Переводные картинки - Марк Григорьевич Давыдов

твоим, все — существует рядом,

1278. но почему-то это „рядом“ — недоступно…»;

30

1279. …но вот теперь его не покидало чувство,

что он — в преддверьи, что — напал на след

1280. какой-то важной, жизненной разгадки;

1281. все эти дни (когда в «курилке» было пусто)

он обихаживал стеклянные «посланья» —

1282. (без предпочтенья; брал их — наугад…)

1283. смотрел на свет,

вникал, сопоставлял, записывал в тетрадке,

1284. и очень скоро его старанья —

благодаря терпенью, страсти и неожиданной сноровке —

1285. вознаградил желанный результат:

1286. все, кроме одного, поддались расшифровке;

1287. однако молния не расколола тьму:

1288. «посланья» были не к нему,

как он все время почему-то полагал;

1289. ну, что, на самом деле, он узнал?..

1290. фрагменты, сны чужого существа,

иной судьбы невнятная канва —

навряд ли стоили таких его усилий…

1291. но дело — сделалось; они вошли в него

(так капля примеси меняет вещество —

химизм и сумму свойств),

1292. а — сверх того —

1293. не поддавался расшифровке «синий»…

1294. (вот как их навсегда запомнил Крыыл):

№ 1 («зеленый» осколок)

1295. № 1 («зеленый» осколок)

«откуда ж тогда эта тьма при прочтеньи названием: „хронос“

и с белыми точками — теми что тихо звенели

когда мы очнувшись и медленным небом наполнясь

качнулись туда привлеченные звуком свирели

смотри — раздвоился на рокот и хвост изумительной лепки

объявленный полдень бесспорно бессмертного звука

тот ветер затих — но опять на чужом наши ветки

сложились и требуют — о безъязыкости мука!

цвели словари на облепленных негой площадках

под светлой пыльцою — терпение — все постепенно —

но тьма нарастала — сначала в муравчатых складках

в каких-то тревожных — а чем — не понять — неполадках

и темная бабочка села к тебе на колено…»

№ 2 («желтый» осколок)

1296. № 2 («желтый» осколок)

«дабы этот мир веселый

научиться полюбить,

надо в школу,

просто в школу,

в птичью школу поступить!

вот твой класс… умыт росою

стебель каждого цветка,

ждут наглядные пособья —

воздух, дерево, река…

полный курс большого лета

это, в сущности, азы

неба, неги, ветра, света,

неожиданной грозы.

…очень скоро уясняешь

связи следствий и причин;

если осень — улетаешь,

если пойман — замолкаешь

(или же — не улетаешь,

или же — не замолкаешь,

если — вдруг — тебе назначен

соответствующий чин…),

тучный год сменяет тощий,

день — светло, а ночь — темно…

помнишь — проще,

любишь — проще,

и летаешь заодно…»

№ 3 («розовый» осколок)

1297. № 3 («розовый» осколок)

«давай, хоть на день, но — сбежим…

по берегу реки побродим,

с утра, в разнеженной природе,

в лениво-солнечной свободе —

забудем про устав, режим,

и двум, себе, гулякам праздным,

под небом — тоже небесстрастным! —

все, что угодно разрешим…

что с нами станется потом —

уж так ли важно, в самом деле?

нас слишком долго двигли к цели

под указующим перстом!..

что нам, прогульщикам судьбы,

ее гарцующих уроков —

каких-то ожиданье сроков,

когда так нынче голубы

окрестности… так безотчетны

движенья света и воды,

к нам льнущие без порицанья…

а все расчеты и просчеты

по мере разрастанья ночи

вберут в себя — средь стольких прочих —

для пущей важности мерцанья

сплошные лунные столбы…

ах, если бы…»

№ 4 («бордовый» осколок)

1298. № 4 («бордовый» осколок)

«эта невидимая птица

все повторялась тоже и то же

остановиться остановиться

не исчезайте восплывшие лица

так больше длиться не может

что происходит в горячем воскинутом синем

дрогнув качнувшись всеми чертами тая

что вы творите с покинутым как я просил вас

не удержать — о Господи — улетает…

ведь только я плакучая пряная бездна

с темным букетом копимаго сладких отдатий

губ ли слагавших все что так бессмертно исчезло

спим ли под липой под летней забытой»

№ 5 («дымчатый» осколок)

1299. № 5 («дымчатый» осколок)

«. . . . . . . . . . . там,

в их еще ничем не омрачаемом начале,

когда курсивная сияла позолота

и жизнь заучивалась наизусть!

. . . . . . . . . . .

когда раскиданный в сверкающих границах

как бы

для дальнозоркого полета

(а то вдруг вспыхивавший тут же, на ресницах)

весь мир,

принадлежавший только им — ему и ей

(и, чем неуловимей, тем —