Все самое важное - Оля Ватова

Нищета поляков в Антоновке достигла своего апогея. Наступил последний этап — либо смерть, либо какое-то волшебное спасение. Для нас с Анджеем таким спасением стало письмо Александра. В то же время мне пришлось стать свидетелем многих случаев трагического исхода. Помню, как накануне нашего отъезда из Антоновки я пошла попрощаться с двумя женщинами из Польши. Обе они жили в одной избе. До сих пор я не могу забыть их, ослабевших, еле сидевших на лавке. Взгляды, обращенные на меня, уже не принадлежали земному миру. Они попросту умирали от голода.

Судьбы этих женщин знаменательны. Старшая из них жила во Львове. Когда в город уже вошли большевики, она собралась ехать в Белосток, где должна была рожать ее единственная дочь. Женщина решила любой ценой добраться туда, чтобы помочь. Но ее задержали как шпионку и отправили в лагерь. После амнистии выслали в Антоновку. Вторая была совсем молоденькой. Перед войной работала на шоколадной фабрике. Она, еврейка, убегала от немцев. Ей удалось пересечь пограничную зону между немцами и Советами. Понятно, что и ее схватили как шпионку. В лагере женщины познакомились и провели там два тяжелейших года. Изнуренные непосильной работой, голодом и болезнями, в Антоновке они решили поселиться вместе. Там, в колхозе, мы не получали абсолютно ничего. Каждый должен был как-то устраиваться сам. Мы распродавали жалкие остатки своих вещей. Этим женщинам продавать было нечего. То, что у них имелось, отобрали во время ареста. И теперь они, одинокие, умирали в Антоновке голодной смертью. Я не могу их забыть. А таких было множество.

Нам нужно было спешить с выездом. Муки оставалось совсем мало, а без хлеба мы не могли двинуться в дорогу. Александр прислал немного денег. Я начала выяснять, кто бы смог довезти нас до ближайшей станции. Но и самая близкая оказалась достаточно далеко от нашего совхоза. Многие отказывались ехать, отговариваясь то снежными заносами, то отсутствием подводы. Наконец это удалось уладить. Из последних двух килограммов муки я испекла хлеб. А из небольшого кусочка теста выпекла инициалы Александра — в подарок ему. Анджей уже вовсю рисовал себе совместную жизнь с отцом исключительно в радужных тонах — теперь все сложится хорошо, он о нас позаботится, он нас накормит.

Выехали мы ранним морозным утром. Я держала в руках узелок с вещами. Самым ценным в узелке был хлеб. На шее у меня висел мешочек с присланными мужем деньгами. Правда, после всех выплат там оставалось только 55 рублей. Казах, с которым мы ехали, вдруг сказал, что довезет нас не до станции, а только до разъезда, где тоже останавливаются поезда. Поскольку я заплатила ему вперед, то про все свои обещания доставить нас прямо на станцию он уже не помнил. В результате мы оказались на каком-то крохотном полустанке перед ветхой халупой, которая здесь считалась вокзалом. Поезда тут проходили очень редко и стояли меньше минуты.

Мы вошли в халупу, где уже находилось несколько жуткого вида бродяг. Посередине халупы стояла маленькая печурка, в которую сгорбленная старушка время от времени подбрасывала поленья. Там мы обнаружили и нечто вроде кассы, но за окошком никого не было. Старушка объяснила, что кассир должен появиться и что ближайший поезд будет около полуночи. Однако окошко кассы так и оставалось пустым. Мы с Анджеем вышли встретить поезд. Думали, что сможем договориться с проводницей и войти в вагон. Однако она нам отказала. Вернулись в халупу. Мы были усталые и замерзшие. Стала осторожно разворачивать хлеб, чтобы покормить Анджея. Бродяги смотрели на нас с пристальным вниманием. Захоти они отнять у нас этот хлеб, некому бы было встать на нашу защиту. Появился кассир. Сказал, что следующий поезд остановится здесь во втором часу ночи, но билеты на него не продаются. Поезд прибыл с часовым опозданием. Снова мы хотели умолить проводницу впустить нас. Но повторился уже известный сценарий. Когда под утро вновь появилась старушка, следившая за печкой, я попросила ее объяснить, каким же способом можно выбраться отсюда. Она посоветовала поговорить с управляющим. Я выждала еще час в надежде, что управляющий уже встал, привел себя в порядок и готов беседовать с посетителями. Затем, оставив Анджея караулить хлеб, пошла искать этого человека. Постучала в указанную мне дверь. Ее открыл еще молодой, довольно здорового вида мужчина. Я рассказала ему нашу историю. О том, что муж вышел из тюрьмы и ждет нас в Алма-Ате. О том, что я была выслана, а теперь мне позволили выехать. О том, что у меня есть при себе 55 рублей и 50 из них я готова заплатить за то, чтобы меня с сыном посадили в поезд. Но без его (управляющего) помощи мы обречены на гибель. Он оказался простым и милым человеком. Я отдала ему деньги, а он обещал ночью прийти за нами. Сказал, чтобы ничего не боялись, что хорошо знает этих бродяг и что кто-нибудь из них нам даже поможет. И главное — я должна быть уверена, что мы уедем.

Я вернулась в халупу. Впереди был еще целый день. Хлеб потихоньку уменьшался, а кроме него, из еды у нас больше ничего не было. Периодически до нас доносился резкий запах советского одеколона. За неимением другой выпивки наши соседи употребляли его.

Наконец наступили ранние зимние сумерки. Грядущая ночь воспринималась с тревогой. Я ждала управляющего. Придет или нет? Пришел! Появился около полуночи. Подхватил наши вещи, взял за руку Анджея, кивнул бродяге, и мы пошли. Этот бродяга поддерживал меня по дороге, чтобы я не упала на ледяных буграх, и я ему была очень благодарна. Наконец мы добрались до железнодорожных путей. Буквально через секунду подошел поезд. Тут я вспомнила, что, принимая от меня деньги, управляющий сказал, что заплатит тому, кто возьмет нас в поезд. И действительно, быстро переговорив с проводницей, он передал ей деньги. Сначала в вагон впихнули Анджея, потом меня. Наши вещи уже на ходу отдали проводнице. Мы оказались в душном переполненном вагоне. Начали осторожно продвигаться в поисках места, чтобы присесть. Я сказала Анджею: «Теперь все хорошо. Скоро мы увидим папу». И вдруг услышала, что кто-то обращается ко мне по-польски. Обернувшись, я увидела польских военных. Один из них посадил Анджея к себе на колени. Другой сказал, что нам сейчас не о чем волноваться, так как мы находимся под защитой армии генерала Андерса. Сразу стало так непривычно спокойно, радостно. У меня даже перехватило дыхание, а на глаза навернулись слезы. До Алма-Аты было еще два дня и две ночи. И это было удивительно беззаботное время.

В Алма-Ату мы прибыли ночью. Непонятно почему я думала, что Александр будет ждать нас на перроне. Хотя он даже не знал, когда именно мы приезжаем. Тем не менее я, разумеется бесполезно, начала его звать… Еще одна ночь на вокзале. На полу в зале ожидания, где на разложенных газетах люди целыми неделями дожидались поездов. Здесь, где царили грязь, уныние и нищета.