Бесконечность, плюс-минус (СИ) - "22 Слоя"

— Спасибо. Я начинала бояться, что он шутит надо мной, но теперь этого чувства нет. Фрида думает, что тогда всё совсем запутанно и не понимает, откуда у меня амарантин. А мне почему-то теперь так просто об этом думать. Я просто верю жёлтому цвету и всё. Не знаю, откуда такая уверенность.

— Да. И всё.

Эйдан встал. Стоял он шатко. Парень начал приближаться, плавно уводя взгляд то в одну, то в другую сторону. Подошёл вплотную и посильнее заклеил отлипший уголок серой ленты, из-за которого виднелась часть стены. Из щели вытекала тонкая струйка то ли смолы, то ли ещё чего, которую он стёр пальцем. Потом он вернулся на своё место. Мия точно почувствовала, что от Эйдана воняет гарью.

— Это знание о жёлтом голосе, которым ты поделился… Сложно было его достать?

— Нет. Там же без деталей и образов. Просто описал тебе твоё же естество.

— Это аромат такой?

Непонятно почему, но на Мию упал взгляд исподлобья. Взгляд холодный и недружелюбный. Высокомерный, но не озлобленный.

— Нет. Я, знаешь, не из особенных. Не носитель. Но мы всё равно в чём-то похожи. У меня свой жёлтый голос, но без цвета и без звука. Ещё есть эта комната. Зачастую мне хватает.

И голос его был мягким, и само выражение лица изменилось. Ни о чём отталкивающем сейчас речи не шло.

— Как ты думаешь, приживёшься?

— Невероятно хочу. Знал бы ты как, — Мия сама удивилась, что вопрос не застал её врасплох. — Буду стараться как могу. Но я в таких вещах не сильна.

— А в чём сильна?

— М-м-м… — протянула Мия и невесело добавила: — Да ни в чём, если честно. Ни в чём не сильна.

— Понял.

Эйдан прикрыл ладонью рот, затянулся и выдохнул чёрный дым. Запах оказался не похож на тот, что курили у Заужа в таверне. У Эйдана не было никакой вещицы в руках, он просто время от времени прикрывал рот и как-то затягивался, а на выдохе гарь струилась меж пальцев.

— Ни в чём не сильна — значит ко всему открыта. А не то, что ты подумала, сказав мне эти слова. Я вот силён в нахождении в комнате и бесповоротно слаб в далёких путешествиях. А ты пока выбирай что ближе — твой кокон или ничейное небо. Целый мир перед глазами. И весь секрет знаешь в чём?

— В чём?

Собеседник жестом попросил подождать и подсел ближе. Эйдан выдыхал дым, а потом ему надоело и он его проглотил. Дым больше не появлялся изо рта.

— “Будет момент”. Весь секрет в этой фразе. Будет момент, когда ты будешь неимоверно хороша. Неотразима. Главное создай его, и он точно будет. И вот что ещё важно — ты заметь, сколько разговоров. Диалогов, впечатлений, эмоций и медлительности. Всё движется очень размеренно, замечаешь? Ты либо говоришь, либо спрашиваешь. Ты общаешься. Но, — он сдержанно рассмеялся и смех этот был голодным, а не простодушным, — будет момент, когда человек-ноль начнёт действовать. Когда закончатся разговоры, а привычный ход вещей пройдёт. Вот тогда и не опозорься. А пока впитывай. Впитывай сколько хочешь. И кстати!

Он встал и подошёл к одному из самых больших голубых квадратов напротив них.

— Ты всё смотришь на эти обои как заворожённая. Только не понимаю почему, там же ничего нет.

Эйдан дёрнул уголок обоев, а за ними, и правда, самое настоящее ничего. На первый взгляд смотришь — ничего, но стоит присмотреться и очень даже ничего. Мия смотрела, но понимала, что “ничего” пройдёт. И даже если голова разболится от такого зрелища, то ничего, пройдёт.

Вечер стал целым воспоминанием. Пальцы научились наклонять кончик пера под нужным углом и писать больше половины букв. Как слова являются бо́льшим, нежели просто ряд букв, так это занятие обернулось не только сухой теорией. Венди рассказывала интересно, а отвечала на вопросы терпеливо. Основной источник света, лампа, была круглой жёлтой сферой. Казалось обними её, и та согреет.

Тесс всё время была с ними и вела себя тихо: то приберётся, то подаст что нужно, то почитает немного. В конце занятия она что-то колдовала с чаем. Сложно было разглядеть наверняка, потому что в дальнюю часть комнаты свет лампы не доходил, а окно закрывала штора. И правильно. За ним шумела непогода, и худшее, что она могла принести через прозрачное стекло, — меланхолия.

В этот момент Мия испытывала какое-то детское, максимально приземлённое счастье. Очень нравилась та письменность, которую она изучала, нравился тот голос, что ей объяснял простые правила этого мира, и вкус чая, который приготовила Тесс. Закончив с занятием, все трое сели на кровать и заговорили о простом, но оттого и неописуемом. Обычно после таких разговоров сложно ответить на вопрос: «О чём вы говорили?». Ведь кажется, что и обо всём на свете, а даже предложение выдавить из себя сложно.

Чай, в этот раз нормальный, без всяких глупостей, согревал всё-всё, не только тело. Он приятно пах, но чем именно, Мия ни за что бы не угадала. Спрашивать не хотелось, ведь в этом таилась какая-то своя загадка. Загадка чая смешивалась с магией разговора, но даже сама природа не могла через окно услышать, о чём же болтают в этой комнате.

Замечались мелочи. У Тесс был приятный сдержанный смех, и она каждый раз рукой прикрывала рот, когда смеялась. Венди любила обнимать подушки и закрывать глаза, когда думает. Когда шутили, она скорее улыбалась, чем полноценно смеялась. И пиалу с чаем она растянула на весь вечер, пока её подруга выпивала содержимое залпом. Моменты оседали в голове, а вместе с ними оседали буквы.

И этого было достаточно.

Поздним вечером огоньков в коридорах замка становилось меньше. В центральном холле ещё куда ни шло, но замок постепенно засыпал и словно сам тушил свет. Сегодня особенная ночь, поэтому поддаваться сну точно нельзя. И пусть даже лёгкая сонливость пробирает, пусть ощущается вялость, стоит…

— Тр-р-ря!

Этот неожиданный крик раздался, стоило только завернуть за угол. Мия рефлекторно крикнула и отскочила назад. У Парадокса эта реакция вызвала больше вопросов, чем собственная выходка. Он крякнул и застучал ногами по большой коробке, на которой сидел.

— Огрей тебя молния, чё й-то ты так шарахаешься?

— Жуть. Жуть какая! Так нельзя делать. Никогда!

— Как так?

— Ты сидишь здесь практически в полной темноте! А у меня даже мысли не было, что у моей комнаты может кто-то затаиться и ждать. А потом крикнуть, вот так, исподтишка!

— Бро-ось, — протянул тот. — Все думают, что самый лучший сюрприз должен быть неожиданным. Я же вхожу в малое число тех, кто считает, что лучший подарок — это сама неожиданность, как есть. Её ни лентой не нужно оборачивать, ни упаковывать, даже потрогать не получится, но такие подарки запоминаются. Возможно, теперь ты аккуратно будешь выглядывать из-за угла, тем более ночью. И когда твоя бдительность угаснет, я снова появлюсь. На этой злосчастной коробке, на этом же самом месте. И никуда тебе от этого не деться, трусишка.

— Не нужно так, иначе и до заиканий не далеко.

Парень похлопал коробку под собой, будто это была лошадь.

— Хорошо. Я сижу тут, так сказать, чушь несу. Но по-хорошему мне бы уже десять минут как стоило быть в комнате Эстер и оттирать от её окна засохший дёготь. Только, пожалуйста, без лишних вопросов о том, что там произошло. Главное, успеть закончить поскорее, а там и жизнь покажется ярче. Ты ведь тоже поднимешься на башню? Хотя бы глазком посмотришь, ну.

— И не одним. Вечером я полностью с вами.

— По рукам. Тогда быстро с этим разберёмся. Ты не против? — спросил Парадокс, успев соскочить с коробки и уже вовсю пихая её внутрь комнаты.

— Так ты мне купил какие-то подарки?

— Глэдис мне сказала, что ты знаешь. Ну, о том, что она тебе должна купить всё вот это барахло. А я просто доставил огромную коробку, что тоже немаловажно. — Парень тараторил о чём-то своём и одновременно описывал вещи, которые доставал из коробки. — И вообще, у тебя же крутятся мысли насчёт этого треклятого дёгтя, да? Вот гребень, его я кладу на стол. А дёготь я налил в шарик, который ну не должен был попасть по окну Эстер. Но ладно хоть окно, поверь, если бы зашвырнул его прямо в комнату, я бы сейчас помогал тебе с куда менее весёлой миной. Мне просто повезло. Мыло и всё похожее я отнесу в ванную, подожди.