Человек, который не знал страха - Бранко Китанович

«Главное в психологии немецкого офицера я усвоил быстро, – говорил Николай Кузнецов. – Гитлеровский офицер – это абсолютная фанатичная самоуверенность и безграничная дерзость. И я это копирую… Я понял, что у них в цене замкнутость, скупость на слова. Обо мне они говорили: «Ну и ловок же этот офицер». И испытывая симпатию ко мне, болтают без умолку, исповедуются мне, верят в мою скрытность, в то, что я умею хранить тайну».

Ценная информация буквально заполняла все вокруг. Надо было лишь уметь ее выявлять.

Однажды в казино Кузнецов терпеливо выслушивал жалобы начальника полевой жандармерии, который говорил о неразберихе, царившей в его подразделении.

– У меня даже архива приличного нет, его постоянно растаскивают то гестапо, то абвер. Кроме того, мы работаем в страшной тесноте, – сетовал Ришард.

– И у нас не лучше, – вмешивался в разговор невзрачный старший лейтенант, который всегда уютно чувствовал себя в обществе лейтенанта Зиберта, так как знал, что тот за него заплатит. – Наше отделение вчера срочно перевели в подвал. Там вообще не повернешься.

Кузнецов весь обратился в слух. Почему отделение перемещено? Реорганизация аппарата? Сокращение численности сотрудников? Отправка части работников на фронт? Интересно!

– Ничего страшного, видимо, это временная мера, – безразличным голосом высказал Кузнецов свое мнение.

– Ты прав, – согласно кивнул старший лейтенант Карло, – пока гостей не проводим.

Это уже совсем интересно! Но этого человека больше не надо спрашивать ни о чем. Кузнецов переводит разговор на другую тему, будто его не очень интересуют беды и печали его товарищей из комендатуры города. Рассказав пикантный анекдот, Кузнецов вскоре простился с ними.

Ранним вечером Кузнецов зашел в кафе на главной улице города, где обычно ужинал его приятель из рейхскомиссариата лейтенант Нецер. Между ними завязался оживленный разговор, в ходе которого Кузнецов сказал:

– Я здорово заработался последнее время. Как ты считаешь, не провести ли нам вечерок с моими знакомыми? Меня познакомили с одной девушкой, студенткой из Львова. Она приехала к тетке. Ее родители погибли под бомбежкой. Очень интересная девушка…

– У меня тоже дел выше головы, – признался Нецер. – Гауляйтер готовит доклад для гостей, и мы пятый день заняты едва ли не круглые сутки.

Вечером, около половины девятого, Кузнецов встретился в «Дойчегофф» с гестаповцем фон Дипеном и доверительно шепнул ему на ухо:

– Вы, конечно, знаете, что некто прибывает в Ровно, а я должен уже сегодня отбыть в свою часть. Я просто в отчаянии!

– Почему? – недоуменно спросил фон Дипен.

– Я давно мечтаю встретиться с ним, чтобы лично передать ему привет от моего отца, – они когда-то были знакомы.

– О, рехсмаршал пробудет здесь очень недолго и, вероятно, никого не будет принимать. Видимо, он спешит в Харьков. Вероятно, инспектирует авиационные части.

– Да, наверно, вы правы, – вздохнув, согласился Кузнецов.

Информация Кузнецова о предполагаемом прибытии Геринга в Ровно была передана в отряд, а оттуда – в Москву. Но Геринг почему-то изменил свои планы и в Ровно не появился.

Двумя днями позднее Приходько доставил на «зеленый маяк» подробный доклад Кузнецова о последних событиях в Ровно. Он пробыл здесь недолго и снова отправился в город с инструкциями для своего шефа. Но Кузнецов больше никогда не видел Приходько. Прошло несколько дней. О Приходько по-прежнему не было ни слуху ни духу. Исчезновение связного породило беспокойство у командования отряда. Последовало распоряжение всем разведчикам в Ровно прибыть на базу во избежание провала.

Неясность обстановки вынудила Кузнецова, Гнидюка, Шевчука и Николая Струтинского идти через Здолбунов. Но возникло новое препятствие. Из-за теплого южного ветра лед на реке Горыни необычно рано растаял. Единственный сохранившийся мост немцы охраняли зорко, а обходный путь составлял бы целых десять километров.

Разведчики разместились в квартире сестры Приходько – Анастасии Шмерег, муж которой – Михаил работал в железнодорожном депо. Петр Бойко, действовавший в Здолбунове, предложил рискованный вариант: нанять военнопленного Леонтия Клименко (жившего на свободе под наблюдением и работавшего шофером у оккупационных властей), чтобы он перевез всю группу через мост на грузовике.

Клименко принял предложение и сразу после выполнения своей задачи получил от Шевчука обусловленную сумму денег. Как только путники, которых он благополучно перевез через мост, скрылись в придорожном лесу, Клименко понял, что это партизаны. Ему стало так стыдно за свой поступок, что он немедленно отыскал Бойко и вернул ему деньги. С этого времени Клименко стал активным членом подполья в Здолбунове.

Когда разведчики прибыли в отряд, в штабной землянке им показали радиограмму, которая была направлена в Центр. В ней говорилось, что Приходько был задержан патрулем полевой жандармерии примерно в десяти километрах от Ровно. Жандармов было двенадцать человек. Когда один из них решил обыскать повозку, Приходько выхватил автомат и дал по фашистам длинную очередь. Несколько жандармов упали, остальные стали отстреливаться. Приходько был ранен в левую руку. Отстреливаясь, он погнал лошадей в Ровно. Но у села Великий Житень его уже поджидал грузовик, набитый немецкими солдатами. Телефонный звонок обогнал Приходько. Немцы без всякого предупреждения открыли огонь. Раненный вторично Приходько спрыгнул в канаву и повел ответный огонь, Еще несколько фашистов было убито. Когда кончились патроны, Приходько прикрепил пакет с документами к гранате и бросил в фашистов. Последнюю пулю он оставил себе.

Николай Кузнецов был потрясен до глубины души вестью о гибели своего боевого друга. Под влиянием охвативших его чувств Кузнецов написал небольшую статью, точнее говоря, листовку о героической смерти Николая Приходько. Листовка называется «Подвиг» Ее оригинал хранится в Украинском государственном музее истории Великой Отечественной войны в Киеве она заканчивается словами: «Многие фашисты поплатятся своей головой за его смерть!»

26 декабря 1943 года Николаю Приходько посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

Прибытие «невесты» Зиберта

В один из пасмурных мартовских вечеров в отряд пришла худенькая бледнолицая девушка. Ее звали Валентина Константиновна Довгер. От роду ей было 17 лет. На голове у нее была серая шаль, длинные концы которой охватывали грудь и завязывались за спиной, на ногах – валенки с галошами, через плечо девушки свисала котомка, а в правой руке она несла какой-то сверток. Все это заметно ее старило. Девушка была взволнованна.