Ветер Дивнозёрья - Алан Григорьев

class="p1">— Так ты, выходит, не оборотень? — Яромир старался говорить тихо, но с его зычным голосом это было не так-то просто.

— А с виду и не скажешь, — насмешливо продолжил за него Май. — Знаю-знаю. Но я р-родился человеком, как и ты.

— Только навьим.

В устах Яромира это прозвучало как обвинение.

— Дивьим, навьим — без р-разницы. Не так уж мы и отличаемся, если подумать. Да не дер-ргайся ты так. В Нави тоже люди живут, не только кощеи бессмер-ртные.

— Я не об этом спрашивал. Не хочешь отвечать, так и скажи!

Костер затрещал ветками, словно тоже сердился.

Помолчав, Май вздохнул:

— Ладно. Знаю, что ты не из пр-раздного любопытства интер-ресуешься. В общем, я тоже был мер-ртв, как и ты. Живая вода кончилась. Даже Лис — и тот почти сдался. Но у него был вор-роненок-вещун по имени Вер-ртопляс. Он заключил договор-р с самой Смер-ртью. Я до конца не знаю, что пр-роизошло, но теперь мы с ним вр-роде как одно целое. У меня есть воспоминания и Мая, и Вер-ртопляса. А еще я с тех пор-р кар-ркаю. И нити судьбы у меня нет…

— Это же тебя убили на Горе-поле?

Яромир придвинулся к костру, пламя осветило его озабоченное лицо.

— Угу. — Май в задумчивости тронул белую прядь в волосах. — Но, как видишь, я жив. Пр-ревращаюсь, когда пожелаю. А как вер-рнуть себе нить, так и не узнал.

— Так, может, и огнепески с ней? Подумаешь, судьба, — пожал плечами дивий воин. — Смертные говорят, каждый сам ее творит, не все предначертано. Да и ты вроде неплохо себя чувствуешь и без всяких там нитей. Всех хлопот, что не погадаешь теперь.

В его голосе слышалась затаенная надежда. Может, и нет у этого недооборотничества обратной стороны? Вон живет же человек, летает себе по небу, несчастным вроде не выглядит.

Но Май покачал головой:

— Гадалки меня боятся. Ходил я как-то к одной стар-рухе. Та дома никогда не знала, пр-редставляешь? Из кочевых. Так вот, она меня на пор-рог юр-рты даже не пустила. Сказала: ищи свою судьбу, пар-рень. А коли не найдешь, быть беде.

— А что за беда, не сказала?

— Темный двойник.

— О…

Они-то друг друга поняли, а вот Тайке очень захотелось вскочить, тряхнуть обоих за грудки и спросить: что за темный двойник такой?! Но тогда пришлось бы признаться, что она все слышала.

— Но ты не волнуйся, — беспечным голосом продолжил Май. — У тебя еще полно вр-ремени.

— А у тебя?

Тайка не ожидала, что Яромир спросит. Впрочем, вряд ли это было сочувствие — скорее, предосторожность.

— Уже не так много. Но я пока могу владеть собой. Вот тебе совет, пр-риятель: пр-рипомни зар-ранее дни, когда ты был счастлив, и цепляйся за эти воспоминания. Дольше пр-родер-ржишься.

Яромир коротко кивнул. Некоторое время он глядел на догорающие угли, словно прямо сейчас решил последовать совету, потом вдруг спросил:

— Как сам считаешь, не лучше ли было умереть?

— Чтобы не стать чудовищем? Ну так я пока и не стал, так что ср-равнивать не с чем. А когда стану, это будут уже не мои пр-роблемы.

Май тихо рассмеялся: то ли горько, то ли весело — не поймешь.

И вроде бы ночь была теплая, а Тайку вдруг пробрал мороз до костей, она обхватила руками плечи и сжалась в комочек под одеялом. Пушок словно почуял: не просыпаясь, привалился к ней теплым боком, накрыл крылом и замурчал. Так она и заснула.

А поутру Май наотрез отказался идти сквозь гору.

— Что ж, я вас пр-роводил, дальше сами. А я пока слетаю, пр-ровер-рю дуб: вдр-руг там ваши змейки уже донесение пр-ринесли? Встр-ретимся на той стор-роне. Эй, р-рыжий, хочешь со мной?

Пушок посмотрел на него, перевел взгляд на Тайку и мотнул головой.

— Ну, не хочешь — как хочешь.

Май помахал рукой, поклонился Лису, ударился оземь и, обернувшись вороной, улетел.

— Вот лодырь пернатый! Что бы ни делать, лишь бы лагерь не сворачивать, — усмехнулся Кощеевич.

— Было бы чего сворачивать, — неожиданно вступился Яромир, что вызвало у Лиса новый приступ веселья:

— Погоди, ты его защищаешь, что ли? От меня? Ишь ты, спелись мышь с вороной…

— Твою лисью морду спросить забыли, — огрызнулся дивий воин.

Тут уж Тайка не выдержала:

— А ну отставить зоопарк! Вам дай волю, вы до обеда препираться будете. Идем уже…

* * *

Над входом в Ратиборов лаз висела туманная дымка, но, подойдя ближе, Тайка разглядела, что это и не дымка вовсе, а упругая водяная пленка, похожая на мыльный пузырь. Висит, на солнце переливается, а пальцем ткнешь — пружинит, но не лопается.

— Ты б не лезла, — поморщился Кощеевич. — Заклятие все-таки.

— Ой, я случайно! — Тайка на всякий случай спрятала руки за спину, а этот гад ухмыльнулся и сам давай в пузырь тыкать. Значит, ему можно, да?

После нескольких бесплодных попыток Лис передумал:

— Или нет, лезь!

Он посторонился, пропуская Тайку вперед.

— Что, не по зубам задачка? — хмыкнул Яромир. — Ты бы спросил хоть. Я-то знаю, что за чары Радосвет накладывал.

— Рад за тебя. Но самому разобраться всегда интереснее. К тому же я уже все понял. Ай да я! — Лис сделал паузу, словно ожидая аплодисментов, а когда их не последовало, со вздохом продолжил: — Царь запечатывал — царевне открывать. Ты уж не пожалей для нас, ведьма, каплю крови.

— Палец надо уколоть, что ли? — Она тронула Браслет-Кладенец, и тот по воле хозяйки превратился в шпильку для волос с очень острым кончиком.

Но Тайка медлила. В памяти всплыли слова медсестры из детской поликлиники: «Это будет не больно, как комарик укусит». Пушок, закатив глаза, отвернулся, словно Тайка себе всю руку собралась оттяпать. Ну да, коловерша и уколов боялся — хотя ему, между прочим, их никогда не делали.

Тайка дольше решалась, а потом все вышло как-то быстро: зажмурилась, вдохнула, уколола, скрутила косу в пучок и сунула Шпильку-Кладенец в волосы, чтобы не потерялась.

На подушечке пальца выступила алая капля, и тут уж пузырь не выдержал прикосновения: лопнул как миленький. Изнутри дохнуло сырым холодом.

Первым опомнился Яромир:

— За мной!

Он шагнул в темноту. Лис будто того и ждал — рванул следом, а вот Тайка замешкалась. Как-то не подумала заранее достать из сумки свечной фонарик. Это дивьим и навьим хорошо: они в темноте могут видеть.

Верный Пушок сидел у нее на плече, ждал. И только когда она занесла ногу, чтобы переступить наваленные на пороге камешки, тихонько муркнул на ухо:

— Чёт мне не нравится это место…

— Так летел бы с Вертоплясом. —