Пусть сердце скажет - Розанна Битнер

Был еще один человек, с которым она не успела попрощаться и признаться в своих чувствах. Какие чувства она питала к Итану Темплу? Стоит ли теперь думать об этом? Он уехал и вряд ли вернется. Что делать, приходится мириться с потерями и расставаться с любимыми людьми. Но уж чего Элли ни за что не потеряет, так это свое детище, которое она создала!

— Здравствуй, папа. — Итан вошел в комнату к умирающему отцу. Он не ожидал, что отец так болен. И его белые родственники не удосужились сообщить ему об этом. Отец мог умереть, так и не увидев его перед смертью! — От этой мысли Итан приходил в негодование.

Приезд племянника-индейца шокировал его тетку Клодию и ее мужа Джона Темпла, брата отца.

Тетка Клодия смутилась и, кажется, даже испугалась, увидев его. Она извинилась, что не может устроить его в доме — нет свободной комнаты, и предложила ему ночевать в конюшие. Если бы не отец и его болезнь, он бы сказал своим родственникам все, что он о них думает. Очевидно, в их представлении все индейцы ведут первобытный образ жизни, и ночлег в конюшне его вполне устроит. Был декабрь, дул пронизывающий ветер, а он спал в конюшне. Конечно, ему приходилось ночевать и не в таких условиях: спать на земле и в дождь, и в снег, и в грязь, но ведь это по службе, а здесь у своих родственников…

А Элли? Разве она не оскорбила его в ту ночь, не обидела до глубины души? Она смотрит на него так же, как и его белые родственники.

Уже восемь, месяцев он не видел ее, но все это время думал о ней. О, если бы она позволила ему показать ей все прелести любви, уверен; она полюбила бы его. Но может быть, она именно этого и боялась, потому и бросила ему в лицо эти слова, будто нет ничего хуже и позорнее на свете, чем быть индейцем!

Забыть все! Не думать о ней! Перестать наконец изводить себя мыслями об этой женщине! И все-таки, как велико искушение вернуться в Гатри! Если бы не болезнь отца, он, наверное, так бы и сделал. Но отец был очень плох. Итан не рассказал отцу об инциденте с белыми родственниками. Он, конечно, мог снять комнату в гостинице, но боялся оставить отца в таком тяжелом состоянии хотя бы на несколько минут. Лукас Темпл угасал на глазах: его усохшее тело пожирала злая болезнь — врач назвал ее раком. Сначала отец не узнал его, но потом на его лице появилось подобие улыбки.

— Ты.., вернулся. — пробормотал он.

— Ну, конечно. Я буду с тобой, отец. Лукас протянул Итану руку:

— Ты — хороший сын. Мне следовало остаться там.., с тобой. Но ты был так занят.., увлечен своей работой. Ты.., ты.., не смог бы ухаживать за мной.

— Я постарался бы.., нашел бы возможность… Я не знал, что ты так болен.

Отец печально посмотрел на него:

— Эх, мне бы умереть, как умирают индейцы: уйти с одеялом.., куда-нибудь в пустынное место.., и сидеть в ожидании смерти. Но я родом отсюда, здесь живут мои родственники, а они для меня то же, что для тебя чейены.

Итан пожал руку отца:

— Я наполовину белый, папа. Лукас слабо улыбнулся.

— В душе — только на десять процентов. — Отец закашлялся. Итану стало не по себе от этого страшного свистящего, судорожного кашля. — Пожалуйста, выполни мое желание…

— Да, отец, конечно, все, что хочешь.

— Обязательно навести своих родных в Дакоте.., бабушку, дядю. Ты должен повидаться с ними, рассказать обо мне, что со мной… Боюсь, что твоей бабушке тоже недолго осталось жить. Навести ее, прошу тебя, твоя мать была бы довольна этим!

— Обещаю. Я и сам думал об этом. Мне надо отдохнуть от Оклахомы. Я был там весной во время земельного передела. Правительство отдало на откуп земли индейцев к югу от Спуска Чероки, а летом мне пришлось сопровождать перегонщиков скота вдоль Тропы Большого Ручья. Прости, что не смог приехать раньше. Я не знал, что ты так болен, никто не сообщил мне об этом.

В глазах умирающего мелькнул гнев.

— Ох, уж этот мой братец.., такой набожный, прямо-таки святоша.. Как бы это объяснить.., он считает меня великим грешником и до сих пор не может простить мне, что я женился на твоей матери. Он никогда не признавал наш брак законным. Может быть, мне не следовало приезжать сюда, но я чувствовал себя так плохо… По крайней мере, Джон и Клодия ухаживают за мной. И на том спасибо.

— Теперь я буду ухаживать за тобой. Пусть Клодия отдохнет!

— Не надо, не мучайся, сынок, уезжай. Тебе, наверно, тяжело находиться здесь. Представляю, как Клодия обращается с тобой. Уж я-то ее хорошо знаю. Итан натянуто улыбнулся.

— Отец, меня этим не удивишь. Я уже привык, что предрассудки сильнее разума. Единственное, чего я не понимаю: как могут люди, считающие себя истинными христианами, вести себя подобным образом? — Он с горечью вспомнил слова Элли.

Лукас тяжело вздохнул. Итану было больно видеть страдания отца. Этот умирающий старик когда-то был высоким, широкоплечим красавцем. Фигурой Итан пошел в отца, его предки были англичане и немцы.

— Расскажи.., расскажи мне о “земельном марафоне”. Это, наверное, захватывающее зрелище! Итан усмехнулся.

— Да, ты прав, это было нечто, — согласился Итан. — Ровно в двенадцать часов солдаты выстрелили из ружей, и тысячи людей, собравшихся у границ территории, сорвались и в едином порыве устремились к обещанным землям пешком, на лошадях и на всевозможных колесных средствах: фургонах, повозках, а кое-кто и на поезде. Это было столпотворение: драки, крики, визг, а порою и перестрелки. — Он с болью подумал о Тоби. — И все из-за претензий на землю. Да, зрелище ужасное, такое не часто увидишь! Маленькое селение, настоящая дыра, Гатри за ночь превратилось в большой город с населением в десять тысяч человек. Представляешь?

Лукас усмехнулся, превозмогая боль.

— Белые способны на все.., могу себе представить… Видеть свободную землю, которую можно ухватить…

Итан вздохнул, выпустил руку отца и откинулся в кресле, которое он поставил рядом с кроватью.

— Да, иногда поражает и даже восхищает их напор, натиск, целеустремленность. Знаешь, там была одна очень молодая пара, брат и сестра, правда, они случайно попали в этот поток, но тоже участвовали в “земельном марафоне”. Чтобы получить земельные участки, они скрыли свой возраст, прибавив пару лет, и выдали себя за мужа и жену. — Он поведал отцу историю Тоби и Элли. Итан чувствовал, что должен выговориться, рассказать все отцу, будто это могло развеять его тоску, облегчить душу. Отец нахмурился, когда Итан закончил свой рассказ.

— Почему-то мне кажется, что ты неравнодушен к этой женщине…

Итан сделал вид, что не обратил внимания на замечание отца:

— Я просто помог ей, она ведь совсем ребенок. Ей, конечно, тяжело. Она осталась одна, я очень волнуюсь за нее.