Полковник Ростов - Анатолий Азольский

Над безмятежным Берлином — чистое голубое небо без единого самолета! Впервые за многие недели и месяцы столица Германии освобождена от сирен воздушной тревоги, от угрюмого шепота дикторов, оповещавших о приближении самолетов, — Берлин на сутки стал мирным довоенным городом, и если б не разрушенные дома и указатели на стенах, направлявшие людей в безопасные места, то еще минута, еще другая — и зазвучит смех, заговорят на берлинском жаргоне уставшие от тревог и волнений девушки и еще не призванные на службу парни — ох, как хорош Берлин в такие светлые чистые июльские дни, с толпой у Тиргартена, с кишмя кишащим людом в Шарлоттенбурге.

Ни янки, ни томми не хотели бомбить Берлин в этот день, 20 июля 1944 года! Не хотели! А как раз под взрывы бомб поднятые по тревоге войска могли бы, внимания и подозрений не вызывая, войти в центр города и взять в кольцо все органы управления Германией, и тогда бы дом № 11–13 по Бендлерштрассе мог стать местом, откуда потекут приказы и распоряжения вермахту и министерствам.

Но войска ждали приказа, и полковник Ростов ждал его, чтоб решить наконец, что делать ему. Крюгель догадался позвонить в танковое училище, телефон-автомат выдал новость: танкисты подняты по тревоге, сейчас они в столовой на обеде. Ростов сплюнул и рассмеялся: когда он был командиром танкового полка, обед после тревоги подавался в машины.

Вновь решили прощупать министерство пропаганды, Ойген вошел в него — и выскочил ошпаренным: в зале на первом этаже шло совещание, Шпеер собрал всех работающих на оборону министров и статс-секретарей, двести человек, не меньше, и оно, совещание, едва не отменилось, поскольку Шпеера к полудню приглашал Фромм на обед и важный разговор. Бунцлов и Ростов долго обдумывали новость, пока Крюгель не вернул обоих к более насущным делам. «Сигареты кончились, — пригрозил он, — а без них ефрейтор не ефрейтор, полковник не полковник…»

Ростов отправился на углубленную разведку, в зал заседаний заглянул со стороны сада, прошел, стараясь не хромать, к бар-буфету, купил несколько пачек американских, как это ни странно, сигарет; Ойген не удивился, доктор Геббельс временами бравировал; Ростов совещание оценил по-своему: два выхода, к каждому приставить по два автоматчика, участников сборища загнать в бункер — с этого и начать захват власти. Правда, совещание вот-вот кончится. Тут встрепенулся Ойген, помчался к шефу, вернулся через десять минут, глаза блуждали.

— Только что звонили из Ставки: покушение на Гитлера, взрыв в бараке Шпеера, подозрение пало на строительную бригаду из организации Тодта.

Барак Шепера (дал пояснение Ойген) это летний павильончик, иногда его называли картографическим. Да и от бомбы ли взрыв? По времени он должен произойти около 13.30., а сейчас нет и часу дня.

— А Гитлер? — Ростов глянул на часы.

— Будто бы жив или пока жив, толком никто не знает, связь со Ставкой оборвалась. Шпеер не в себе, Геббельс на него возложил ответственность за взрыв.

Взрыв все-таки был, Клаус слово сдержал, власть пошатнулась — и Ростов вооружил Крюгеля «вальтером».

От министерства так спешно отъехали, будто там что-то взорвалось. Договорились о связи, высадили Бунцлова, прокатились мимо казарм на Ратеноверштрассе, где царило полное спокойствие и где за красными стенами не подавал признаков жизни батальон «Великая Германия», который обязан арестовать Геббельса. Ни о каком плане «Валькирия» Крюгель не знал и все же понял: плохи дела у заговорщиков! Запел было какую-то солдатскую песню, но спохватился, умолк. Время шло, время уже 13.40, по времени выходило, что даже если сообщенный Геббельсу взрыв — фикция, недоразумение, треск от перегретого солнцем шифера, то настоящий, на Гитлера нацеленный подрыв бомбы уже произошел и в Ставке творится нечто невообразимое. В 15 километрах от Растенбурга — вилла Гиммлера у озера, телефонная связь с фюрером работает безукоризненно, Гиммлеру уже доложили о взрыве, если он произошел; рейхсфюрер СС, под началом своим имевший Имперское управление безопасности и все подчиненные Кальтенбруннеру карательные и охранные подразделения, не мог не принять мер, срочных мер, если по телефону узнал о гибели фюрера. Должности вице-канцлера нет по конституции, кто преемник Адольфа — известно узкому кругу, причем ни один из избранных Гитлером на эту роль заменить собою Гитлера не хочет, слишком опасно, но и оставить государство без единоначальника, без главы его — невозможно, нельзя, кто-то должен принять на себя обязанности канцлера и Верховного главнокомандующего. То есть — либо вермахт, либо сама верхушка партии, либо человек, обладающий в нынешней Германии наибольшей полнотой власти, но в любом случае смерть фюрера означает немедленные действия по нейтрализации последствий, надо срочно взять под охрану все правительственные учреждения Берлина, которые должны функционировать бесперебойно, а поскольку с гибелью фюрера присяга ему теряет смысл и силу, то необходимо…

Необходимо вводить в действие план «Валькирия»!

Кто-то должен, обязан немедленно утвердить свою власть в Берлине! Прежде всего в Берлине! А затем уж расширить ее до передовых линий действующей армии. Но если нет возможности использовать разработанный армией резерва план, то существует же традиционный способ: объявить боевую тревогу по Берлину, привести в повиновение все воинские части и министерства, все подразделения СС, и явным, ощутимым признаком обретения новой властью своих полномочий будет контроль над РСХА, над всей имперской безопасностью.

Уже 14.35 — и никаких следов того, что введено особое положение в столице. «Майбах» в очередной раз проехал по центру, свернул к партийной канцелярии, подался на Принц-Альбрехтштрассе. Тишина! Обычное шевеление людей, от дома № 8, где руководство имперской безопасности, не отлетают мотоциклы с гонцами, в сумках везущие грозные пакеты, на Мазуреналлее то же спокойствие, а ведь препятствовать анархии и брожению можно только господством в эфире и в печати; министерство пропаганды можно брать голыми руками, любой прохожий способен войти в здание, подняться на этаж, где Геббельс, и застрелить идеолога и трибуна, а если прохожий еще подобьет на переворот двух-трех человек с хорошими нервами и пистолетами, то они укокошат кое-кого в студии, сварганят экспромтом какой-нибудь текст с призывом кого-то там расстрелять и проговорят его перед микрофоном. Германия вздрогнет по меньшей мере.

Но такого прохожего в Берлине не нашлось. «Майбах» свернул в Шенеберг, покрутился у главпочтамта на Винтерфельдштрассе, Ростов заглянул туда: полное неведение, а через столичный, более того, имперский узел связи можно пустить сотни внеочередных телеграмм. Время идет — и ни одного самолета в небе, ни одной воинской части на улице; органы управления столицей и периферией работают в неприкосновенности, все пребывает в полной безопасности и не ощущает угроз, да и никто — это уже ясно — не покушается на власть в столице страны, ведущей яростную борьбу за выживание на планете.

Так жив ли Гитлер? Из телефона-автомата позвонили Ойгену, тот подтвердил уже известное: какой-то все-таки взрыв произошел, но Штауффенберг уцелел и летит к Берлину, «Хейнкель» в тринадцать с чем-то поднялся в воздух, будет в Берлине около 16.00.

Надо бы — для полного уяснения — заехать в полицай-президиум, и на Александерплац «майбах» остановился на минутку-другую там, где несколько дней назад Ростов приглашал «голубого ангела» в машину. Стало горько, как только вспомнил девчушку, погибшую в бомбежке, «связницу», по жизненной нужде ставшую артисткой, в тельняшке на исхудалом теле плясала и пиликала на скрипке в метро… Вовремя подъехали к полицай-президиуму, шла смена караула, никто не обращал внимания на Крюгеля, знакомого со всеми шоферами берлинской знати, Крюгель и сообщил: по всем приметам тот, кого Ростов называет Гизи, уже побывал у Хелльдорфа и убыл на Бендлерштрассе.

Туда и покатили, у дома на Ульменштрассе покинули «майбах», подумали; переставили все-таки машину, отогнали ее еще подальше, к Ландверкканалу. В здание вошли через парадный вход центрального портала; «Это — со мной!» — указал на Крюгеля Ростов, пальцем ткнув за спину: за ним возвышалась статная фигура ефрейтора с непробиваемым «Демянским щитом». Ключ от кабинета был получен заранее, на 3-й этаж, где командующий армией резерва и начальник штаба Штауффенберг, поднялись, обозрели коридор и ответвления от него, закрылись. Ростов достал схему, показал Крюгелю, где шкаф телефонной коммутации, печать или пломбу с него можно срывать смело, скоро до них дела никому не будет.

В очередной раз Крюгель обвинил себя в дурости: ну зачем поперся в Целлендорф десять дней назад?

— Хватит! — прикрикнул Ростов. — За дело, ефрейтор! Пятнадцать месяцев назад, в Тунисе, я на ходу прыгнул в мимо проезжавшую машину. И до сих пор не могу покинуть ее.