Женские игры в Париже - К Енко

- Бывают минуты, когда в сердце женщины, - проговорил Серж, - любовь становится ужасней ненависти и своеобразно сливается с ней... И вы познали такой момент! А я скажу, когда это произошло! Помните ли вы один вечер, когда на вилле в Довилле я едва не столкнулся с вами в конце коридора? Я не должен был бы вас спрашивать: помните ли вы это?! Ибо на самом деле я не могу утверждать, что вы меня заметили!.. Но я-то вас видел! Вы выходили, как взбешенная фурия, - из комнаты вашего мужа. Но в великолепном, привлекательнейшем для мужчин ночном белье. И есть ли что-либо более естественное для любящей женщины, чем стремление приукрасить себя, приподнять занавес над женскими тайнами и своими прелестями для обожаемого мужчины? Но клянусь вам: тогда я думал о другом! Видя, как вы выходили из комнаты своего мужа, я просто ужаснулся!

- Я ужаснулся, - продолжал Серж, - ибо та завеса, которая всегда скрывала вашу истинную натуру от моих глаз, та пелена, которой вы закрывали глаза всем нам прорвалась. Ну так вот: эта женщина лжет! Эта неземная супруга, эта соратница, утверждавшая, что для неё превыше всего работа мужа, в которой она участвует рядом с гением, этот чистый "дух", эта благородная интеллигентность, это божественное существо, которое соединяет в единый культ любовь к мужу и безграничную любовь к науке, - все это вопиет от отчаяния, потому что её не обнимают, не ласкают со всем жарким пылом. Да, её достаточно не ублажают, как в первые ночи после свадьбы с Роланом... Когда после ночи, в которую вы всячески приукрасились, чтоб соблазнить, собственного мужа. Но, увы! - безрезультатно! И тогда вы задумали тот проект "самоубийства", причем при таких условиях, при которых можно было бы уверовать, что вас убил ваш собственный супруг... С его револьвером вы стучите в его дверь, крича при этом: "На помощь! Меня убивают! Ролан! Убийца! Убийца!"

- Я кричала: "На помощь! Меня убивают!" - хрипло выкрикнула мадам Гароди.

- Зачем же вам надо было кричать: "Меня убивают"? Ведь вас никто не убивал?! Я докажу, что араб, который якобы стрелял в вас, к этому времени уже был мертв, когда вы пытались умереть! Но вы стремились умереть, погубив своего Ролана. И в доказательство этого, я вам представлю тотчас же. Вот оно: после той ночи, когда я вас видел в конце коридора на вилле, вы написали одной из своих парижских приятельниц, мадам де Ланс, письмо. Оно заставило её примчаться в Гавр, узнав спустя два дня о разыгравшейся на "Цветущей вилле" драме. В этом письме вы текстуально писали: "Теперь он меня ненавидит. Я прочла это в его глазах... Он хотел бы, чтобы я умерла!.. Жди какую-нибудь ужасную трагедию!.. Я её жду, и я к ней готова! Если ты узнаешь о моей смерти, скажи себе с полным основанием, что меня убил он!"

Но ваш план не удался: вы не умерли, а только ранили себя! И когда мадам де Ланс увидела вас в Сент-Адресе, вы указали ей на стоящего перед вами на коленях своего мужа... В тот момент вы считали его вновь завоеванным. И вы приняли на вооружение утверждение окружающих о том, - что вас хотел убить араб, друг Теодоры.

После этих слов Сержа в зале воцарилось молчание, молчание, при котором что-то ждали от этой женщины, вцепившейся в барьер, отделяющий судей от публики, но это "что-то" не наступило и Серж продолжал:

- Относительно этой первой "истории" сказано достаточно... Перейдем теперь ко второй. Впрочем, мне мало что следует сказать на сей счет. Какое-то время спустя, я стал думать, что вы провернули дело в Пасси таким же образом, как и в Сент-Адресе. Мне нужны были только доказательства, и они были найдены, потратив все необходимое время и обманув вас, как вы обманывали всех. Подлинной находкой для понимания второй истории стало то, что вы подбросили в этот домик в Пасси "кольцо рабства", найденное вами на вилле в Сент-Адресе! Наконец, у меня оказалась записка, подписанная Роланом Гароди и вновь якобы звавшая Теодору Фарнезе в свои объятия. Та самая записка, подлинность которой эксперты отвергают. Она могла быть написана только вами!

- Ложь!.. Подделка!.. - прошипела мадам Гароди, уже не глядя, на Сержа.

- Мадам, у меня здесь есть доказательство, что вы многократно старались подделать почерк своего мужа. Больше того. Я склеил, восстановил последовательно наброски этой записки. Мсье председатель! Вскройте вот этот конверт. После этого мадам нечего будет сказать!

И Серж упорно посмотрел на мадам Гароди, словно хотел её загипнотизировать, пока служитель передавал конверт председателю суда.

- Мне как раз надо кое-что вам сказать, мсье председатель, сравнительно тихо, на одном дыхании молвила мадам Гароди. - Действительно, я часто пыталась имитировать почерк мужа; об этом он сам меня просил, чтобы я отвечала вместо него на письма его многочисленных корреспондентов и особенно корреспонденток и даже... расписывалась за него!

- Это-все, что я хотел знать! - вскричал Серж. - А теперь, мсье председатель, вы можете порвать конверт: в нем ничего нет!

Присутствующие в зале словно оцепенели. А затем, несмотря, на всю серьезность события, то тут, то там раздались смешки.

- А сейчас ещё несколько слов, несколько положений, - добавил Серж. Об абсолютном доказательстве присутствия мадам Гароди на вилле в Пасси в момент преступления и о доказательстве её преступления. Свершив свое злодеяние, мадам Гароди спустилась в кухню и, испытывая жажду, выпила свежей воды из-под крана, налив её в стаканчик из шкафа по соседству. Только мадам Гароди ошиблась и поставила обратно свой стаканчик неправильно по сравнению с остальными... Я дал его на осмотр эксперту. Он обнаружил на стаканчике отпечаток, в важности которого нельзя ошибиться, - отпечаток пальцев убийцы.

- Это - неправда! - вскричала несчастная женщина в последнем порыве самозащиты.

- Почему вы сказали: "Это - неправда!"? Не потому ли, что у вас на руке нитяные перчатки? Но ваша перчатка оставила свой след на стаканчике. Он обличает вас сильнее признания!

- Выходит, - прервал Сержа председательствующий, - нитяные перчатки носит только мадам Гароди?

- Нет. Но она носила их часто. И надела их в тот день, что легко определить, ибо у её перчатки на мизинце правой руки был шов, который мы обнаружили и на стаканчике! Впрочем, вот она, эта перчатка! Вы, мадам, напрасно её потеряли на лестнице в тот роковой вторник, когда ушли из моей квартиры.

И Серж продемонстрировал перчатку, вынутую из небольшого пакета, который находился в кармане его пиджака.

- На этот раз перчатка здесь, - сказал он. - Не так, как с предшествующими бумагами!

Со стороны мадам Гароди донеслось какое-то хриплое дыхание, послышался глубокий стон. Она поднялась над барьером, но внезапно рухнула на пол. Тереза была мертва, сердце её не выдержало.

Сержа как будто нисколько не взволновала эта смерть, приведшая в смятение всех собравшихся в зале суда. Люди устремились к выходу, и заседание суда, снявшего все обвинения с Сержа, было прекращено. Он поведал мне с невообразимым хладнокровием:

- Самое замечательное здесь то, что перчатка - подделка! Я купил её сегодня утром и сам сделал этот шов! - Что правда, так это то, что на стаканчике действительно есть отпечаток нитяной перчатки и шва! Следовательно, я ничем не рисковал, фабрикуя недостающую мне улику! Эта ужасная женщина изобретала улики против Теодоры Фарнезе, которую стоит пожалеть. В борьбе с мадам Гароди я использовал её же оружие! Только мои улики были менее фальшивыми, чем её доказательства!

Часть II

НОВЫЕ ЖЕНЩИНЫ - НОВЫЕ ДЕНЬГИ

В ШОТЛАНДИИ

Рассказывает Серж

Лето и осень уступили место зиме. По совету врачей я временно поселился в горах Швейцарии. Правда, морозы там были не "сибирскими", но все же достаточно ощутимыми, и, казалось, что такая зима мстит за летне-осеннее благоденствие, что сама природа взбунтовалась и не хочет, чтобы любовь была беспрерывной, будь то любовь к 22-летней Иване, или любовь к зрелой женщине - Терезе. Мне казалось, что Ивана искренне меня любила.

Положение с Терезой было сложнее: "безмужняя" замужняя Тереза искала не просто наслаждений "на стороне", а на самом деле тосковала о единственно любимом. Но тут я выразился крайне неточно. Терезе недостаточно было иметь единственного любимого. В её душе уживались принципы современного общества и матриархата. Поэтому-то она и заблудилась "меж трех сосен", не зная, кого в конечном счете, предпочесть: отвергающего её супруга и меня, влюбленного в нее. Убивая своего мужа, чтобы отомстить за пренебрежение ею как женщиной, она из ревности убила и Ивану.

Тереза оставила, как бы чувствуя приближение своего конца, завещание: половина её состояния, то есть около шести миллионов франков, отходила её дочери, Анне Дюбрей, жившей в Женеве со своим мужем; вторая половина передавалась мне, как "другу семьи Гароди". Вначале я хотел было не прикасаться к этим деньгам, а потом подумал: зачем так? Полтора миллиона франков оставил себе, а полтора - перевел Артуру. В нашем бизнесе "женские игры" - доходы мы делили поровну.