Нф-100: Небо в зеленой воде - Ольга Скубицкая

И тут меня взбудораженную и остервеневшую осенило: 'Я мешаю ему в настоящем, он хочет, чтобы я пробыла здесь как можно дольше. Он специально не научил возвращаться и не вытаскивает отсюда, хочет, чтобы я прожила всю эту жизнь заново и не путалась в двадцать первом веке у него под ногами, чтобы не существовало ограничений, которые я для него олицетворяю'. - Мысли неприятно поразили. Я мечтала расплакаться, и расплакалась бы навзрыд, если бы могла, но тело, поддающееся мне, лежало сейчас обездвиженное в далеком как в пространстве, так и во времени уютном номере гостиницы и не могло помочь выплеснуть все обуявшие меня страх и горечь. В конце концов, я поддалась нахлынувшей истерике.

'Ненавижу его, тварь, сволочь, загнал специально в этот капкан. А я безмозглая идиотка поверила ему, не вынудила отвечать на важные вопросы, да нужно было пистолет ему к виску приставить, но заставить объяснить, как возвращаться обратно'. Тут я вспомнила жуткие поглощающие глаза Даниэля и поняла, что погорячилась - угрожать ему у меня кишка тонка. Поняв, что еще немного, и сойду с ума прямо в теле Я - Элизы, постаралась взять себя в руки.

Веки были плотно сомкнуты, но к тому моменту, когда мое бешенство перешло в стадию тихой апатии, сквозь них стал проникать едва ощутимый свет стеснительного утра.

'Прекрати сейчас же, соберись', - приказала себя я.

По сознанию поплыли смутные картинки. Я - Элиза медленно присоединялась ко мне. Рука провела узнаваемым жестом по воздуху, так будто я спросонья гладила верного пса, уснувшего рядом. Тяжесть второго разума навалилась стопкой кирпичей. Начался еще один бесконечный день бесконечной и невыносимой для Я - Арины жизни, возвратом из которой после всех тщетных попыток могла быть только смерть и, судя по тридцати годам Я - Элизы, смерть не такая уж близкая. Как же катастрофически я тогда ошибалась.

Дни тягуче тянулись за днями, неделя сменялась следующей. Я - Арина стала почти неразличима в Я - Элизе. Думала мыслями Я - Элизы, жила эмоциями Я - Элизы и видела сны Я - Элизы. Давно позабылось, кто я и откуда. Теперь Я - Арина звучала лишь слабым неслышным внутренним голосом Я - Элизы, который проявлялся все реже и реже.

В то время как Я - Арина медленно растворялась, выветриваясь, словно крупинками в небытие, в жизни Я - Элизы происходили неприятные события.

Я больше не видела Тео с того самого разговора у реки. Шла уже вторая неделя нашей разлуки, и я все больше и больше тосковала и впадала в горестное уныние. Он не пришел на наше место в лесу ни через день, ни через три.

Но не только глупые беспочвенные предчувствия мучили меня, проявились почти физические симптомы того, что с моим милым помощником священника случилось что-то неладное. Вот уже несколько дней половина силы будто утекала из меня как песок сквозь сомкнутые пальцы, с каждой секундой делая меня слабее, я все быстрее возвращалась к состоянию, в котором пребывала до встречи с Тео. Власть над предметами исчезла, даже самое легкое перышко из перины лишь едва шевелило щупальце силы, а затем и это перестало получаться. Я по-прежнему погружалась в прошлое с легкостью, но больше не чувствовала себя такой переполненной силой, как после встречи с Тео. Без его половины силы моя становилась слабой, одинокой и почти никчемной.

Терзаемая неведением и беспокойством, я еле дотерпела до воскресной службы в церкви. Каким странным чувством юмора обладает жизнь - раньше я приближалась к широким дверям старого деревянного здания с тоской и осознанием того, что ближайшие два часа проведу за скучнейшим занятием. Зато сегодня я чуть ли не вприпрыжку бежала, подгоняя Марту, которая еле за мной поспевала.

- Элиза, ты, что так серьезно нагрешила, что нуждаешься в срочном исповедании? - пробухтела она за спиной, тяжело дыша и отдуваясь.

- Марта, миленькая, давай поспешим, проповедь уже началась.

Сегодня не удалось вырваться вовремя из дома, несмотря на все мое нетерпение, и поэтому к началу службы мы не успели. Но в храме меня постигло еще большее разочарование, вопреки надеждам, Тео я не увидела, священнику помогал юный мальчуган лет четырнадцати. Меня охватили волнение и страх. Миллион подозрений вперемешку с неприятными предчувствиями заклубились в голове.

'Вдруг он заболел, вдруг ему плохо, и он лежит где-нибудь и умирает. Хотя нет, - тут же перебила я себя, - угрожай ему смерть или изводи его болезнь, я бы уже это почувствовала, будто болею сама. Что же случилось? Где он? Что могло произойти?'

Спросить напрямую было нельзя, это вызвало бы ненужные домыслы и сплетни, даже если бы решилась, доведенная отчаяньем, спросить, было все равно не у кого. Как оказалось, я не знала людей из окружения Тео, даже не представляла, есть ли у него друзья, я слышала лишь, что он сирота, привезенный в страну еще будучи ребенком. Самым разумным казалось задать вопрос священнику, и я собралась после службы исповедаться и аккуратно расспросить про Тео, облекая все в праздное любопытство, но именно в момент, когда окончательно решилась, за спиной чуть правее послышался сдержанный шепот двух женщин. Поняв, о чем идет речь, я вся обратилась в слух.

- ...мальчик еще слишком мал, но падре пришлось в спешке подбирать помощника. Поговаривают, что чтец сбежал неделю назад, боясь возмездия.

- Возмездия???

- Да, на него наслали порчу, и он узнал, кто это. Говорят, он отправился по святым местам, чтобы очиститься. Люди видели, что он едва передвигал ноги и стал лысеть, это в его-то семнадцать лет. Ужасно, не иначе, как тут замешано сильное колдовство.

Женщины еще немного поохали и затихли, когда священник укоризненно обратил на них внимание.

Мои мысли заметались как испуганные насекомые. 'Его околдовали, ему плохо, и он теряет волосы, ему срочно нужна моя помощь. Почему он не пришел ко мне, вместе мы смогли бы его вылечит. Наша сила спасла бы его. Зачем он уехал?'

В это время крохотная часть Я - Арины, не затуманенная любовью, встрепенулась. Что-то не так, что-то не сходится. 'Все это какая-то глупость', - шепнул инстинкт самосохранения.

Внезапно монотонная речь священника изменилась, у алтаря появилось несколько крепких мужчин. Толпа недоумевающе загомонила, привлекая мое рассеянное внимание к проповеди.

- Благочестивые граждане, в наше богобоязненное стадо закралась паршивая овца. Толпа людей ахнула. Все прекрасно знали, что за этим последует и все вместе, и каждый по отдельности испугались как настоящее стадо овец, почуявшее приближение волка.

- Среди нас ведьма! - заорал священник, указывая пальцем в моем направлении.

Я удивленно обернулась, надеясь обнаружить несчастную, на которую он указывает, но люди, стоявшие за мной, быстро расступились в разные стороны. Все взоры устремились ко мне.

- Вдова Верон, вы обвиняетесь в колдовстве. Вам предъявляется обвинение согласно Уголовно-судебному уложению императора Карла V. Вы будете взяты под стражу и подвергнуты судебному разбирательству, - провозгласил угрюмый мужчина, незаметно возникнувший правее алтаря.

Толпа вокруг безмолвствовала, люди боялись даже дышать. Марта испуганно вцепилась в мою руку, но затем отпустила и стала отступать, на глазах ее выступили слезы.

Все это выглядело как глупый страшный сон, я тряхнула головой, пытаясь заставить себя проснуться, но 'сон' становился все реальней и кошмарней с каждой минутой.

- Господи, что вы! Я не ведьма, - попыталась слабо отрицать бьющие наотмашь обвинения.

Окружающие люди жались к шатким стенам душной церкви подальше от меня. Они были не просто напуганы, как в начале, в ожидании приговора, теперь они жутко боялись именно меня.

Ко мне подошли двое вооруженных мужчин и, взяв под руки, грубо вывели на свежий воздух. Священник, меча молнии озверелыми черными глазами, следовал за нами, плюя мне вслед. Я погрузилась в какой-то кокон оцепенения, позволяя уводить себя вглубь города в сторону здания тюрьмы. За спиной послышался гул голосов, и люди позади нестройным хором заорали:

- Ведьма! Ведьма! Ведьма!

Меня на заплетающихся ногах тащили все дальше по улице, и горожане, встречая наше шествие, присоединялись к толпе, вышагивающей следом. Жители города были разными, злыми и добрыми, знакомыми и незнакомыми, но все в один голос поддержали приговор, втайне радуясь, что не оказались на моем месте.

Каждый шаг отдавался пустотой и колкой болью в сердце. Что-то проникало в сознание навязчиво и неотвратимо, что-то, чему я не могла пока дать название, что-то гораздо страшнее понимания происходящего, гораздо страшнее того, что мне предстоит, того, что люди орут 'Ведьма', гораздо страшнее того, чем это мне грозило. Когда мы подошли к устрашающему зданию тюрьмы с металлическими решетками и нестерпимой вонью, пробивавшейся из его недр на улицу, я находилась уже в полуобморочном состоянии. Один из мужчин - стражников остался у входа, а другой, проведя меня по сырому затхлому коридору, втолкнул в тесную коморку так сильно, что я, падая, ударилась головой о камень, лежавший на полу и, потеряла сознание от удара.