Без памяти - Фриза

— Иди!

Всхлипнув не то от боли, не то от отчаяния, лемур вскочил на ноги и в мгновение ока оказался в дверях. Такое выражение лица у лемуров она ещё никогда не видела. Изогнувшиеся в гневе губы Нониана ненормально почернели.

— Я найду тебя, Дайрон, — прошипел, цепляясь за проем. — Ты сама придёшь ко мне.

— Пошёл вон!

Бледнолицый вывалился из номера, увлекая за собой раненого слугу. Через окно она проследила за машиной до поворота и выдохнув, сложила оружие.

— Ханна?

Шёпот Фиорентина стёр с лица победную улыбку. Двуликий по прежнему стоящий посреди номера выглядел растерянным.

— Можешь двигаться.

Цезарь слабо улыбнулся, потянувшись к ней руками. Ханна напряжённо проследила за его конечностями.

— Прости, похоже Максимильян хочет, чтобы бы оставался в таком положении.

— Всё в порядке, моя нежная.

Они стояли, смотрели друг на друга, молчали, несколько длинных, падающих в прошлое секунд, переговаривались глазами. Он давно не стриг волосы. Они уже спускались до лопаток, такие же тёмные как глаза.

— То, что ты говорил про род — полная чушь? Я не могла представить, чтобы ты убил собственный прайд. В твоём доме жили одни старики.

— Я был под воздействием того кровососа.

— Но то, что ты сказал про Валериев — правда?

— К сожалению, да. Насколько мне известно, мы — последние носители их крови во всем мире.

Ханна кивнула, будучи готовой к такой информации. Пусть. Все равно ничего не изменится.

— Когда иллюстрий Джованни покинет город, с ним попытаются связаться и если не получится, будет созван совет на переизбрание, — сказала. — Эверд бежал в Прибалтику, но я призвала его девушку этим утром. Ты потеряешь статус Цезаря, снова возглавишь Квестуру. Император признается спящим. Все вернется на круги своя.

— За исключением Префекта, который станет марионеткой твой фамилии.

Девушка поставила стол на место и отошла в ванную, чтобы смыть с рук запах мертвечины.

— Ты убила моего друга, Ханна. Я понимаю, почему ты это сделала и я не против, но это было хладнокровно и некорректно с демографической точки зрения. Кроме него в столичном доме нет тех, кто мыслит как человек.

— Ты обо мне плохого мнения, Габри, — обмакнула лицо полотенцем. — В городе все ещё есть один Цепион с волчьей ипостасью.

Габриэль свел брови на переносице:

— Что ты замышляешь?

Выйдя из ванной, Ханна направилась в спальню, где спал Квинт. Подставив под одну из ран стакан, она подождала, пока набежит несколько капель и вышла с сосудом к двуликому:

— Видишь? — остановилась в метре от Габриэля, крутя стакан в руке. — Это то, что делает меня такой, какая я сейчас. То, что корректирует меня, направляет. Убивает, если хочешь.

Усмехнувшись, она поднесла сосуд к губам и сделала два глотка. Она уже знала какой будет на вкус кровь Квинта, потому что потребляла её чаще остальных. Не было ничего роднее, чем она.

— Во мне проснулся материнский инстинкт, — со стуком поставила стакан на стол. — Я сделаю все, чтобы обезопасить их. Твой друг убил двоих и ранил остальных, я уже не говорю о том, что вы делали с моим Квинтом в Пандоре, — шумно втянула носом воздух. — Я бы убила и тебя, но среди слуг Лепидов ещё нет ни одного льва, которого можно было бы поставить на твое место.

Бывший сосед облизал губы, продолжая стоять на месте.

— Ваша Квестура передавалась от Валерия к Валерию, кто знает, возможно, я могла бы сама возглавить её?

— Ты шутишь.

— Конечно шучу, меня не заботят смерти остальных уродов, — потоптавшись на месте, она развела руками. — Немедленно убирайся отсюда.

Дом встретил её выбитыми дверьми. Люций, лежавший на её кровати в замурованной комнате, пришёл в себя мгновенно и чем-то напомнил киношных зомби: на мальчишке не было рубашки, из распоротого живота проглядывались комочки кишок, но увидев Ханну, он тут же потянул к ней руки и не переставал двигаться, пока она не села рядом.

— Maman… — сжал её предплечье посеревшей рукой.

Несмотря на отвратительное физическое состояние, Ханна ощутила тугие мышцы детских рук и стальную хватку. Квинт заботливо свел концы кожи вместе, провёл своей кровью по краям и принялся делать стяжки, пока Ханна обнимала мальчишку. Ещё никогда она не видела Люция таким разбитым, распоротый живот вызывал агонию у маленького трупа. Лемур цеплялся за Ханну как безумный. А его голубые, чистые глаза смотрели так пристально и сосредоточенно, будто он пытался затеряться в её в мозгу.

— Мы обработаем волков Рокана и распределим по нашей территории. Никто не посмеет ступать сюда ногой, — судорожно сглотнул. — Нам покровительствуют сами небеса, Анна.

Все пошло своим чередом. Сенат думал, что Римская Чума — Дайрон и будь так, первой реформой стало бы отклонение запрета на их въезд в страну. От Префекта, по слухам, знакомого с новым paterfamilias лично и Люция Лепида, которым был отдан голос убийцы, этого ждали, но они единогласно укрепили границы, ужесточая контроль. На свет вылились новые слухи, куда более изощренные. Ханна Дайрон — псевдоним, который использовала Римская Чума, для пущего эффекта, а белая девушка со шрамом — иллюзия, созданная фамилией Лепидов у очевидцев, чтобы запутать сенат.

Глава 8. Квестор

Как-то утром перед воротами палаццо появился неизвестный на мотоцикле и через охранника передал записку. Сформулировав причину отъезда, Ханна собрала оружие и отправилась по адресу.

— Привет, Габриэль.

Грязный красный джип, стоявший на обочине был единственной машиной в этой части провинции, не считая нескольких разобранных мопедов.

— Зиан мог бы довести тебя.

— Предпочитаю свои колеса.

— Придется поступиться принципами, Ханна.

Забравшись в салон, она положила свою сумку на заднее сидение и наткнулась на один серебристый кейс и два рюкзака. Деньги и оружие, соответственно.

— Я думала, мы едем по какому-то квесторскому делу, а это инструменты для облавы.

— Открой коробку, Ханна, там главные улики.

Внутри коробки, лежавшей в одном из рюкзаков, томились четыре боевых ножа с деревянной рукояткой. Как и сказал когда-то Нониан, это были типичные клинки «танто» — массивные по толщине и «боуи» с классическим острием в виде утиного носа. Один из ножей поддался доловой, бритвенной заточке. Ханна взяла его в руку и попробовала навести на воображаемую жертву. Его использовали для протыкания наверняка. Малая прочность исключала казуальное использование, при контакте с костью лезвие просто не выдержало бы и раскололось. Остальные ножи были заточены под клин. Одно из них, с широким лезвием, сточилось до критического состояния и предательски бликовало. Это оружие не было арсеналом профессионала. Честно сказать, Ханна в жизни бы не вышла с подобным мусором на охоту.

— Сначала удалось вычислить поставщика, потом скупщика. Последний раз его видели в одном городке неподалеку, если согласишься, поедем вместе.

— Без вопросов, я согласна.

— Уверена?

— Думаешь, я потеряла форму?

Первый день в маленьком городке на севере прошёл незаметно. Они обосновались в одиночном номере с двумя односпальными кроватями, представившись братом и сестрой. До этого Ханна не сильно задумывалась над этим, но внешне они вполне могли быть кровными родственниками. Оба высокого роста с тёмными глазами и прямой шевелюрой. Не говоря уже о цепком взгляде, замечающем каждую деталь. Фиорентин всегда и во всем выглядел представительно, поэтому им не пришлось заполнять лишние бланки и предъявлять документы, хотя последние он наверняка подготовил на всякий случай.

Номер они поделили без объяснений. Габриэль занял ту кровать, которая выходила к двери. Ханна же напичкала оружием кровать, чтобы в случае чего, дать огонь из-под прикрытия. Притворяясь, что засыпает, она ещё ожидала проявления скрытых мотиваций у Квестора, но тот вел себя обычно. Из-за плотно закрытого, в целях сохранения специфического запаха оборотней, окна доносился шум дороги и дикий вой мусороуборочной машины. Габриэль ворочался во сне, временами ударяясь ступнями об изножье кровати. Вся конструкция под ним отчаянно скрипела. Это казалось забавным, потому что из-за крови лемуров сама Ханна уже давно не двигалась, когда думала о сне. Такой образ жизни негативно сказывался на тонусе мышц, которые следовало разрабатывать каждый день, однако ей не приходилось выбирать и определенные плюсы во временой коме были — закрывая глаза, она всегда оказывалась там же, где и все её дети.

К обеду Фиорентин некоторое время терся щекой о подушку, которую обнимал всю ночь, затем медленно присел и потянулся:

— Доброе утро.

— Тебе тоже.

Двуликий заварил себе кофе и сварганил яичницу. Затем прошел обратно в спальню и открыл один из рюкзаков с оружием. Обращался с ним сноровисто, почти вслепую разобрал и вычистил танфольо. Дело было для него бытовым, это читалось не столько по лицу, сколько в расслабленной позе. Бывший сосед просто сидел и делал, то, что было необходимо, а Ханна пристально наблюдала за ним через проем в двери, гадая, кто бы выиграл, завяжи они драку.