Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал - Франсин Хирш

– соответствующий надзор со стороны НКВД. Если советское руководство желало, чтобы этих людей судили за пределами СССР, в этом должен был непосредственно участвовать аппарат госбезопасности. Берия предложил создать специальную комиссию под руководством Вышинского, куда вошли бы представители НКВД, Наркомата обороны, Смерша, Военной прокуратуры и других силовых структур, продемонстрировав мощь советского аппарата безопасности в полной мере[258].

Ил. 10. Подписание Лондонского соглашения и Устава МВТ. 8 августа 1945 года. Сидят за столом слева направо: Арон Трайнин, Иона Никитченко, Уильям Джоуитт, Роберт Джексон и Робер Фалько. Источник: Американский мемориальный музей Холокоста. Предоставлено Джозефом Итоном

Сталин одобрил предложение Берии о надзорной комиссии и приказал Никитченко добиться, чтобы в список подсудимых включили новых нацистских руководителей[259]. Никитченко получил инструкции из Москвы уже после того, как Комитет главных обвинителей подписал финальную версию списка. Если учесть дефицит времени, он неплохо справился с задачей: Редер и Фриче были добавлены в список, опубликованный 30 августа. Западные обвинители заверили Никитченко, что остальные подсудимые из советских тюрем предстанут перед судом во втором процессе, который детально обсудят позже[260].

Двадцать четыре подсудимых представляли собой разношерстную публику. Среди них были виднейшие нацистские руководители, такие как Геринг, Гесс, Риббентроп и Кейтель, и ключевые представители крупных организаций и отраслей промышленности, поддерживавших НСДАП, такие как Густав Крупп (чья семья владела промышленным концерном «Крупп АГ») и бывший президент Рейхсбанка Яльмар Шахт. Лондонская «Таймс» отметила с одобрением: «По этому первому списку, куда вошли представители экономических и финансовых структур германской военной машины и высшие офицеры Генерального штаба, видно, насколько широкой и всеохватной была сеть». В этой статье также предсказывалось, что процесс не займет много времени[261]. Теперь советская сторона ускорила подготовку к процессу. Вечером 31 августа Никитченко вылетел из Нюрнберга сначала в Берлин, а потом в Москву. Он представил Вышинскому полный отчет о переговорах в Черч-Хаусе и доложил о намеченных временны́х рамках процесса[262]. 3 сентября Молотов, до того выслушав краткий отчет Вышинского, проинформировал Сталина, что к середине сентября четыре страны-обвинителя должны закончить подготовку обвинительного заключения, а собственно процесс начнется в конце октября. Сталин тем временем без огласки принимал ключевые решения, касающиеся МВТ. Вскоре ему предстояло удивить всех сообщением, что главным советским обвинителем будет не Никитченко, а прокурор Украинской ССР Роман Руденко[263].

* * *

Советские газеты позитивно освещали исход лондонских переговоров. Трайнин написал статью в «Известия», где объявил, что четыре делегации объединились в желании нанести «быстрый и меткий удар» по нацистским военным преступникам и потому организовали международный трибунал. Правосудие скоро восторжествует[264]. На первый взгляд, он был прав: советские, американские, французские и британские юристы преодолели значительные правовые и политические разногласия, чтобы прийти к Лондонскому соглашению и Уставу МВТ. Они нашли общую почву и общий язык – хотя, как отмечал Джонсон, сохранявший крайний скептицизм в отношении СССР, разные делегации иногда понимали смысл согласованных терминов совершенно по-разному. Этим разногласиям, например о смысле правосудия и о сути беспристрастного процесса, в последующие месяцы предстояло порождать конфликты между бывшими союзниками. В то же время совершенно разный опыт военных лет – у стран, испытавших и не испытавших нацистскую оккупацию, у сотрудничавших с нацистами и не сотрудничавших – обострял эти конфликты и влиял на все аспекты процессов, начиная с составления основополагающего документа МВТ – Обвинительного заключения.

Глава 3

Обратный отсчет до обвинительного заключения

14 сентября 1945 года Роман Руденко, прокурор Украинской ССР, вылетел из Москвы в Лондон. За девять дней до того Сталин лично выбрал Руденко, которому было всего тридцать восемь лет, на должность главного советского обвинителя в Нюрнбергском трибунале. Это стало главным назначением в его жизни.

Выбор Руденко выглядел вполне логичным. С девятнадцати лет он был преданным членом партии и в 1930-х годах продемонстрировал свое политическое рвение, выступив обвинителем в нескольких советских показательных процессах в Донбассе и отправив десятки невиновных на смерть или в трудовые лагеря[265]. Позже он впечатлил Сталина, выступив главным обвинителем на показательном процессе шестнадцати лидеров польского подпольного государства – сети организаций антинацистского Сопротивления, лояльных лондонскому правительству Польши в изгнании. Этот процесс прошел в Москве в июне 1945 года перед обширной аудиторией, в том числе западными дипломатами и журналистами, и перевернул реальность с ног на голову. Подсудимые – похищенные сотрудниками НКВД и подвергнутые пыткам – признались в сотрудничестве с нацистской Германией. Этот процесс способствовал укреплению советского контроля над Польшей и, с точки зрения Сталина, прошел блестяще[266].

Руденко был талантливым оратором и хорошо разбирался в нюансах работы советской юстиции, но имел лишь неполное среднее образование. После седьмого класса он бросил школу, пошел работать на сахарный завод и вступил в местную партийную организацию. После того как Руденко выступил на донбасских процессах, партия направила его за дипломом на двухгодичные юридические курсы. Во время войны Никита Хрущёв (в то время первый секретарь ЦК Коммунистической партии Украинской ССР) продвинул Руденко на пост республиканского прокурора[267]. Но был ли Руденко готов к роли главного советского обвинителя в международном процессе с высокими политическими ставками? Как и большинство советских функционеров, он не бывал за границей. Он слабо разбирался в международной политике. Более того, Руденко даже не знал границ своего неведения – а он не знал многого, даже о недавней истории его собственной страны. Из-за этого СССР оказался в слабой позиции еще до начала слушаний в Нюрнберге, когда в Лондоне шли переговоры об Обвинительном заключении – документе, задавшем рамки всего процесса.

Назначение Руденко главным советским обвинителем застало западные державы врасплох. Ведь Кремль уже подтвердил, что эту должность займет Иона Никитченко. После того как 31 августа Никитченко уехал из Нюрнберга, советский дипломат в Лондоне Николай Иванов неоднократно повторял, что вскоре тот вернется с помощниками и собранными доказательствами[268]. Лишь накануне приезда Руденко американцы узнали о замене[269]. Роберт Джексон огорчился, узнав, что советская сторона заменила Никитченко «бог знает кем и бог знает почему». Он успел привыкнуть к Никитченко, а теперь нужно было с нуля налаживать отношения с новым человеком[270].

То, что Никитченко не стал главным советским обвинителем, удивило Джексона, но его новая должность – советского судьи – привела в полный шок. Никитченко открыто и недвусмысленно говорил о виновности подсудимых. После такого назначения точно поднимется крик о «правосудии победителей». Для советских руководителей