Не ешь груши! (СИ) - Колотилина Октавия

— Зарядка всем полезна, зарядка всем нужна! — затянули шкафы, подхлопывая себе дверцами:

От лени и болезни спасает нас она! От хандры и от мороза, И от остеопороза, От холеры, анемии, От волчанки, невралгии. Если тело пропотело — Три калории сгорело. Хочешь ужин заработать? На ступеньках надо топать!

Шкафы то съезжались, то разъезжались, наклонялись в разные стороны, так что посуда внутри металась туда-сюда и ударялась о стенки.

— Эй, вы прекратите танцевать?! — напрасно просила Инга.

— Они только начали, — сообщил шёпотом мойдодыр.

— Слушай, тебе же это всё не нравится? — Инга повернулась к нему. — Почему сам кренделя кривыми ногами выделываешь?

— Иначе не могу — танцы заложены в мою программу, для психологической реабилитации пациентов, — ответил умывальник, помахивая полотенцами.

Будь ты русский или швед, Будь ребёнок или дед, Будь за мир ты во всём мире — Волоки скорее гири! Вшивый, лысый и хромой, Будь ты даже смерть с косой, Мы тебе безмерно рады, Только отжимай снаряды! Нам сегодня всё кошерно — Занимались мы примерно! Можешь ты не есть мацу, Главное — качай мышцу!

В песне ещё были слова, только не все приличные: народная, наверное.

Кордебалет из божьих коровок въехал на ковёр и закружился красным водоворотом, чёрные точки каждой сложились наподобие залихватской улыбки. Из прихожей раздавалось ритмичное топанье — там подпрыгивал холодильник.

Настольные лампы забрались на шкаф, верхние светодиоды погасли. В лучах софитов, большого и маленького, выступали двое танцующих.

— Дурдом! — простонала Инга, наблюдая, как тостер со скакалкой пытаются изобразить влюблённую пару.

Когда песня закончилась, кордебалет окружил мойдодыра и удалился чистить раковину. Снова зажегся свет.

В комнату въехала стеклянная тумба с лекарствами на полочках, повернула квадратную голову к Инге:

— Зарядка отменяется. У меня срочный приказ от Мадам.

— Вечно ты не вовремя, медицинский бот! — Скакалка погрозила хвостом. — Мы почти убедили пациента!

Бот не слушал.

— У вас обнаружено отсутствие вживлённого чипа в лобной кости и правом запястье. Необходима срочная трепанация черепа.

Он звякнул и выпустил восемь манипуляторов с различными насадками — скальпели, острые молоточки, маленькие циркулярные пилы...

— Не надо мне ничего вживлять! — предупредила Инга.

— Чип позволит вам общаться, заказывать товары и услуги, контролировать своё здоровье, — наступал железный садист, — без чипа немыслима жизнь современного человека.

— Но я не хочу!

— Согласно закону номер двести сорок пять от две тысячи тридцать шестого года, данная процедура обязательна. Согласие не требуется.

— Кто-нибудь! Ну в этой автоматической психушке должен же быть хоть один живой человек?!

Перепрыгнув через пыточные орудия, Инга понеслась на кухню и юркнула под мягкое сиденье, прямо на стопку клеёнок — хоть диван обычный.

Сквозь щель она видела, как мечутся туда-сюда роботы. Но вот в столовую вплыл белый шкафчик с цилиндрической головой на длинной суставчатой шее-штативе.

«Рентгеновский аппарат, — поняла Инга. — И тогда они позвали Вия».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Голова поездила туда-сюда на каретке, загудела, открылись шторки-жалюзи.

«Поднимите мне веки», — задохнулась от ужаса несчастная пленница.

Рентгеновский луч метр за метром стал обшаривать комнату. И упёрся в сидение.

«Вий» не издал ни звука. Но со всех сторон к дивану ринулась электронная нечисть — вещи общались через собственную сеть.

Тележка-носилки присела рядом, на неё выволокли Ингу. По рукам-ногам ползли ремни, растягивая на ложе, медицинский бот приготовился резать.

— Помогите! — в отчаянии крикнула она. — Слышите?!

Подъехал автомат-анестезиолог, протянул к лицу прозрачную маску, из которой шёл резкий запах эфира.

— Нет!.. — Сознание уплывало.

Глава 3.

Вдруг маска отлетела в сторону, раздался грохот, ремни ослабли и безвольно соскользнули. Сквозь слёзы Инга увидела длинные худощавые пальцы и засмеялась:

— Это ты!

Она сползла с носилок, пошатнулась — её подхватили тёплые руки. Медицинский бот искрил, рентген не мог двинуться, только напрасно жужжал, анестезиолог валялся на полу и крутил колёсиками.

Но сбоку уже крался телевизор, холодильник угрожающе придвинулся.

— Идём, — углом рта предложил Доктор и рванул мимо жадных металлических лап. Счастливая блондинка бежала следом.

Они пробежали в короткий шлюз, Доктор махнул отвёрткой — и стеклянные створки сомкнулись; изнутри обрушился град звонких ударов, пошли трещины: пробивалась техника. Со всех сторон прянули струи горячего пара, в носу горело от спиртовой вони. Впереди распахнулся проход. Зажмурившись и ухватившись за сюртук Доктора, Инга вылетела на свободу; железная дверь захлопнулась за спиной.

Блондинка сползла на кафельный пол. Над головой мигала табличка: «Вход в красную зону, приготовьтесь к обработке». Значит, эта комната — бокс для заразных?

В обе стороны тянулся бескрайний больничный коридор с множеством одинаковых дверей, табличек, ярких ламп и тошнотворно-голубыми стенами.

— Точно — дурдом, — высказалась Инга.

— Нет, просто — инфекционная больница, — ответил по-хозяйски прислонившийся к косяку галлифреец.

— Спасибо, что выпустил, — спохватилась она. — И какая же это больница?

— Самая большая из всех, которые когда-либо раньше строили на Земле.

— А в окне были такие прелестные коттеджики...

— Экран.

— Ты откуда?

— Из соседней палаты. — Доктор поморщился.

— О! Они, наверное, пытались тебя откормить? И все п е л и?

— Боюсь, теперь туда больше никого не положат. — Он улыбнулся во все зубы.

Инга представила, что Доктор сотворил с мойдодыром — и расхохоталась. Потом вздохнула:

— Ты всё-таки пришёл.

— Просто услышал крики о помощи, — отмахнулся тот.

— А, понятно: знал бы, что это я — спасать не стал. — Инга встала.

— Конечно, смысл тебя спасать, только время тратить.

— Ну, я тогда пойду, — набычилась Инга.

Она поправила халат, громко втянула носом воздух, — и зашагала прочь.

Даже пусть не думает, что буду оглядываться. Не буду. Разве — чуть-чуть...

Позади простирался пустой коридор. Впереди тоже.

Он длился и длился и длился. Навстречу никого не попадалось. По потолку ползали вездесущие божьи коровки, тележки-носилки неслись куда-то, не обращая внимания на человека.

Пол разрезала вдоль жирная жёлтая линия. Справа непреклонные стрелки приказывали идти вперёд, слева они стремились в обратном направлении. Инга шла по правой стороне — никто не стоял над душой, никто не контролировал, но почему-то переступить черту казалось святотатством.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сзади увязался мухомор, со рвением оттирая пятнышки от каблуков, заметные только в инфракрасном спектре. Мы не замечаем, как каждую секунду с нас сыпятся частичка эпителия, мелкий волосок, пылинки; техника регистрирует всё.

Минут через десять в конце забрезжил дневной свет.