В конце сезона один убил, зарезал насмерть другого охотничьим ножом. На глазах у всей партии неторопливо подошёл к недругу и изо всех сил ударил его прямо в сердце.

После нескольких часов плавания, когда, по моим расчётам, я должен был приблизиться к вожделенной точке окончания одиночного лодочного пробега, начал прижиматься к правому берегу и скоро увидел на левом берегу еле-еле заметную крышу небольшого домика метеостанции. Я напряжённо всматривался в берега реки из опасения проскочить мимо дома и потом гадать, проехал его или нет и, соответственно, куда плыть дальше: возвращаться назад или продолжать движение вперёд. От постоянного поиска вожделенного обитаемого жилья у меня начало рябить в глазах, поэтому, увидев, наконец, метеостанцию, я испытал чувство огромного облегчения и радости. У меня, что называется, «камень с души упал».

Первая и самая сложная часть пути в полном одиночестве по незнакомой реке без карты, с очень приблизительным абрисом на руках, закончилась. А если учесть, что я впервые в жизни взялся за ручку газа моторной лодки и проехал на ней чуть не сотню километров по полноводной порожистой реке, то будет более понятной глубина охватившего меня чувства радости от прибытия к этому промежуточному пункту назначения.

Румпель лодки по неопытности во время всего пути сжимал так сильно, что правая рука затекла, замёрзла и онемела. Мне с трудом, постепенно, поочерёдно разгибая палец за пальцем, удалось разжать кисть руки и убрать её с румпеля. Во время дальнейшего плавания учёл и этот промах, и держал румпель лодки не так сильно. А иногда даже ненадолго перехватывал его левой рукой и вообще, чувствовал себя во время движения более расслаблено, спокойно и уверенно, но без «шапкозакидательства» – с полной ответственностью. А сейчас, сбросив до минимума обороты мотора, я причаливал к «обетованному» берегу.

На метеостанции

Пристегнув лодку к глубоко вбитому в песчаный грунт берега металлическому штырю, поднялся по крутому склону к невысокому бревенчатому дому метеостанции. Приземистый, почти не видимый с реки дом занимал довольно большую площадь. Потолки в нём были низкими, от этого комнаты казались большей площади, чем были на самом деле. Между избой и опушкой тайги была довольно ровная площадка размером примерно двести на двести метров. Эта территория была очищена от деревьев, раскорчёвана и немного выровнена. На ней находились различные приборы для метеорологических наблюдений. Они располагались почти до самой кромки тайги, равномерно занимая всю расчищенную площадку. Здесь, в глухой тайге, за сотню километров от ближайшей фактории, приборы метеостанции выглядели величественно и казались техническим чудом цивилизации.

Меня встретили с распростёртыми объятиями все немногочисленные обитатели этого маленького замкнутого, оторванного от цивилизации мирка. Обслуживающий персонал метеостанции состоял из трёх человек: начальника и метеоролога в одном лице – Сергея, по кличке «Абвер», его жены, метеоролога и повара (три в одном) – Ирины, и радиста, истопника и на все руки мастера (…надцать в одном) – Володи.

Впрочем, на все руки мастерами здесь приходилось быть всем, так как бытовое обслуживание населения было поставлено из рук вон плохо. Это касалось не только метеостанции, но и ближайших факторий: Ошарово и Куюмбы. Справедливости ради, надо сказать, что в посёлках всё-таки были маленькие магазинчики, где продавали и продукты питания, и хозяйственную мелочь и, конечно, несколько видов спиртных напитков. В эти ларьки (это название, на мой взгляд, гораздо больше подходит данным торговым точкам, гордо именуемым аборигенами магазинами) приезжали на лодках люди за сто и более километров.

Сергей был мужчиной в расцвете сил, темноволосый, светлоглазый, лет тридцати пяти, среднего роста, всегда подтянутый, про таких людей говорят – «застёгнутый на все пуговицы». Ладно скроенный, по-кошачьи гибкий, он производил впечатление человека, всегда готового к опасности, которого невозможно застать врасплох. Он и на стуле-то сидел в собранном состоянии, как готовый к прыжку хищник. При этом, был доброжелателен, немногословен, хорошо воспитан, насколько можно было судить в полевых условиях затерянной в сибирской тайге метеостанции. Хотя людей воспитанных, по разным причинам покинувших крупные города и забравшихся на край земли, здесь хватало, и в процентном отношении к местным обитателям было не меньше, если не больше, чем в Москве.

«Абвером» Сергея называли потому, что он был раскрытым иностранными спецслужбами, «засветившимся» советским офицером внешней разведки, о чём мне было сообщено под огромным секретом. Впрочем, об этом знала вся немногочисленная округа, но конечно – под большим секретом! Так это было или не так – не знаю, но местным охотникам эта версия появления Сергея нравилась.

Ирина – невысокая светлоглазая хрупкая миловидная женщина лет тридцати, скромная, молчаливая. Приехала сюда вместе с мужем, исключительно ради Сергея. Женщин в округе было очень мало. Суровые условия здешней жизни не способствовали ни их приезду, ни, тем более, проживанию. А для худенькой, не привыкшей даже к обычному сельскому укладу существования городской женщины, жизнь здесь была просто подвигом. Правда, таких слов здесь никто не произносил.

Володе было около двадцати пяти лет. Высокий, худощавый, застенчивый парень, родом из деревни – он попал сюда по распределению. Время было советское, и выпускник ВУЗа обязан был после его окончания отработать три года по месту распределения. Володя сильно тосковал по «большой земле» и считал дни, оставшиеся до окончания отработки, чтобы быстрей уехать отсюда.

Всех проживающих и проезжающих поблизости аборигенов они знали, и появлению нового незнакомого человека искренне обрадовались. Это было заметно по тому, как они сразу побросали свои дела и засуетились, и по искренней радости на их лицах. Они не знали, куда меня посадить, чем угостить. Едва поздоровавшись, Ирина сходила в соседнюю комнату и принесла оттуда бутылку спирта. Мне тут же налили половину гранёного стакана, что было очень кстати, так как я замёрз и даже окоченел, «как на морском дне»! После преодоления грозного порога на пройденном участке Подкаменной, моя одежда промокла насквозь. Затем, во время движения, на постоянном свежем ветерке, она успела высохнуть. За время дальнейшего плавания мой противоэнцефалитный костюм несколько раз успел слегка намокнуть – когда я проплывал под полосами дождя или преодолевал небольшой порог или большой перекат, и просохнуть – когда путь пролегал по солнечным отрезкам реки. Поскольку сохла одежда прямо на мне, а я несколько часов сидел в «Пеликане» практически без движений, то в конечном итоге промёрз до костей.