На несколько демонов больше - Ким Харрисон

Она покраснела:

—Просто я хотела сделать это сегодня.

—А!

Я посмотрела на пустое зеркало. Из него, из серой тени, смотрело на меня в ответ мое отражение. Очень хреново все получится, я уже заранее знала.

—  Вино — это носитель для крови вызова, а еще оно смыва­ет соль с зеркала, когда работа будет закончена. — Я обратила взгляд к ведру — теперь мне было ясно, зачем оно здесь. — Соль работает как регулятор, убирает утолщения в линиях, которые ты прочертишь на стекле, и снова возвращает кислотную среду тисовой древесины в нейтральное состояние.

—  Тис токсичен, но не кислотен, — сказала я, и она кивну­ла с извиняющимся видом:

—Но он разъест стекло, если ты покроешь его своей аурой.

Ой-ёй! Это из тех проклятий... Ну лучше не придумаешь.

—Ты прости, что я на тебя гавкнула, — сказала я тихо, гля­нув на нее мельком. — Просто я сама не понимаю, что делаю, а я этого не люблю.

Она улыбнулась и перегнулась ко мне через стол:

—А ты хотела бы знать смысл каждого символа?

Я кивнула, чувствуя, как отпускает меня напряжение. Если уж я буду это делать, то мне действительно нужно знать.

—Это графические представления жестов лей-линейной магии, — сказала она, и рука ее двигалась, будто пела на языке жестов американских индейцев. — Видишь?

Она сложила кулак, прижав большим пальцем согнутый указательный и выгнув руку так, чтобы большой палец указы­вал в потолок.

—Вот первый, — объяснила она и показала на первый сим­вол на лежащей на столе шпаргалке. Это был круг, разделен­ный пополам вертикальной линией. — Положение большого пальца указывается линией, — добавила Кери.

Я посмотрела на рисунок, на свой кулак, повернула руку так, чтобы они совпали. Получилось.

—Вот это второй, — сказала она, показывая знак «о'кей» и выгибая руку так, чтобы тыльная сторона ладони была параллельна полу.

Я повторила этот жест и почувствовала зарождение понимания, когда посмотрела на круг, из которого справа выходили три линии. Большой и указательный палец у меня образовали круг, а остальные три пальца смотрели в сторону как те линии, что выходили из круга справа. Я посмотрела на следующую фигуру — это был круг с горизонтальной линией, и Кери не успела поменять положение пальцев, как я сложила кулак, по­вернув руку так, чтобы большой палец был параллелен полу.

—Верно! — одобрила Кери, сделав тот же жест. — А следующий?

Я подумала, сжав губы и глядя на символ. Он был похож на предыдущий, только с одной стороны торчал палец.

—Указательный? — предположила я.

Кери кивнула, и я выставила палец, заработав улыбку.

—Именно. Попытайся сделать жест мизинцем, и сама почувствуешь, как это неправильно.

Я убрала указательный палец и выставила мизинец. Действительно не то ощущение, и я вернулась к правильному жесту.

—   А этот? — спросила я, глядя на фигуру на последнем ме­сте. Это был круг, так что я понимала, что какой-то палец соприкоснется с большим, но какой?

—   Средний, — предложила Кери, и я сделала этот жест, усмехаясь радостно.

Она откинулась на спинку кресла, продолжая улыбаться.

—Давай теперь посмотрим.

Уже уверенней я повторила все пять жестов, читая их по пентаграмме по часовой стрелке. Не так уж это и трудно.

—   А средняя фигура? — спросила я, глядя на длинную го­ризонтальную линию внизу, из середины которой на равном расстоянии друг от друга выходили вверх три луча. Здесь была моя рука, когда я в прошлый раз обратилась к Миниасу, и, судя по ее виду, концами пальцев я попала в концы лучей.

—   Вот это символ открытой связи, — сказала она, — Как открытая рука. Внутренний круг, касающийся пентаграммы — это наша реальность, а внешний круг — безвременье. Откры­той ладонью ты строишь мост через пропасть между ними. Есть и другой вариант, где между двумя кругами начерчены символы, скрывающие твое местонахождение и личность, но он сложнее.

   Дженкс фыркнул, все еще пытаясь украсть мед с ложки Кери.

—Это уж наверняка, — сказал он. — А нам надо закончить дело до восхода солнца.

Я не стала на него реагировать. У меня было чувство, что я начинаю все это понимать.

—А пентаграмма нужна только для того, чтобы придатьпроклятию структуру, — добавила Кери, разрушая мое хорошее настроение.

Блин, я же и забыла, что это — проклятие. М-да, ничего себе.

Увидев мою гримасу, Кери перегнулась через стол и трону­ла меня за руку.

—Очень маленькое проклятие, — сказала она, и от этой попытки меня утешить стало еще хуже. — Это не зло. Ты воз­мутишь реальность, останется метка, но честно, Рэйчел, это просто мелочь.

Которая поведет к худшему, подумала я, но заставила себя улыбнуться. Кери не обязана мне помогать, и я должна быть благодарнрй.

—О'кей, начинаем с пентаграммы.

Стрекоча крылышками, Дженкс приземлился на стекло, вздрогнул, потом поставил руки на бедра и вгляделся в меня.

—Начинай здесь, — сказал он, отходя в сторону, и просто веди за мной.

Я посмотрела на Кери вопросительно — разрешено ли это? — и она кивнула. Я расправила плечи, потом они снова напряг­лись. Мел в руке почти проскальзывал по зеркалу, как воско­вой карандаш на горячем камне. Я задержала дыхание, ожидая покалывания, сопровождающего прилив силы, но ничего та­кого не произошло.

—Теперь здесь, — сказал Дженкс, подлетая в воздух и опус­каясь в новой точке.

Я соединяла точки, прикусив губу, пока пентаграмма не заняла почти все зеркало. Спина затекла, и я выпрямилась.

—   Спасибо, Дженкс, — сказала я, и он взлетел, густо покраснев.

—   Не за что, — ответил он, опускаясь на плечо Кери.

—   Теперь символы, — подсказала Кери, и я потянулась к верхнему треугольнику — осторожно, чтобы не смазать другие линии. — Не этот! — вскрикнула она раныые, чем я успела опу­стить мел к стеклу, и я вздрогнула. — Левый нижний, — доба­вила она, улыбаясь — чтобы смягчить резкость тона. — Когда чертишь, двигаться надо по часовой стрелке. — Она сложила кулак, глядя в шпаргалку. — Вот этот вот — первый.

Я посмотрела на схему, потом на пентаграмму. Набрав в грудь воздуху, сжала покрепче мел.

—Да рисуй уже, Рэйч, — заныл Дженкс, и я под успокаива­ющий шорох машин по мостовой начертала их все, с каждым следующим символом все более и более уверенно.

—Я бы не смогла лучше, — похвалила Кери, и я откинулась на спинку кресла, шумно выдохнув.

Положив мел, я встряхнула кистью. Всего несколько фи­гур, но рука заметно ныла. Потом я посмотрела на тис, и Кери кивнула:

—   Он должен протравить зеркало, если ты зачерпнешь из линии и дашь ауре впитаться в стекло, — сказала она, и я скривилась.