Закон Линча - Густав Эмар

Проговорив это, несчастная женщина не могла удержать слез и разразилась рыданиями.

— Будьте мужественны! Жизнь — это долгое испытание. Вы так много страдали, что, может быть, Господь Бог, милосердие Которого не имеет границ, пошлет вам на склоне дней величайшую радость.

— Увы, отец мой! Вы знаете, что ничто не может утешить мать, которая потеряла своего сына. Сын — это ее плоть, ее сердце! Я бегу на пристань при появлении каждого корабля, я расспрашиваю всех прибывающих пассажиров, и всегда ответом мне служит молчание! И все-таки, должна признаться вам, что-то подсказывает мне, что он жив и что я его снова увижу. Это как будто тайное предчувствие, в котором я не могу дать себе отчет. Мне кажется, что если бы мой сын умер, что-нибудь оборвалось бы в моем сердце и я сама давно перестала бы дышать. Эта надежда поддерживает меня и дает мне силы жить.

— Вы истинная мать, сударыня, и я восхищаюсь вами.

— Вы ошибаетесь, отец мой! Я всего лишь бедное существо, очень простое и глубоко несчастное. У меня в сердце одно только чувство, но оно заполняет его целиком — это любовь к моему ребенку. О, если бы мне его увидеть, хотя бы на одну минуту, мне кажется, я умерла бы счастливой! Временами один банкир приглашает меня к себе и передает мне деньги — иногда небольшую сумму, иногда побольше. На мой вопрос, откуда эти деньги и кто мне их посылает, банкир неизменно отвечает, что он сам не знает этого и что неизвестный корреспондент поручает ему выдать деньги мне. И каждый раз, как я получаю эти деньги, я воображаю, что их посылает мне сын, что он думает обо мне, и я бываю счастлива.

— И не сомневайтесь в этом, сударыня, конечно, это сын посылает их вам.

— Не так ли?! — воскликнула женщина вне себя от радости. — Да, я настолько уверена в этом, что не трогаю этих денег, а откладываю их. Все полученные мною суммы лежат у меня нетронутыми в том порядке, как я их получила. Очень часто, когда мне бывает особенно тяжело и я изнемогаю от горя, я вынимаю эти деньги, перекладываю их и разговариваю с ними, — и мне кажется, что мой сын отвечает мне и велит надеяться, что я еще увижу его, и я чувствую, как надежда возвращается ко мне. Я знаю, что должна казаться вам сумасшедшей. Но о ком же еще может говорить мать, как не о своем собственном сыне? О ком может она думать, как не о нем?

Отец Серафим с уважением смотрел на незнакомку. Такое величие и благородство в простой, по-видимому, женщине, удивляло его и умиляло. Он чувствовал, что слезы текут у него по щекам, и не старался скрыть их.

— О, надейтесь, надейтесь! — воскликнул он. — Бог не оставит вас!

— Вы так думаете, отец мой? О, благодарю! Вот вы еще ничего не сообщили мне о моем сыне, а между тем я чувствую, что надежда моя возросла после того, как я излила перед вами свое горе. Это от того, что вы добры, что вы поняли мое горе, ибо и вы сами, без сомнения, немало страдали.

— Увы, сударыня, каждый должен нести свой крест. Счастлив тот, для кого его крест не слишком тяжел.

— Простите мне, мой отец, что я досаждала вам рассказом о моем горе, — произнесла незнакомка, собираясь уходить. — Благодарю вас за ваши добрые слова.

— Мне нечего прощать вам. Но позвольте мне задать вам один вопрос.

— Говорите, отец мой, я слушаю вас.

— Я миссионер. Несколько лет тому назад я был послан в Америку, бескрайние прерии которой я и исходил во всех направлениях. Я многое видел во время своих путешествий и встречал множество людей. Кто знает, может быть, не зная того, я встречался с вашим сыном и могу дать вам сведения, которые вы давно ожидаете.

При этих словах миссионера женщина бросила на него непередаваемый взгляд и положила руку на сердце, чтобы удержать его биение.

— Сударыня, Бог руководит всеми нашими поступками и действиями. Ему угодно было устроить нашу встречу здесь, на берегу. Может быть, я могу подать вам надежду на встречу с сыном. Скажите мне, как его зовут.

— О, мой отец! Неужели возможно, что вы видели моего сына?

— Скажите же мне, как его зовут? — повторил отец Серафим.

— Валентин Гилуа, — прошептала несчастная женщина и почти без чувств опустилась на обрубок дерева, валявшийся на берегу.

— В таком случае, станьте на колени и благодарите Бога! — восторженно воскликнул священник. — Утешьтесь, бедная мать, ваш сын жив!

Это было уже слишком для бедной матери. Она твердо держалась в своем горе, но не перенесла внезапной радости и лишилась чувств.

Отец Серафим бросился к ней и привел ее в себя.

Мы не будем описывать последовавшей за этим сцены.

Через неделю миссионер и мать охотника отплыли в Америку.

Во время плавания отец Серафим рассказывал своей спутнице о важнейших событиях, произошедших в жизни ее сына в течение его долгого отсутствия, о причине его молчания, а также о том, что сын свято хранит воспоминание о матери.

Мадам Гилуа слушала его, сияя от счастья, и беспрестанно заставляла повторять рассказы о своем сыне, которые она готова была слушать без конца.

Наконец они прибыли в Гальвестон.

Миссионер справедливо опасался, что путешествие по прерии будет слишком затруднительным для его спутницы, а потому предложил ей остановиться в этом городе и там ожидать сына. Но она не согласилась на это.

— Нет, — возразила она решительно, — не для того я явилась сюда, чтобы останавливаться. Я хочу провести около сына те немногие дни, которые мне еще осталось прожить. Я достаточно страдала, не видя его, и теперь не хочу пропустить ни одной минуты. Отправимся, отец мой, отвезите меня к сыну.

Перед столь твердо выраженной волей отец Серафим почувствовал себя бессильным, тем более что не считал себя вправе настаивать. Поэтому он постарался насколько возможно облегчить своей спутнице трудности пути.

Итак, они выехали из Гальвестона, направляясь короткими переходами на Дикий Запад.

На рубеже цивилизованной страны отец Серафим взял конвой из Indios Fideles 9, чтобы охранять свою спутницу. Уже десять дней они шли по прерии, когда внезапно встретили Красного Кедра, умиравшего без всякой помощи среди девственного леса.

ГЛАВА ХIII. Возвращение к жизни

Положение Красного Кедра было опасно. Нравственное потрясение, испытанное им от встречи с человеком, которого он незадолго перед тем пытался умертвить, вызвало у него бредовые видения.

Несчастный, терзаемый угрызениями совести, видел себя окруженным тенями своих жертв, вызванными его больным воображением, которые кружились вокруг его изголовья подобно легиону демонов.

Ночь он провел ужасно.

Отец Серафим, Эллен и мать Валентина не покидали его ни на одну секунду и часто бывали вынуждены прибегать к силе, чтобы помешать ему в горячечном бреду разбить себе голову о стволы деревьев.