Шарль Перро - Сергей Бойко

Он верно рассчитал: сейчас было не до него!

Обрадованная Анна Австрийская выслала навстречу кардиналу роскошную карету. Это было сделано назло парламенту, который, узнав о приближении Мазарини к Парижу, издал еще более строгую декларацию против него. А герцог Орлеанский объявил себя на стороне Конде, не желая служить королеве, которая привечает предателя.

Так закончился 1651 год и начался новый, 1652-й, самый решительный год «Фронды принцев» и один из самых кровавых и опустошительных в истории Франции.

Весной беспорядки перекинулись в Париж. 20 мая толпа напала на господина де Сент-Круа, сына первого президента парламента Моле, и ему с большим трудом удалось скрыться. Небезопасно было ехать и в карете: кареты останавливали, пассажиров беззастенчиво грабили и избивали. В июне из-за волнений на улицах Парижа пришлось несколько раз переносить сроки заседания парламента.

Короля в Париже не было. Двор находился в одном из загородных дворцов. В столице хозяйничали герцог Орлеанский и принц Конде.

Последнее, самое решительное сражение Фронды произошло в Сент-Антуанском предместье, у самых ворот Бастилии. Битва была кровавой. С обеих сторон в ней участвовали десятки тысяч человек. Грохотали пушки, летели ядра, пули из мушкетов, сверкала сталь. Один из сторонников Конде, герцог Ларошфуко, был ранен выстрелом из мушкета. Пуля ударила в угол правого глаза и прошла через левый глаз, так что все лицо было залито кровью. Если бы не мужество принцессы Монпансье, бесстрашной дочери герцога Орлеанского, которую в те дни многие сравнивали с Жанной д’Арк, войска принца Конде были бы полностью разгромлены. Слабая физически, но могучая духом женщина фактически руководила ходом сражения. Это она, появляясь то там, то здесь, отдавала приказы, воодушевляя солдат. Это она поднялась на стены Бастилии (заставив своим именем коменданта Лувьера, сына советника Брусселя, открыть ворота) и повернула ее пушки против королевских войск. Это дало возможность Конде соединить свои силы, отбросить Тюренна и затем отступить, сохраняя порядок в своих рядах. Парижане впустили его в город через Сент-Антуанские ворота, а пушки Бастилии прикрывали отход.

В истории осталась фраза Конде: «Я не могу удержаться от слез по стольким храбрецам, которые пролили свою кровь из-за нашего частного спора». И в самом деле, не за идею, не за родину, но из-за частного спора группки аристократов гибли тысячи французов.

…И именно в эти страшные, трагические дни, но не на поле брани, а дома, в своей постели, умер отец Шарля Перро, Пьер Перро-старший…

Итак, Париж достался принцу Конде, но взял он его не приступом, а отступлением. Измученные, покрытые пылью и кровью солдаты вызывали жалость у горожан. Их угощали вином, раненым оказывали помощь.

Но чтобы овладеть Парижем, мало было ввести в него войска. Нужно было еще захватить административную власть. Конде и принц Орлеанский потребовали созвать собрание, на котором они надеялись склонить на свою сторону руководителей города.

4 июля в Ратуше собрались наиболее именитые люди Парижа: губернатор, члены муниципалитета, прево, делегаты от капитула Нотр-Дам, кюре и викарии парижских приходов, делегаты от парламента и крупнейших ремесленных цехов, представители всех кварталов. Семья Перро внимательно следила за тем, как будут развиваться события, но в работе собрания не участвовала.

Поначалу собрание благосклонно отнеслось к участию Конде и герцога Орлеанского в управлении городом: во время военных действий военачальники должны иметь реальную власть. Однако время шло, а принцы не появлялись. Обычное чванство заставило их опоздать на несколько часов. И это в корне изменило настроение собравшихся. Разгневанные отношением к ним принцев, участники собрания решили перейти на сторону короля! Когда Конде вместе с герцогом Орлеанским и герцогом Бофором прибыли в Ратушу, нотабли обсуждали вопрос о посылке делегации к Людовику.

Конде в гневе покинул зал. Он знал, что горожане поддержат его. Это стало ясно еще утром, когда повсюду на головных уборах парижан появились пучки соломы. Дело в том, что принц приказал своим солдатам переодеться в гражданское платье, а для отличия их от горожан — украсить свои шапки пучком соломы. Народ в знак солидарности сделал то же самое.

И в самом деле, собравшаяся перед Ратушей огромная толпа немедленно поддержала принца. Вооруженные солдаты и горожане сделали залп по Ратуше, перебив часть стекол, и начали ее штурм.

Завязался настоящий бой, в результате которого погибли сотни людей, ибо сражение шло и за стенами Ратуши, в городе, между сторонниками городской администрации и солдатами Конде. 4 июля стал кровавым днем для парижан.

Перро не участвовали в битве. У них хватило разума для того, чтобы не ввязываться в чужую драку.

Принц стал хозяином города. Но это была пиррова победа. Установив террор в столице, он оттолкнул от себя население. Чтобы прокормиться, его солдаты начали грабить дома. И тогда парижане стали покидать город.

«В Париже ощущается такая нехватка муки, — писала в те дни аббатиса мать Анжелика, — что хлеб, даже совершенно черный, стоит 10 солей один ливр. Даже если удается достать зерно, его невозможно смолоть: солдаты обворовывают все мельницы».

Авторитет Конде падал. В конце августа он не смог остановить роялистскую демонстрацию. В Пале-Рояле собрались парижские буржуа. Обсуждался недавний отказ Конде в просьбе шести крупнейших цехов отправить делегатов к королю, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение. Дворец был окружен тысячами людей, которые на этот раз украсили свои шляпы листком белой бумаги — королевским цветом. И Конде не решился на разгон толпы.

А в Пале-Рояле огласили королевский указ об амнистии всем участникам мятежа (кроме руководителей) в случае их возвращения в трехдневный срок под власть короля. Собравшиеся криком «ура!» встретили текст этого указа и тут же объявили его народу, для чего в разных местах толпы устроили помосты для глашатаев. Сторонники Конде стали покидать своего вождя. А 5 сентября фейерверком и потешными огнями Париж праздновал день рождения короля.

12 сентября Конде был нанесен окончательный удар: король объявил, что он отправляет Мазарини в изгнание. Конечно, парламент и аристократы понимали, что кардинал скоро вернется. Эта уловка предназначалась для простонародья, и она сработала. Последние противники короля перешли на его сторону.

Теперь двор мог въехать в Париж: его ворота были открыты.

Париж украсился разноцветными флажками, в руках у многих горели факелы. Дамы были одеты в лучшие наряды, кавалеры им не уступали в изяществе. Даже простые люди — мастеровые, приказчики — надели свои лучшие одежды.