Руслан и Людмила - Внутренний СССР

Рассказ идет от имени славянской языческой военной “элиты”, лишенной Различения по её злонравию и не способной отличить даже своего жречества от чужого, а не то что жречества от знахарства. Так, например, тот же Плутарх сообщает, что Александр Македонский по завоевании Египта поклонялся египетскому жречеству в Фивах даже с большим усердием, чем своему греческому. Цари, короли, князья, императоры, восседавшие на тронах и со сладострастием принимавшие поклонение толпы, и в глазах жречества, и в глазах знахарства сами оставались толпой, «живущей по преданию и рассуждающей по авторитету». Если авторитет чужого знахарства был выше своего национального, то рассуждали и действовали по Черномору, а не по Финну. Hу а когда голова слетала с плеч, то начиналась истерика:

Коварный, злобный Черномор,Ты, ты всех бед моих виною!

А на самом деле коварство и злоба Черномора ни при чем, ибо он и сам часто:

Клянет жестокий жребий свой,

То есть он сам — порождение библейской концепции управления и вынужден делать свою работу, даже если порой она ему по каким-то причинам и не нравится. Слова Головы: «Рожденный карлой, с бородою», — результат эмоционально-эгрегориального искажения восприятия ею происходящего. Конечно, в жизни все бывает, даже карлики-уроды рождаются, но видения типа — «рожденный карлой с бородою» — совместный плод творения собственного калейдоскопа Головы и некоего эгрегориального воздействия. В действительности же “роковая сила чудесной бороды” — в ростовщичестве — основе библейской концепции.

Существо библейской концепции вкратце выражено в доктрине “Второзакония-Исаии”, доктрине господства над всеми народами методами расовой ростовщической диктатуры:

«Не давай в рост брату твоему (т. е. иудею) ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что возможно отдавать в рост; иноземцу (т. е. не-иудею) отдавай в рост; а брату твоему не отдавай в рост, чтобы господь бог твой (если исходить из существа этих рекомендаций, то — сатана) благословил тебя во всем, что делается руками твоими на земле, в которую ты идешь, чтобы владеть ею…И будешь господствовать над многими народами, а они над тобой господствовать не будут». — Второзаконие, 23:19, 20. «Тогда сыновья иноземцев (т. е. последующие поколения не-иудеев, чьи предки влезли в долги к паразитам-ростовщикам) будут строить стены твои и цари их (в системе образов поэмы — Головы их) будут служить тебе (“Я — еврей королей!” — возражение одного из Ротшильдов на неудачный комплимент в его адрес: “Вы — король евреев!); ибо во гневе моем я поражал тебя, но в благоволении моем буду милостив к тебе. И будут отверсты врата твои, не будут затворяться ни днем, ни ночью, чтобы было приносимо к тебе достояние народов и приводимы были цари их. Ибо народы и царства, которые не захотят служить тебе (проще говоря: обслуживать паразитов), погибнут, и такие народы совершенно истребятся». — Исаия, 60:10–12.

Чтобы стать “витязем удалым” — нужны деньги и немалые. Деньги в рост и под большие проценты любой национальной Голове потому и давали наиновы рот-шильды (красные вывески), чтобы “витязи удалые” всех времен и народов «в кровавых битвах супостата себе равного не зрели».

«Банкирам пришлось разработать стратегию, которая позволяла им быть уверенными, что правительство, которое они ссудили, не аннулирует заем, предоставленный банками правительству.

Международные банкиры постепенно выработали свой план. Он был назван “Политикой силового равновесия”. Это означало, что банкиры ссужали два правительства одновременно, давая себе возможность натравливать одно на другое в качестве средства принуждения одного из них платить долги банкирам. Самым успешным средством обеспечения согласия в условиях платежа была угроза войны: банкир всегда мог пригрозить не выполнившему обязательства правительству войной, как средством принуждения произвести платежи. Это повторное вступление во владение государством будет почти всегда срабатывать, так как глава правительства, беспокоящийся о сохранении своего кресла, будет согласен на первоначальные условия займа и продолжит выплаты.

Ключевым же моментом здесь являлась соразмерность государств: чтобы ни одна страна не оказалась бы столь сильна, что военная угроза со стороны слабейшего соседа будет недостаточна для принуждения к платежам.»

Это выдержки из книги американского политолога Ральфа Эпперсона “Невидимая рука” (Введение во взгляд на историю как на заговор). Автор изучал проблему, которую мы здесь затронули, более 20 лет. Впервые книга вышла в США в 1985 г., и за семь лет (к 1992 г.) была тринадцать раз переиздана, что довольно много для общества, лениво глядящего в телевизор. Если в западной цитадели мафии бритоголовых лишь к концу ХХ в. рассмотрели “невидимую руку” Черномора, то, как видно из поэмы, бесовский заговор горбатого урода для простоватого правительства России был оглашен еще в начале XIX в.

Я был всегда немного прост,Хотя высок; а сей несчастный,Имея самый глупый рост,Умен как бес — и зол ужасно.

Умен не как человек, а как «бес»! С точки зрения информации о типах психики, данной во Введении, бес — не животное, но и не человек. После того, как выявился демонический строй психики, можно сказать, что бес, с одной стороны, — разновидность демона, а с другой — некая программа, т. е. информационная сущность, не обладающая самосознанием и свободой воли, запечатленная в биополях человека и Земли. В дальнейшем эта тема была развита поэтом в его последней и пожалуй самой символичной (а потому наверное и самой сложной для толкователей пушкинского наследия) поэме “Медный всадник”. В ней все внимание читателя сосредоточено на мучениях потерявшего рассудок Евгения[31] — «ни зверя, ни человека»:

И так он свой несчастный векВлачил, ни зверь, ни человек,Ни то ни се, ни житель светаНи призрак мертвый…

Что касается Головы, то в её рассказе все время идут как бы два смысловых плана. Первый — на уровне эмоций, — мера понимания происходящего со стороны Головы-правительства. Это план сознания. Второй — сам Пушкин, с его мерой понимания происходящих процессов. Это план подсознания. Hа уровне сознания — ЧУДО! Рок! Hа уровне подсознания — представление в образной, поэтической форме о методах управления социальными процессами.

Притом же, знай, к моей беде,В его чудесной бородеТаится сила роковая, (план сознания)И, все на свете презирая, — (план подсознания)Доколе борода цела —Изменник не страшится зла.

«Все на свете презирая…» — это вседозволенность. На нее не имеет права никто, поскольку согласно Корану 6:12: «Бог избрал для самого Себя быть милостивым» и тем самым отказался от вседозволенности.

Столь важная тема не случайно затронута в поэме, поскольку благонамеренная вседозволенность — один из кратчайших путей к сатанизму. И нашим современникам не следует путать слова «вседозволенность» и «произвол», ибо произвол бывает нравственным и безнравственным. Нравственный произвол (закон неписаный, на основе которого и живет народ), введенный в рамки закона писаного, народ принимает; институты управления укрепляются и государство под сенью таких законов благоденствует. Злонравный произвол народ отвергает, государственные структуры управления, основанные в этом случае на писаном законе, разваливаются, в стране наступает хаос.

Не одно тысячелетие продолжается экспансия библейской концепции благодаря вседозволенности “бороды Черномора” — ростовщической кредитно-финансовой системы (обобщенное средство управления четвертого приоритета). Пушкин был один из немногих, кто понимал, что у приверженцев этой концепции есть определенные проблемы в её продвижении в России; особенно в отношении её основополагающего принципа — ростовщичества. На уровне подсознания он различал содержательную сторону откровений, даваемых человечеству через пророков, и рассказов об откровениях, записанных и отредактированных “обладателями писания” (коранический термин, дающий представление о различии между пророками, несущими людям благую весть — по-гречески — Евангелие — и теми, кто непосредственно записывал откровения, редактировал и цензурировал их в преемственности поколений).

С рассказом МоисеяНе соглашу рассказа моего:Он вымыслом хотел пленить еврея,Он важно лгал, — и слушали его.Бог наградил в нем слог и ум покорный,Стал Моисей известный господин,Но я, поверь, историк не придворный,Не нужен мне пророка важный чин!

Это из раннего Пушкина — из “Гавриилиады”, которую многие посчитали за “ошибки молодости”.[32] Но для посвященных в искусство управления социальными процессами, для тех, кто осознанно уклонился от жизнеречения в знахарство — эти “ошибки молодости” были страшным знаком: появился некто, при определенных обстоятельствах способный отличить Откровение, данное Богом людям через пророка, от рассказа об Откровении непричастных; некто — готовый открыть человечеству истинные цели “обладателей писания”, способный продолжить дело, начатое три тысячи лет назад Эхнатоном. Для держателей библейской концепции это был шок, от которого они оправились не сразу, поскольку под угрозой оказалась устойчивость толпо-“элитарной” пирамиды, выстраиваемой ими более трех тысяч лет.