Невероятная жизнь Анны Ахматовой. Мы и Анна Ахматова - Паоло Нори

Записка принадлежит Анне Ахматовой (она подписалась буквой А.) и адресована сыну, который в ее глазах был не кем иным, как дофином. Эта цитата напомнила мне один пассаж из поэтического сборника Сэмюеля Беккета «Лже-Шамфор»: «Надежда – не более чем шарлатан, который упорно водит вас за нос; что касается меня, то я почувствовал себя хорошо, только когда потерял ее. Над вратами рая я с удовольствием написал бы слова, которые Данте разместил над вратами ада: „Оставь надежду“ и т. д.».

Это прекрасный совет, на мой взгляд совет стоика, – не мечтать о спасении, находя опору в отчаянии, с той только оговоркой, что адресат записки, Лев Гумилёв, говорил о матери: «Мама, как натура поэтическая, страшно ленива и эгоистична, несмотря на транжирство. <…> Для нее моя гибель будет поводом для надгробного стихотворения о том, какая она бедная – сыночка потеряла, и только».

Он не подходил на роль дофина этой великой женщины, своей матери.

Так же, наверное, как и на роль победителя.

9.5. Потеря

Аманда Хейт пишет, что «брак с Гумилёвым не исцелял от одиночества. Ахматова, как видно, не была способна к простым проявлениям любви, делающей возможной совместную жизнь с другим человеком. Она и Гумилёв, который во многих отношениях был похож на нее, не понимали ни почему они живут под одной крышей, ни что им делать с их ребенком. Осознавая свою неспособность быть хорошей матерью, Ахматова предоставила воспитание сына свекрови, не слишком жаловавшей невестку, – пишет Хейт. – Так она потеряла сына».

9.6. Сын

В 1915 году Анна Ахматова пишет стихотворение под названием «Молитва». Звучит оно так:

Дай мне горькие годы недуга,

Задыханья, бессонницу, жар,

Отыми и ребенка, и друга,

И таинственный песенный дар —

Так молюсь за Твоей литургией

После стольких томительных дней,

Чтобы туча над темной Россией

Стала облаком в славе лучей.

Друга – Николая Гумилёва – у нее отнимут через шесть лет, в 1921 году. Сына, Льва Гумилёва, будут отнимать понемногу, год за годом.

Говорят, что, прочитав это стихотворение, поэтесса Марина Цветаева сказала Анне Ахматовой: «Как вы могли это написать? <…> Разве вы не знаете, что в стихах все сбывается?»

Цветаева посвятила Ахматовой цикл стихотворений и рассказывала, что «Ахматова… с моими рукописными стихами к ней не расставалась и до того доносила их в сумочке, что одни складки и трещины остались».

Когда это передадут Ахматовой, она ответит: «Этого никогда не было. Ни ее стихов у меня в сумочке, ни трещин, ни складок».

Марина Цветаева, насколько я могу судить, была своеобразной личностью. Ее мысль о том, что судьба Николая и Льва Гумилёвых могла зависеть от этих строк, кажется мне оригинальной и по-своему красивой. Но есть одно но: это никак не объясняет, почему в таком случае Ахматова не утратила таинственного песенного дара, а как раз наоборот.

Осмелюсь предположить, что потеря друга и сына никак не связана с этим стихотворением.

И если говорить о друге, то вины Ахматовой в его уходе точно нет, а вот что касается сына, то тут я уже не знаю, тут я ничего с уверенностью сказать не могу, но сам тот факт, что она годами не разговаривала с сыном, кажется мне страшным наказанием и, по правде говоря, несправедливым.

Я вспоминаю слова Льва Толстого, которые он написал в 1884 году в возрасте пятидесяти шести лет, имея уже тринадцать[45] детей: «Если кто управляет делами нашей жизни, то мне хочется упрекнуть его. Это слишком трудно и безжалостно. Безжалостно относительно ее».

В такие минуты я всегда думаю о дочери.

9.7. Батталья

Мы с Тольятти расстались в 2005 году, когда Батталье был год.

А в 2014-м, когда Батталье исполнилось десять, каким-то странным и неожиданным для всех (для нас в первую очередь) образом мы снова сошлись.

За несколько месяцев до этого, в том же 2014 году, когда я еще носил пальто (которое давно уже не ношу, но имел такую привычку восемь лет назад) и когда мы с Тольятти еще не сошлись, я написал книгу, которую назвал «Маленькая Батталья. Портативная версия»: я вспоминал о некоторых событиях, произошедших с Баттальей за первые десять лет ее жизни, почти всегда рассказывая о них с точки зрения отца, который живет отдельно и не так часто видится с дочерью.

Три истории я приведу здесь. Хочу только добавить, что, приступая к этой книге, я дал обещание штрафовать себя на некую сумму каждый раз, когда начну повторять то, о чем уже писал в других книгах. Со мной это происходит довольно часто – у меня и объяснение этому есть, и серьезное обоснование, но приводить его здесь не буду, потому что объяснил и обосновал все в другой книге, а дополнительные штрафы мне ни к чему, хватит и того, что эти несколько абзацев уже обошлись мне в целое состояние.

9.7.1. Пуговица

Пару дней назад, в марте 2014 года, приехав в Рим, я потерял пуговицу от пальто. Не знаю почему, но, когда я теряю пуговицу, я чувствую себя ужасно неловко.

Я был в Риме, далеко от дома, у меня не нашлось иголки с ниткой, чтобы пришить пуговицу, мне пора было ехать на семинар, меня ждала работа, искать где-то набор для шитья было некогда, да и, к слову, случилось все это в воскресенье, к тому же Вербное, так что пришлось все воскресенье проходить без пуговицы.

И когда, покончив с делами, я вернулся домой, мне стало интересно: а что еще ставит меня в такое же неловкое положение, как и оторванная пуговица? Вспомнилось, что точно так же я чувствую себя, например, когда у меня течет из носа, а платка, чтобы высморкаться, при себе нет.

И вот когда мы вместе с Баттальей – а у нее, должен сказать, с пуговицами на пальто все в порядке, она лучше меня и пуговиц не теряет, – но, когда мы с ней и она начинает шмыгать носом, я часто достаю платок и, ни слова не говоря, протягиваю ей, чтобы она высморкалась.

Понимаете, с дочерью мне достаточно и того, что я могу дать ей носовой платок, когда у нее насморк, и просто смотреть на нее, я об этом тоже уже писал, но ей никогда не