Глаза дракона - Стивен Кинг

Отец грустно посмотрел на него:

«Ты так и не поверил, что это сделал он?»

«Нет. И никогда не поверю».

«Ты стал мужчиной, сын, а я и не заметил. Нехороший это способ становиться мужчиной. Но и времена сейчас нехорошие».

«Да, – подтвердил Бен. – Времена нехорошие».

«Храни тебя Бог, – сказал Эндрю, – Храни Бог нашу несчастную семью».

Глава 64

Томаса короновали в конце долгой и холодной зимы. На пятнадцатый день его царствования на Делейн налетела последняя снежная буря. Снег падал сплошной стеной, и ветер сдувал его в сугробы.

В девять вечера, когда, казалось, ни один нормальный человек носа не высунет на улицу, в дверь дома Стаадов постучали. Стук был тяжелым и требовательным.

Эндрю и Бен сидели перед очагом и читали. Сьюзен Стаад вышивала надпись «Боже, храни короля». Эммалина уже давно спала. Все трое поглядели друг на друга. Во взгляде Бена было только любопытство, но отец и мать сразу, инстинктивно почувствовали испуг.

Эндрю встал и сунул в карман очки. «Пусть это будет прохожий, заблудившийся в этом снегу», – взмолился он, но за дверью стоял солдат короля в кожаном боевом шлеме, с коротким мечом у пояса.

«Твой сын», – сказал он, и у Эндрю подкосились ноги.

«Зачем он тебе?»

«Я от Пейны», – сказал солдат.

«Нет, – думал в отчаянии Эндрю, – только не это, за что нам столько несчастий, только не моего сына…» «Это он?»

Прежде чем успел Эндрю солгать, что было явно бесполезно, Бен шагнул вперед:

«Я Бен Стаад. В чем дело?»

«Ты должен пойти со мной», – сказал солдат.

«Куда?»

«В дом Андерса Пейны».

«Нет! – закричала мать. – Уже поздно, мороз, все замело снегом…»

«У меня сани», – возразил солдат, нащупывая рукой рукоять меча.

«Я иду», – Бен взял куртку.

«Бен…» – начал Эндрю, думая: «Мы никогда больше его не увидим, его сгноят в темнице из-за этого проклятого принца».

«Все будет в порядке, папа», – Бен обнял отца, и Эндрю на миг поверил, что так и будет. Но его сын еще не знает, как жесток мир.

Эндрю Стаад и его жена стояли в двери и смотрели, как Бен и солдат прокладывают путь к саням, которые были лишь еле заметной тенью во мраке, освещенной тусклым фонарем. Они ничего не говорили.

«Всего один солдат, – думал Эндрю, – это уже кое-что. Может, его хотят всего лишь допросить. О, если бы это было так!»

Стаады так же молча смотрели, как сани, звеня колокольчиками, отъезжают от дома. Сьюзен заплакала.

«Мы никогда его не увидим, – всхлипнула она. – Никогда! Они его забрали! Проклятый Питер, это он утащил нашего сына за собой!»

«Тише, мать, – Эндрю крепко обнял ее. – Тес! Он вернется утром. Самое позднее, днем».

Но она услышала в его голосе дрожь и заплакала еще сильнее. Ее плач разбудил Эммалину, которую пришлось долго успокаивать, и наконец мама с дочкой вместе уснули на большой кровати.

Эндрю Стаад не спал всю ночь.

Он сидел у огня, надеясь вопреки всему, но в глубине души думал, что никогда уже не увидит сына.

Глава 65

Через час Бен стоял перед Андерсом Пейной. Он был удивлен, но не испуган, и внимательно слушал все, что говорил главный судья. Слышал он и приглушенный звон монет, которые тот пересыпал из одной руки в другую.

«Понял меня, юноша?» – спросил Пейна своим сухим судейским голосом.

«Да, господин».

«Я должен быть уверен. Это не шуточное дело. Повтори, что ты сделаешь».

«Я пойду в замок и поговорю с Деннисом, сыном Брендона».

«А если Брендон вмешается?»

«Скажу, чтобы он поговорил с вами».

«Верно», – Пейна откинулся в кресле.

«И я не должен говорить, чтобы они держали этот разговор в тайне».

«Да. А почему?»

Бен какое-то время молчал. Пейна не мешал ему думать: парень ему нравился. Он держался спокойно и уверенно. Любой другой, кого привели бы к нему среди ночи, дрожал бы от ужаса.

«Потому что тогда они скорее могут рассказать об этом, чем если бы я не сказал ничего».

Губы Пейна тронула усмешка:

«Молодец. Дальше».

«Вы даете мне десять золотых, Два я дам Деннису: один для него, а второй для того, кто найдет кукольный дом, принадлежавший матери Питера. Остальные восемь для Бесона, главного тюремщика. Деннис передаст мне кукольный дом, который я отдам Бесону, а салфетки он отдаст Бесону сам».

«Сколько?»

«Двадцать одну каждую неделю. Королевские салфетки, но без герба. Вы наймете женщину, которая будет срезать гербы с салфеток. Время от времени вы будете передавать через меня деньги Деннису или Бесону».

«Но сам не возьмешь?» – уточнил Пейна. Он уже предлагал, и Бен отказался.

«Нет. Это все».

«Уже немало».

«Жаль, что я не могу сделать больше».

Пейна сел прямо, внезапно посуровев лицом:

«Не можешь и не должен. Это очень опасно. Ты оказываешь услуги человеку, обвиненному в отвратительном преступлении».

«Питер – мой друг», – возразил Бен с достоинством.

Пейна усмехнулся, указывая на синяки, украшающие лицо Бена:

«Я вижу, ты уже заплатил за эту дружбу».

«Я готов заплатить в сто раз больше, – Бен поколебался и твердо добавил. – Я не верю, что он убил отца. Он любил короля Роланда не меньше, чем я люблю своего отца».

«Да?» – переспросил Пейна без интереса.

«Да! А вы верите, что он это сделал? Вы действительно верите в это?»

Пейна усмехнулся так, что даже горячая кровь Бена застыла в жилах.

«Если бы я не верил, я бы поостерегся говорить об этом кому попало, – сказал он ужасно медленно. – Иначе я очень скоро почувствовал бы на шее лезвие топора».

Бен молча смотрел на него.

«Ты говоришь, что ты его друг, и я тебе верю, – Пейна, сидя в кресле так же прямо, не отрывал от Бена глаз. – Если ты и правда его друг, ты сделаешь то, что я сказал, и не больше. Если ты надеешься, что Питер в конце концов будет освобожден – а я вижу это по твоему лицу, – то оставь эти надежды».

Пейна не позвал Арлена, а сам вывел юношу через черный ход. Солдат, который привел его, завтра же отправится в западный баронат.

У двери Пейна сказал:

«Напоминаю еще раз: не отступай от договоренности ни на шаг. Друзей Питера сейчас не очень жалуют в королевстве, как доказывают твои синяки».

«Я буду драться с ними!» – воскликнул Бен.

«Да-да, – Пейна опять усмехнулся. – И то же придется делать твоей матери? Или младшей сестре?»

Бен уставился на него широко раскрытыми глазами.

«Так и будет, если ты не проявишь максимальную осторожность, – сказал Пейна. – Буря только начинается, – он открыл дверь, за которой выл ветер. – Иди домой, Бен. Думаю, родители будут рады увидеть тебя».

Так оно и было. Родители встретили его у дверей – они услышали колокольчики. Мать, рыдая, кинулась ему на шею. Раскрасневшийся отец жал ему руку до боли. Бен вспомнил слова Пейны: «Буря только начинается».

Позже, лежа в постели и слушая вой ветра за окном, Бен понял, что Пейна так и не ответил на его вопрос – верит ли он в виновность Питера.

Глава 66

На семнадцатый день царствования Томаса Деннис, сын Брендона, принес в Иглу первую партию салфеток. Он взял их из хранилища, о котором не знали ни Питер, ни Бен, ни сам Андерс Пейна. Деннис знал, потому что он был дворецким из древнего рода дворецких, но для него это было само собой разумеющимся, и он не думал о том, откуда взялось столько салфеток. Мы еще поговорим об этой комнате, а пока достаточно сказать, что, знай о ней Питер, он мог бы попытаться убежать тремя годами раньше, и тогда многое случилось бы иначе.

Глава 67

Королевский герб с салфеток удаляла женщина, которую Пейна выбрал за быстроту ее иглы и за умение молчать. Каждый день она сидела в кресле у дверей склада, срезая ветхие нитки. Когда она делала это, ее губы были сжаты еще крепче, чем обычно: ей казалось почти святотатством портить такую хорошую работу, но она была бедна, и деньги, предложенные ей Пейной, казались небесным даром. Поэтому она годами и сидела там и работала ножницами, как одна из волшебниц-сестер, о которых вы, должно быть, знаете из другой сказки. Она не говорила о своей работе никому, даже мужу.

От салфеток тянуло странным запахом – чистым, но затхлым, от долгого хранения, – но они были девственно-белыми, двадцать на двадцать каждая, достаточно, чтобы прикрыть колени самого большеногого едока.

При доставке первой партии салфеток разыгралась комическая сцена. Деннис и Бесон некоторое время глядели друг на друга – каждый ожидал от другого чаевых. Поняв тщетность ожиданий, Деннис повернулся к двери, и разочарованный Бесон проводил его легким пинком. Потом он взял одну из салфеток и притворился, что вытирает ею зад, к немалому веселью подчиненных. Но только притворился – в дело замешан Пейна, значит, надо быть осторожным.

Впрочем, все могло измениться, В пивных Бесон уже слышал разговоры о том, что главный судья вызвал недовольство Флегга, и, быть может, скоро ему предстоит взглянуть на судебную процедуру не под тем углом, что раньше – с одного из шестов на высокой стене замка.