Неукротимая Сюзи - Луиза Башельери

– Но ведь он же находится на борту!

– Называй его «кабестаном», как это делают все остальные.

Первому помощнику капитана Антуану Карро еще не раз придется констатировать, что на корабле бытует множество суеверий и что их необходимо знать, чтобы ненароком не вызвать ненависть моряков.

Эти две женщины, ставшие теперь подругами (ибо дружба может родиться и из общей тайны), вернулись к прежней теме разговора.

– Значит, – сказала Сюзи, – капитан Томас Ракидель – пылкий… кузен зайца.

– Всем об этом известно: он никогда не платит во время заходов в порт!

– Никогда не платит?

– Он не нуждается в шлюхах, потому что находит женщин среди горожанок… Они считают его достаточно привлекательным для того, чтобы бесстыдно предлагать ему себя и отдаваться ему, не требуя за это никакого вознаграждения!

Эти два члена экипажа, от которых постарались бы избавиться, если бы узнали их настоящий пол (а ведь это было единственное, что их объединяло), обменивались откровенностями до раннего утра, сидя в гамаке, который марсовый подвесил в укромном углу трюма – подальше от гамаков других матросов. Сюзи понимала почему.

Когда взошло солнце, на корабле был объявлен аврал: пришло время разобраться с ущербом, причиненным судну штормом.

В корпусе корабля появились течи. Их нужно было срочно устранить, а просочившуюся воду – вычерпать. К счастью, стены трюма, в котором находился пушечный порох, не были повреждены, и порох остался сухим. А вот запасы продовольствия пострадали, и коку пришлось их сортировать. Конопатчики, плотники и матросы, отвечающие за паруса, были завалены работой на много дней вперед. Оставалось только надеяться, что вожделенный испанский галеон подождет, пока все повреждения не будут устранены. Кок пришел в отчаяние: мука, из которой он делал сухари, впитала в себя влагу и собралась в комки, да и просо промокло.

Качество подаваемой экипажу еды ухудшилось. Утром в десять часов кок ставил котел на огонь, чтобы сварить соленое мясо в пресной воде. В то же самое время он варил просо до тех пор, пока оно не становилось похожим на рис. Он снимал жир с мяса и клал его в это просо, а когда оно было готово, раскладывал его по тарелкам. Те, кто принимал пищу в кают-компании, морщились. Среди них лишь Ракидель и врач ели с удовольствием. Священник, поднося ложку ко рту, каждый раз зажимал нос, чтобы не чувствовать запаха такой пищи. Врач опасался, что скоро начнется эпидемия дизентерии, и сокрушался по этому поводу:

– У меня и так полно работы после этой бури! Столько ран! Одному из канониров[70] пробило череп, а один из плотников сильно порезал палец теслом![71]

Первый помощник капитана Антуан Карро не воротил нос от подаваемой пищи, но при этом чувствовал, что его скоро опять стошнит.

После того, что Сюзанне рассказал марсовый Клод (наверное, правильнее было бы сказать «марсовая Клод»), она смотрела на капитана уже с новым интересом. Значит, этот вроде бы не очень общительный мужчина одержал немало побед над женщинами! Если раньше она полагала, что ни в его лице с четкими чертами, ни в его манере одеваться, ни в его манере вести себя нет ничего привлекательного, то теперь она вынуждена была себе признаться, что его взгляд был волнующим, а улыбка – завораживающей.

И этот взгляд из-под опущенных век довольно часто останавливался на первом помощнике капитана – останавливался как бы случайно. Сюзи заметила это. Однако, когда она начинала смотреть на него, пытаясь встретиться с ним взглядом, ей это не удавалось.

Ракидель не хотел выставлять напоказ тот интерес, который он проявлял к своему первому помощнику, и дать ему возможность догадаться о тех вопросах, которые он сам себе задавал. Если его первый помощник бледнел, когда судно приподнималось на очень большой волне или когда до него доносился затхлый запах лежащей на его тарелке еды, капитан предлагал ему выпить большой стакан рома:

– Вам прекрасно известно, мсье, что это самое лучшее из всех лечебных средств и вам станет легче, если вы выпьете стаканчик!

– Я не болен, капитан, – заверял его первый помощник.

Однако как-то раз Сюзанне все же пришлось подчиниться. Ракидель наполнил ее стакан жидкостью цвета меда, от которой исходил жуткий запах.

– Этот напиток изготавливают на островах Карибского моря, – сказал капитан. – Он предназначен для настоящих мужчин, можете мне поверить.

Сюзи, выдающая себя за мужчину, знала, что сейчас не может ограничиться лишь тем, чтобы помочить губы в этом пойле, запах которого вызывал у нее отвращение: ей следовало выпить его так, как пьют… мужчины. Именно так она, задержав дыхание, и поступила. Однако эта жидкость столь сильно обожгла ей горло, что она едва не задохнулась. Она выплюнула ее на пол, закашлялась, поставила стакан на стол и – впервые за все время своего пребывания на судне – перехватила устремленный на нее взгляд капитана. В его глазах плясали веселые огоньки, которые никогда не гасли, когда Сюзи находилась в его поле зрения.

Сюзи стала ненавидеть того, кто был, без всякого сомнения, «хорошим моряком, выдающимся корсаром», но при этом также и «пылким кузеном зайца». Она не забыла о предположении, сделанном женщиной-матросом по имени Клод: «Он догадался, что под мужской одеждой скрывается девица».

Неужели он и в самом деле об этом догадался? Являются ли его скользкие взгляды, хитрая улыбка и двусмысленные высказывания подтверждением того, что она, Сюзи, разоблачена? Почему же он тогда мирится с ее присутствием на борту, если женщинам – как и кроликам – на кораблях никто не рад? Потому что это она снарядила на собственные деньги судно, которым он сейчас командует? Но ведь если бы она этого не сделала, он все равно рано или поздно нашел бы другое судно и другого финансиста. Так как же ей быть? Сюзи решила, что Ракиделю нравится наблюдать за ней и выслеживать ее, и она начала его бояться. Ракидель ведь наверняка двоедушничал и тайком готовил для нее какую-то пакость!

Ее предположение подтвердилось в один прекрасный день, когда во время приема пищи – такой же тошнотворной, как и всегда, – Томас Ракидель насмешливо спросил у своего первого помощника:

– Скажите-ка мне, мсье, когда мы наконец-таки встретим испанца в его водах, вы по-прежнему будете сидеть в своей каюте и читать произведения Гомера?

– А почему вы об этом спрашиваете, мсье?

– Да потому что, как мне кажется, вы в основном только этим и занимаетесь…

– Это замечательные произведения, из которых я узнаю об опасностях, которые меня в настоящее время подстерегают…

– Вы, мсье, боитесь пения сирен?[72]

– Относительно самого себя я не знаю, боюсь ли я их пения, но я, право, не стал бы возражать, если бы вы, следуя примеру Одиссея[73], попросили меня привязать вас к мачте, чтобы вы смогли послушать их пение, не опасаясь при этом, что не выдержите и броситесь к ним в море!

– А сможете ли вы, помощник капитана, завязать стопорный узел?

Во время своего пребывания в усадьбе Клаподьер Сюзи почерпнула из книг немало знаний – в том числе и о том, как моряки завязывают те или иные узлы. Она даже попрактиковалась в этом. Стараясь не выдать своего ликования, она ответила, копируя тон капитана:

– Смогу. Он, кстати, таит в себе опасность: если затянуть его слишком сильно, то потом будет очень трудно его развязать. Если же затянуть его слишком слабо, он может еще больше ослабнуть сам по себе…

– Браво! Каким же образом вы предпочли бы привязать меня к мачте?

– Ну, я, пожалуй, связал бы вам руки китайским узлом… Что касается вашего туловища, то я привязал бы его двойным выбленочным узлом, который усилил бы двумя узлами-удавками на мачте.

– Неплохо придумано, – ухмыльнулся Ракидель, и в его взгляде промелькнул радостный огонек. – Однако мне кажется, что никаких сирен мы не встретим и, следовательно, удовольствия меня связать вам не представится… Даже если сирены иногда и находятся там, где их никак не ожидают увидеть!

Сюзи восприняла эти слова капитана относительно сирен как многозначительный намек. Она гордилась тем, что смогла так эффектно продемонстрировать свои знания по части морских узлов, однако у нее в очередной раз вызвали беспокойство недомолвки капитана.

Этот человек отвратителен! Теперь она была в этом абсолютно уверена.

Она поделилась своими сомнениями с Клод, с которой она теперь общалась регулярно либо в узком коридоре, тянущемся вдоль судна, либо в том углу трюма, в котором марсовый подвесил свой гамак. Это по-прежнему был укромный уголок, скрытый от посторонних взглядов.

– Мне кажется, что ты была права, – сказала Сюзи. – Ракидель заподозрил, кто я такая на самом деле, хоть я и выдаю себя за мужчину.

– Ну, тогда отныне бойся за свое целомудрие, – улыбнулась Клод, показывая свои почерневшие зубы.

– Ты полагаешь, что он может пойти на то, чтобы меня изнасиловать?