Тихая квартирантка - Клеменс Мишальон

Она здесь. Союзник, друг. Рядом с ней ты чувствуешь себя еще более одинокой, чем в сарае.

Герой на экране выдает очередную остроту. Сесилия толкает тебя локтем.

Ты вновь смеешься. Заставляешь себя. Ради нее.

Она сделала то же для тебя. Ее мягкость невольно просачивается в твой мир. Сглаживает самые жесткие черты. Те, что помогли тебе выжить в сарае. Она забирает их, подменяя отголосками твоего прежнего «я». Девушки, которая любила. Девушки, которая открывалась другим.

Той, которая не могла за себя постоять.

Глава 25

Женщина до дома, до сарая

В средней школе ты постоянно что-то пишешь. Выпускаешь газету. Затем приходит время поступать в университет. Между Колумбийским и Нью-Йоркским ты выбираешь последний. Ты родилась и выросла в этом городе, он тебе не надоедает. Твои друзья разъезжаются. Пересекают страну ради калифорнийского лета, Кремниевой долины, хорошей колорадской «травки». Ты остаешься. Тебе и здесь неплохо.

Ты начинаешь бегать, даже зная, что со временем это негативно скажется на твоем теле. Микротрещины костей, мышечное напряжение, воспаление сухожилий. Ты учишься любить жжение в грудной клетке – бушующая внутри буря находит выход через легкие. Ты бегаешь, потому что не умеешь разрушать себя другими способами.

В твоем окружении много пишущих девушек. Это пора экономического кризиса, случайных заработков, преобразований. Молодые женщины пишут для лучших веб-сайтов и работают барменами, чтобы платить за аренду. Они приходят на занятия уставшими, с ноющей поясницей и слипающимися от недосыпа глазами.

Жизнь не стоит на месте – газетные статьи, летние подработки, стажировки… Три твоих однокурсницы стажируются в медиахолдинге, про который снимают фильмы и сериалы. Каждый мечтает туда попасть.

Кое-кто публикует рассказы в литературных журналах, получает награды и признание старших коллег. Ты пытаешься не отставать, но вокруг столько талантливых людей! Талантливее тебя. Ты всего лишь девочка, выросшая в Нью-Йорке и читающая много книг. У тебя нормальные оценки. Ты – образец нормальности.

Второй семестр выпускного года начинается с новости: твоя однокурсница заключила контракт на книгу. Распространяются слухи, цифры: пять нулей, шесть. Некоторые находят в себе силы порадоваться за девушку. Другие выискивают, к чему придраться: тема книги слаба, контракт – не только благо, но и проклятие. Успех большой, заметный и стремительный. С этого момента все катится по наклонной. Можешь ли ты представить себя на ее месте?

Нет. Со своей обычной жизнью, обычными оценками и самой что ни на есть обычной писаниной ты даже близко не стояла.

Есть сайт. Онлайн-версия ныне почившего журнала для подростков. В свое время журнал был революционным, потому что обращался к девушкам как к разумным существам. Тебе нравится сайт. Ты заходишь на него каждый день. Там есть раздел «Я прошла через это». Название говорит само за себя: незнакомки подробно делятся пережитыми ужасами. «Я прошла через это: в моем самолете не было пилота». «Я прошла через это: очнулась после двухлетней комы». «Я прошла через это: основала культ».

Ты читаешь очерки в обеденный перерыв. Затем возвращаешься в класс, где вас наставляет преподавательница писательского мастерства. Она ровесница твоей матери, возможно, чуть старше. Милая в жизни, безжалостная на страницах. Автор пяти книг и бесконечной череды статей в журналах. Ты с обожанием смотришь на нее снизу вверх.

Преподавательница говорит, что ты хорошо пишешь. Но неуверенно. Недостаточно живо. «В реальной жизни ты не такая. Ты тонко чувствующая, забавная. Смешливая». Это окрыляет тебя, пускай всего на секунду.

Ты обещаешь поработать над своим голосом.

Она качает головой. Дело не в голосе, а в том, что ты пишешь о несущественном. Ты прячешься. Пока будешь прятаться, читатель не сможет тебя узнать.

Ты вновь читаешь очерки. «Я прошла через это: лучшая подруга сбежала с моим братом». «Я прошла через это: меня подменили в роддоме». «Я прошла через это: мой сосед оказался шпионом».

Ты думаешь о том, что пережила сама. Есть только один случай, подходящий для сайта. Несколько дней ты сомневаешься, а затем однажды ночью садишься и выкладываешь все. Слова выходят на поверхность, словно зарытые под землей кости. «Я прошла через это: мой брат упомянул меня в предсмертной записке».

История не совсем твоя. Вначале она случилась с твоим братом, а уже потом с тобой. Это он принял таблетки – дважды. Выжил. Написал записку. Ты не должна была ее увидеть. Наткнулась на нее вечером после второго раза, когда пришла домой, пока родители заполняли документы в больнице. «Как мне найти свое место в мире, – писал брат, – если она все время стоит передо мной?»

Он имел в виду тебя. Твой брат, который попал в беду. Который не умел любить, не теряя головы. Чья бурная юность не оставила тебе иного выбора, кроме как стать лучшей дочерью. Ты знала, как заслужить одобрение общества, а он – нет. Ты находила его мышление гениальным, вулканом, где рождались драгоценные камни. Себя ты считала посредственной. Тебе никогда не приходило в голову, что брат смотрит на вещи по-другому.

Очерк хранится в компьютере несколько недель. Ты не знаешь, что с ним делать. Может, отправить по электронной почте своей преподавательнице? Однако ты не в силах себя заставить. Написанное кажется сумбурным, эгоцентричным, наивным. Не исключено, что потом ты пожалеешь.

Однокурсница с книжным контрактом выложила фото в соцсети: она держит ручку, запястье покоится на стопке бумаг. «Отличная новость! Контракт подписан. «СИНИЙ ДОМИК» официально станет фильмом. Ну, возможно! Однажды! Если все сложится! Но права уже проданы, и это огромный шаг. Я так счастлива!»

Жизнь не стоит на месте. Ты не хочешь оставаться в стороне. Находишь очерк на своем ноутбуке, набираешь электронное письмо из пяти предложений. Прикрепляешь файл.

Отправляешь.

Проходит неделя.

Сначала брат хранит молчание. Затем наступает вечер воскресенья. Семья собирается дома за жареным цыпленком с картофелем и лимоном. Родители в гостиной, вы вдвоем на кухне, моете посуду.

– Знаешь, – говорит брат, вытирая тарелку, – я видел твою статью.

Застигнутая врасплох, ты сосредоточенно натираешь бокал кухонным полотенцем матери.

– Довольно неплохо.

Ты задумчиво глядишь на него. Он на два года старше, высокий, хрупкий. Нежный ребенок, сверхчувствительный, как однажды описала его мать школьному учителю. Волевой подбородок, кривая улыбка. Отцовская походка. Глаза матери.

Брат берет очередную тарелку, возобновляя мытье.

– Хотя, – произносит он с ноткой горечи, знакомой тебе с его юношеских лет, – ты вроде как подтвердила мои слова.

Позже, когда приходит пора сесть на поезд в метро, вы прощаетесь. Обычно он тебя обнимал. Твой брат, научивший тебя хулиганить. Бегать, махать кулаками.